Факт десятый
Из дневника швейцарского путешественника Томаса Платтера (Thomas Platter, 1574—1628) 1599 года:
«On September 21st after lunch, about two o'clock, I and my party crossed the water, and there in the house with the thatched roof witnessed an excellent performance of the tragedy of the first Emperor Julius Caesar with a cast of some fifteen people; when the play was over, they danced very marvellously and gracefully together as is their wont, two dressed as men and two as women».
«21 сентября, после обеда, около двух часов, я и мои товарищи переплыли реку, и там, в здании с соломенной крышей, смотрели прекрасное исполнение трагедии о первом императоре Юлии Цезаре с участием приблизительно пятнадцати человек. Когда пьеса закончилась, они вместе танцевали весьма удивительно и изящно, согласно их обычаю. Двое оделись как мужчины, а двое — как женщины»77.
«Юлий Цезарь» 1599 годом. Шекспироведам так хочется, чтобы пьеса, упомянутая Платтером, принадлежала великому барду, что для подтверждения этого приводится «весомый» лексический довод: в комедии «Все без своих причуд» («Every man out of his humour»), опубликованной в 1600 году, Бен Джонсон дважды спародировал текст шекспировской трагедии. Ну что ж, давайте сравним.
1а. «Юлий Цезарь», первое фолио, часть третья, страница 121, из речи Марка Антония: «O iudgement! Thou are fled to brutish Beasts, / And men haue lost their Reason» («О молва, ты подражаешь грубым скотам, и люди теряют свой разум»).
1б. «Все без своих причуд», кварто 1600 года, строки 1996 и 1997, из реплики щеголя Клоува (Cloue, Гвоздика): «Then comming to the pretie Animali, as Reason long since is fled to animals you know» («По мере приближения к прелестному животному разум стремится быть похожим на животных, вам известных»).
Как видим, тождество довольно отдаленное. У Шекспира человек глупеет, идя на поводу у толпы. У Джонсона тот же человек звереет от длительного общения с братьями нашими меньшими. В принципе смысл разный. Совпадений слов всего два — разум (reason) и убегать (fled). Выводить отсюда умышленную пародию слишком смело и, главное, бездоказательно. К тому же даже если кто-то из драматургов вдохновился фразой коллеги, то угадать, кто именно, опять же крайне сложно. Претендовать на то вправе и Джонсон, и Шекспир.
Впрочем, второй казус свидетельствует, скорее, в пользу того, что Шекспир прочитал Джонсона раньше, чем Джонсон Шекспира.
«Юлий Цезарь», первое фолио, часть третья, страница 119, восклицание Цезаря: «Et Tu, Brute?» («И ты, Брут?»).
2б. «Все без своих причуд», кварто 1600 года, строка 4029, утверждение шута Карло Буффона: «Et tu, Brute». («И ты, Брут»).
Так шут Буффон (Buffon) отреагировал на требование рыцаря Пунтарволо (Puntarvolo) не открывать дверь констеблю. В науке никто не сомневается, что знаменитую фразу придумал британский гений. Но на каком основании? Реально таковое отсутствует. Между тем стоит обратить внимание на то, что в обоих случаях употреблен латинский язык. А теперь пролистаем трагедию Шекспира и комедию Джонсона. В «Юлии Цезаре» это единственная реплика на латыни. В пьесе «Все без своих причуд» латинских изречений, коротких и длинных, свыше десятка. Мало того, латинская мудрость украшает и титульный лист кварто 1600 года.
Не правда ли, факт любопытный и, пусть косвенно, подкрепляет приоритет Джонсона, а не Шекспира. Кстати, в репертуаре елизаветинских театров имелись иные трагедии о римском диктаторе. Труппа адмирала 8 ноября 1594 года дала в «Розе» премьеру «Цезаря и Помпея», после чего регулярно играла пьесу. В Оксфорде в 1582 году студенты исполнили «Юлия Цезаря», принадлежавшего перу выпускника университета Ричарда Едеса (Edes, 1555—1604), а в 1605-м или 1606-м — «Цезаря и Помпея» собственного производства. Автора при публикации в 1607 году не указали. Между тем творение Едеса, капеллана королевы, с 1597 года декана Уорсистера, на взгляд Фрэнсиса Мереза, одного из «наших лучших в трагедии» («our best for tragedie»), звучало на университетских подмостках на латыни78. Не из нее ли молодой Джонсон — поклонник латинских цитат — заимствовал три слова, ставшие благодаря его прославленному товарищу всемирно известными?!
