Тема 4.
ГЕРОИЧЕСКИЙ ЭПОС ЗРЕЛОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
(«ПЕСНЬ О РОЛАНДЕ» В СИСТЕМЕ ТИПОЛОГИЧЕСКИХ ПРИЗНАКОВ ГЕРОИЧЕСКОГО ЭПОСА)
Стою и шлю, закаменев от взлету,
И сей пожар в груди тому залог,
Что некий Карл тебя услышит, Рог!
М. Цветаева. «Роландов рог»
ПЛАН
1. Отличия эпопеи от романа. Предмет, источник и время повествования в эпопее.
а) Историческая основа героических эпосов. Причины расхождения исторических фактов и образов художественного произведения («Песнь о Роланде»). Проблема наличия-отсутствия прототипов (Карл, Роланд, Оливье, Ганелон).
б) Оппозиция короля и героя в героическом эпосе. Основной конфликт в «Песни о Роланде». Принципы его реализации в художественном мире «Песни...» Характер финала в «Песни...»
в) Антитеза как ведущий композиционный принцип построения «Песни о Роланде». Принцип контраста в организации образной системы «Песни...».
г) Отношения вассала и сеньора как источник противоречий и конфликтов. Три концепции вассальной службы в «Песни о Роланде»
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ПОДГОТОВКИ
1. Западноевропейский эпос проходит два этапа в своем формировании: эпос Раннего Средневековья (Y-X вв.) или архаический, включающий германо-скандинавские «Песни Старшей Эдды», кельтские саги (скелы), англосаксонский эпос «Беовульф»; и эпос Зрелого Средневековья (X-XIII вв.), или героический, включающий французскую «Песнь о Роланде» (список 1170 года), средне- и верхненемецкую «Песнь о Нибелунгах» (список 1200 г.), испанскую «Песнь о Сиде» (написана после 1195г., но не позднее 1207г., известна по списку, составленному около 1207 г., в котором отсутствуют первые три страницы). По типологическим характеристикам к героическим эпосам можно отнести и древнерусский эпос «Слово о полку Игореве».
Героические эпосы формируются в эпоху окончательного крушения родо-племенных отношений, становления раннефеодального христианского государства, основанного на вертикальной зависимости вассала от сеньора. Героический эпос отражает процессы государственной и народной консолидации, становления и действия сеньориально-вассальных отношений, утверждения территориальной целостности государства в определенных границах. Мифологическая фантастика уступает место христианской (особенно в «Песни о Роланде»). Разрабатывается единая крупная эпическая форма в отличие от разрозненных саг и песен. Если сага и песня по типологическим характеристикам близки к малым фольклорным формам эпоса (сказке, балладе, песни, героической элегии), то героический эпос как жанр выступает провозвестником романа.