— Джон Уивер (Weever, 1576—1632) в «Зерцале мучеников» («The Mirror of Martyrs»), посвященном историческому Джону Олдкастлю. Написано оно в 1599 году, издано в 1601-м. Вот интересующие нас строки из четвертой строфы произведения:
«The many-headed multitude were drawne
By Brutus speach, that Casar was ambitious
When eloquent Mark Antonie had showne
His vertues, who but Brutus then was vicious».
«Многоголовая толпа была возбуждена
Речью Брута, что Цезарь был честолюбив.
Когда красноречие Марка Антония показало
Его достоинство, кто, кроме Брута, тогда оказался плох?»
Стихи о выступлениях двух соратников римского полководца после совершенного заговорщиками убийства. Очевидно, впечатление на Уивера произвел спектакль, а не первоисточник — жизнеописания Плутарха, который ораторство двух политиков не описал, а ограничился скупым упоминанием о нем в главах о Цезаре, Бруте и Марке Антонии. Разумеется, ученые поспешили объявить, что поэта вдохновила пьеса нашего героя. Хотя в строчках не содержится и намека на то.
«Юлия Цезаря» позднее, при короле Якове I, когда по-настоящему увлекся римскими древностями и на одном дыхании создал второй античный, исторический цикл. Общепризнано, что «Антоний и Клеопатра», «Кориолан», «Тимон Афинский» вышли из-под его пера после 1606 года. Логично предположить, что и трагедия о великом римском диктаторе увидела свет тогда же и, возможно, самой первой. Между прочим, господин Платтер в дневнике упомянул важную деталь, позволяющую усомниться в общепризнанной версии. Согласно ему, в спектакле участвовало «около пятнадцати актеров». А сколько персонажей значится в шекспировской драме? Свыше тридцати! Неужели швейцарец ошибся, не заметив больше половины артистов?! Или все члены труппы, в том числе и ведущие, сразу играли по две, а кое-кто и по три роли?! А может быть, все-таки путешественник смотрел не «Юлия Цезаря» в «Глобусе», а «Цезаря и Помпея» в театре «Роза», на том же южном берегу Темзы, с той же соломенной крышей?..
Чем привлек прославленного английского драматурга сюжет об убийстве некоронованного императора Рима? Можно не сомневаться, участием в нем близкого родственника диктатора — Марка Юния Брута. Предательство приемным сыном (пасынком) приемного отца (отчима), многолетнего возлюбленного Сервилии, матери Брута, — сквозная тема «Юлия Цезаря». Однако природой того, как измена одерживает верх над семейными узами, Шекспир заинтересовался гораздо раньше обращения к этому эпизоду античной истории. Первым опытом осмысления сего феномена стала трагедия о короле Лире, и, похоже, легендарный британский монарх послужил всего лишь поводом для написания «проблемной» пьесы. Летом или осенью 1605 года Джон Урайт (Wright) напечатал, наконец, «Правдивую хронику истории короля Лира и его трех дочерей», ждавшую публикации с весны 1594 года. Книжка чуть ли не сразу попала в руки Шекспира, который, недолго думая, решил на ее основе сочинить собственную трагедию, правда, не о короле Лире, а о графах Глочестерах, в прочитанном им анонимном произведении отсутствовавших. В итоге мир узнал о том, как побочный сын лорда Глочестера Эдмунд оклеветал сводного, старшего и законнорожденного брата Эдгара, невольного соперника в борьбе за отцовское наследство. А глупая ссора уязвленных самолюбий в королевской фамилии из старой трагедии помогла драматургу выгодно оттенить стоическое смирение перед ударами судьбы главного положительного героя, Эдгара. Пока неудовлетворенные страсти и желания Лира, Гонерильи, Реганы, Корделии (трех дочерей монарха) раздували конфликт, возникший между ними, до всеобщей гражданской войны, а Эдмунд предавал всех подряд (брата, отца, короля, дочерей короля), карабкаясь наверх — к королевской короне, невинно пострадавший Эдгар безропотно сносил череду невзгод под маской безумного отшельника.
Как и положено, автор воздал должное каждому в финале. Кроме двух, все погибли, в том числе раскаявшийся Эдмунд, благородная французская королева Корделия, ввергнувшая родину в хаос гражданской распри, и зачинщик семейной дрязги, по-настоящему сошедший с ума Лир. Выживший дуэт — образцы кротости и миролюбия, Эдгар Глочестер и герцог Альбанский, возглавивший разоренную страну, муж Гонерильи.
«этих недавних затмений Солнца и Луны» («These late Eclipses in the Sun and Moone») и пространной регистрационной отметки в реестре гильдии книгоиздателей. Два затмения подряд — лунное и солнечное — случились 17 (27) сентября и 2 (12) октября 1605 года. Шесть пенсов за издание шекспировской драмы книготорговцы Натаниэль Баттер (Butter) и Джон Басби (Busby) заплатили 26 ноября 1607 года. Они или клерк счел необходимым дополнить стандартную формулировку уточнением об исполнении пьесы перед королем в Уайтхолле на праздник Святого Стефана, то есть 26 декабря 1606 года. Отсюда и проистекает общепринятая локализация датировки — в течение зимы — осени 1606 года.
А теперь давайте ознакомимся с книжным заглавием шекспировского варианта «Короля Лира» 1608 года выпуска: «M. William Shak-speare, his true chronicle historié of the life and death of king Lear and his three daughters. With the vnfortunate life of Edgar, sonne and heire to the Earle of Gloster and his sullen and assumed humor of Tom of Bedlam» («Г[осподина] Уильяма Потрясающего копьем, его правдивая хроника истории о жизни и смерти короля Лира и его трех дочерей. С несчастной жизнью Эдгара, сына и наследника графа Глостера, и его мрачном и притворном подражании Тому из Бедлама»)79.
— на Эдгара Глочестера. Во-вторых, в фамилии автора мы вновь видим дефис. Значит, прежний запрет на подчеркивание, что это — псевдоним, снято. В-третьих, первая часть названия, о короле Лире, за исключением слов «о жизни и смерти», в точности повторяет заголовок протопьесы, обнародованной в 1605 году. Знакомая коллизия, не правда ли? «Укрощение строптивой» и «Вознагражденные усилия любви»! На закате XVI столетия Шекспир не рискнул копировать «титул» с книги предшественника. Что же изменилось в 1608 году? Он придумал, как обойти табу. Достаточно исправить одну букву, и никакие нарекания в чем-либо или путаница «дублеру» более не грозили. У анонима короля зовут Leir, у классика драматургии — Lear. Сюжеты вроде бы аналогичные, но имена у королей — разные. Опираясь на данный факт, с высокой степенью уверенности, можно утверждать, что «Вознагражденные усилия любви» превратились в «Укрощение этой строптивой» тоже около 1608 года...
Как же так, спросит кто-то: основная проблема трагедии — предательство Эдмунда и тем не менее центральная фигура ее — Эдгар? В пользу чего вроде бы наглядно свидетельствует и титульный лист кварто 1608 года. Противоречие лишь кажущееся. Эдгар, не сломленный клеветой и гонениями, — главный герой для публики, тогда как Эдмунд — для самого Шекспира и близких ему людей. Понять данный парадокс помогает другая трагедия великого барда — «Макбет», созданная вслед за «Королем Лиром», не ранее второй половины 1606 года.
В ней также сюжет закручен вокруг темы предательства одного брата другим. Макбет, двоюродный брат короля Шотландии Дункана (их матери родные сестры), убивает родича, чтобы овладеть короной и королевством. Правда, характеры коварных злодеев в обеих пьесах различны. Если Эдмунд — негодяй отпетый, предающий всех по убеждению, то Макбет долго колеблется, мучается угрызениями совести и в конце концов вступает на скользкий путь измены, скорее под влиянием внешних факторов (пророчества ведьм, уговоры жены), чем по собственной воле. Мало того, Шекспир этим не удовлетворился и практически взял на себя роль адвоката храброго шотландского тана, подчинив все события, им описанные, принципу предопределения судьбы. Одно обычное (Макбет станет кавдорским таном, затем королем) и два невероятных предсказания ведьм придали пьесе уникальное звучание. На зрителя, конечно, производили глубокое впечатление вдруг сбывавшиеся абсурдные прогнозы колдуний — выдвижение Бирнамского леса (солдат с ветками) на Дунсинанский холм и существование человека, Макдуфа, не рожденного женщиной (вынутого из материнской утробы посредством кесарева сечения). Автор «Макбета» буквально внушал публике, что в жизни все предрешено Провидением и потому терзаемый сомнениями грешник Макбет — на предательство запрограммированный — заслуживает со стороны общества некоторого снисхождения.
Третий «Иуда» в шекспировском ряду — Марк Юний Брут, политик безупречной репутации, без тени личных амбиций, до самоотречения верный Римской республике и из верности ей изменивший приемному отцу — Гаю Юлию Цезарю, вместе с другими пламенными республиканцами пронзивший диктатора кинжалом. Опять же Шекспир постарался не осудить и заклеймить позором цареубийцу, а вызвать к нему всеобщее сочувствие, в том числе и оживлением эпизода из Плутарха о прорицателе, посулившем Цезарю гибель в мартовские иды. Политику суждено погибнуть. Значит, группа Брута не более чем инструмент в руце Божьей. Шекспир повторно напомнил о воле Провидения. Кому и, главное, зачем?
Складывается ощущение, что наш прославленный гений совершил что-то предосудительное, выражаясь конкретнее — предал кого-то из дорогих ему людей. Тот в отместку порвал с драматургом, который в раскаянии попытался оправдаться и вымолить прощение у пострадавшего единственным доступным отныне способом — со сцены. Начал с Эдмунда Глочестера, сотворив из бастарда классический «идеал» вероломства. Похоже, в расчете на вполне выгодное для себя сравнение с ним, которое, естественно, должна произвести обиженная особа. Когда надежды на эффективность сей меры растаяли, писатель адресовал ей более весомый довод — фатализм. С тем же неутешительным результатом. Очевидно, и новый аргумент — о предательстве вынужденном, под давлением политической ситуации — остался без ответа.
«Макбетом» начал скрупулезно изучать политические портреты Плутарха в знаменитых «Жизнеописаниях», о чем свидетельствует монолог Макбета об одном из шотландских танов Банко. Узурпатор ни с того ни с сего обронил: «My Genius is Rebuk'd, as it is said Mark Anthonies was by Casar» («Мой талант порицают так, как, говорят, порицался Марк Антоний Цезарем»). Речь здесь, разумеется, об Октавиане Цезаре, племяннике убитого Брутом диктатора, сопернике Марка Антония в борьбе за власть над Римом (Гай Юлий Цезарь своего «безрассудного и распутного» помощника почти не журил). Судя по всему, использование древнеримского примера задумывалось заранее, тщательно готовилось и держалось в резерве, как последний решающий довод.
По вышепроцитированной реплике Макбета несложно догадаться, какую из глав «Жизнеописаний» выдающийся трагик штудировал накануне или в момент ее сочинения — о Деметрии и Антонии. Биография Брута раскрывалась в следующей за ней. А о Цезаре Плутарх поведал в одной из предшествующих. Верно, Шекспир в ту пору искал среди государственных мужей Античности кандидатуру, подходящую на роль честного предателя. О чем будет политическая пьеса, драматург уже знал, а вот о ком, еще не определился. Известно, что в реестре гильдии книгоиздателей Эдуард Блаунт зарегистрировал две рукописи — «Перикл, принц Тира» и «Антоний и Клеопатра» — 20 мая 1608 года. Благодаря этому нам легко уточнить временной промежуток, когда на свет появились три творения нашего героя — «Макбет», «Юлий Цезарь», «Антоний и Клеопатра». Приблизительно за полтора года — с лета 1606 по весну 1608 года.
Ранняя дата основывается на третьей сцене первого акта «Макбета». Там ведьмы условились отомстить мужу скуповатой морячки («saylors wife»), который командовал кораблем «Тигр» («Tyger»), направлявшимся в Алеппо. Страстные угрозы включали важную подробность: судну сулили морские мытарства в течение недели, дважды помноженной на девять («wearie seu'nights, nine times nine», «томиться семь ночей девять раз [по] девять»). В итоге вырисовывается цифра 567, совпадающая со сроком путешествия барка «Тигр» и полубарка «Тигренок», правда, не к берегам сирийского Алеппо (туда «Тигр» плавал в 1583 году), а вокруг Африки через Индийский океан к Суматре и далее к Японии. Оно продолжалось с 5 декабря 1604-го по 27 июня 1606 года. Командовал «Тигром» капитан Джон Дэвис (Davis, 1550—1605), участник походов графа Эссекса 1596 и 1597 годов, приятель Уолтера Рэли, затем бороздивший океаны под флагами Ост-Индской компании и погибший в стычке с японскими пиратами в декабре 1605-го...80
Шекспир трудился над своим циклом о предателях весьма энергично. Менее чем за два года пополнил репертуар «слуг» короля четырьмя шедеврами. Четвертый — трагедия о Марке Антонии «Антоний и Клеопатра». Впрочем, нет, не о Марке Антонии. Как и в «Короле Лире», в «Антонии и Клеопатре» центральная фигура пьесы вовсе не та, что красуется на титульном листе. Шекспироведение обнаружило интересный факт. Самуэль Дэньэль в 1607 году в восьмой раз переиздал свою «Клеопатру», впервые внеся в текст существенные коррективы. Среди прочего ввел в действие пять новых персонажей — Дерцета, Диомеда, Галла, Хармиану и Иру, а еще рапорт Дерцета о кончине Марка Антония. Все то же есть и у Шекспира, почему ученые... да, посчитали, что заимствовал у великого барда Дэньэль, а не наоборот. Между тем найти первоисточник вышеперечисленных дополнений легко. Они содержатся в том самом переводе «Антония» с французского языка, сделанном в 1590 году Мэри Пембрук... Сиятельная госпожа и вдохновила на соответствующие описания обоих поэтов, кстати, принадлежавших к ее кругу.
Зато и у леди Пембрук, и у Дэньэля тщетно искать другого важного героя шекспировской драмы — Домиция Энобарба81 в нем, утратившем мужество и силу воли, превратившемся в «бабьего прихвостня», подкаблучника легендарной Клеопатры, бросившем солдат в морской битве при Акциуме (31 год до нашей эры), чтобы нагнать уплывшую подальше от сражающихся судов возлюбленную. Шекспир подробно показал эволюцию предательства Энобарба, целиком подготовленную поведением Марка Антония. Властитель сам шаг за шагом подталкивал боевого товарища к уходу во вражеский лагерь: и упрямством в намерении дать бой на море, и малодушием в том же бою, и наивным желанием вызвать Октавиана Цезаря на дуэль...
Однако, предав, Энобарб быстро раскаялся и вскоре скончался. Шекспир не назвал причину смерти. Очевидно, версия римских историков — от болезни — не удовлетворила его. Ему явно требовалась осознанная измена, а не «в жару, в лихорадке». Драматург хотел объяснить, почему поступок соратника Марка Антония достоин если не оправдания, то понимания. В конце концов, в чем виноват римлянин, ушедший служить к римлянину, признанному главе Рима, от римлянина, ставшего марионеткой египетской царицы, к тому же утратившего и благоразумие, и чувство реальности?
А теперь зададимся вопросом: кто в елизаветинской Англии действовал под стать любовнику Клеопатры? Роберт Девере, граф Эссекс, фаворит Елизаветы I, не стеснявшийся публично оскорблять и сановников королевы, и ее саму, поднявший против государыни спонтанный, сумасбродный мятеж! На него, похоже, и намекал Шекспир тому, к кому обращался с подмостков «Глобуса»? Этот четвертый аргумент выглядел наиболее внушительно: мы с тобой служили патрону, подобно Марку Антонию, выступившему против того, кого поддерживало большинство нации. И тогда резонно спросить: кто из нас больший предатель? Я, покинувший его, или ты, сохранивший ему верность...
Вспомним разговор Уильяма Ламбарда с Елизаветой I о Ричарде II в августе 1601 года. В ответ на восклицание королевы архивариус удивился: «Какая злобная фантазия была придумана и запущена поистине недобрым господином, самым награжденным человеком, кого когда-либо Ваше Величество жаловала» («Such a wicked imagination was determined and attempted by a most unkind gent, the most adorned creature, that ever Your Majestie made»). На что королева посетовала: «Он, что посмел забыть Бога, посмел также забыть своих благодетелей. Эту трагедию сыграли сорок раз публично на улицах и в домах» («He that will forget God, will also forget his benefactors. This tragedy was played 40th times in open streets and houses»)82.
Кого оба имели в виду, можно спорить. «Самым награжденным», безусловно, был Роберт Эссекс. Однако хронику о Ричарде II «придумал» Шекспир. Впрочем, не исключено, что королева с архивистом обсуждали не пьесу, а сравнение, произведенное после ее просмотра. А сравнить мог и неблагодарный фаворит. Так или иначе, но Елизавета I завела речь о предательстве, совершенном Эссексом и близкими графу людьми, среди которых мы обнаруживаем и Шекспира с тем, кто почему-то посчитал барда изменником, причем по отношению не к королеве, а к графу Эссексу. Что и подтверждает аналогия с Домицием Агенобарбом, в очередной раз подкрепленная ссылкой на предопределение. Ведь неслучайно служанки Клеопатры — Ира и Хармиана — уже в первом акте услышали от прорицателя: «Ваши судьбы одинаковы» («Your Fortunes are alike»)83
Увы, но и эта, главная попытка Шекспира самооправдаться не достигла цели. Пример Марка Антония не смягчил сердца неизвестной нам персоны. Что оставалось делать отчаявшемуся драматургу? Наверное, разоблачить неприглядное поведение той самой персоны...
И разоблачение последовало. Откроем трагедию «Кориолан». О чем она? Об отважном римлянине Гае Марций, прозванном Кориоланом за героизм при штурме крепости вольсков Кориола, которую защищала армия во главе с Ауфидием Туллом. Позднее Марций вызвал гнев собственных сограждан и, изгнанный из Рима, нашел приют у... вождя вольсков Ауфидия Тулла. Вдвоем они повели войско на Рим и чуть не покорили город. Родные Кориолана убедили полководца отступить, за что тот и поплатился: люди Тулла принародно убили «предателя».
Сесил, госсекретарь и королевы Елизаветы I, и короля Якова I. Именно ради отстранения Сесила от власти поднял мятеж Роберт Эссекс в феврале 1601 года. Между прочим, Ауфидий — имя вымышленное. Настоящего, исторического Тулла звали Аттий, и настоящий Тулл с Марцием под Кориолой не бился, а воевал с ним в молодости, то есть когда военным лидером не был.
Зачем Шекспир внес обе поправки? Вторую — чтобы политический статус литературного персонажа соответствовал реальному прототипу. Разобраться с первым сложнее. Ауфидий (Aufidius) — не имя, а фамилия римского рода, шесть представителей которого занимали высокий пост консула (один — при республике и пять — в период империи). Иначе говоря — первого министра, каковым и являлся Роберт Сесил с 1598 года, после смерти отца — Уильяма Сесила, лорда Бэрли. Кстати, самое высокое звание в английской иерархии, лорда — главного казначея, Роберту Сесилу король пожаловал в мае 1608 года. Трагедия «Кориолан» писалась примерно тогда же...
— это Роберт Сесил, то кого же олицетворял Гай Марций Кориолан? Его прототип — сторонник Эссекса, близкий друг или родственник Шекспира, враг Сесила при Елизавете I и не враг при Якове I. По какой-то причине он заклеймил Шекспира как предателя, хотя сам поступил немногим лучше. На что великий бард и указал обиженному товарищу со сцены.
Подождите, а с кем Шекспир дружил, и очень крепко? С Генри Уритсли, графом Саутгемптоном! Уж не ему ли мы обязаны появлением пяти великолепных пьес о предательстве? По крайней мере, Саутгемптон вполне подходит под данную выше характеристику. Друг Эссекса, активный участник мятежа 1601 года, приговоренный к казни, замененной пожизненным заключением. Освобожденный Яковом I, граф сразу попал в разряд особо приближенных и к королю, и к королеве, Анне Датской. Роберт Сесил пользовался аналогичными высочайшими милостями. Впрочем, никакого антагонизма между ними, прежними противниками, более не наблюдалось.
77. Cape J. Thomas Platter's travels in England, 1599. London, 1937. P. 166.
78. DNB. 1888. V. 16. P. 364; HD. P. 17, 20; Smith G. Elizabethan critical essays. Oxford, 1904. V. 2. P. 319; Parrott T. The «academie tragedy» of «Caesar and Pompey» // The Modern language review. 1910. V. 5. № 4. P. 435—444.
1885. P. 1; Levy D. The Sky in Early Modern English Literature. New York. London, 2011. P. 29, 30.
—209; 1889. V. 19. P. 77; Hakluytus Posthumus or purchas his pilygrimes. Glasgow, 1905. V. 2. P. 305, 347—366.
81. Grosart A. The complete works in verse and prose of Samuel Daniel. Blackburn, 1885. V. 3. P. 2—22; Luce A. The countess of Pembroke's Antonie. Weimar, 1897. P. 57—118; Norman A. «The tragedie of Cleopatra» and the date of «Antony and Cleopatra» // The Modern Language Review. V. 54. 1959. № 1. P. 1—9.
82. Nichols J. Bibliotheca Topographica Britannica. London, 1780. V. 1. P. 525, 526.
83. Folio I. P (tragedies) 3. P. 341.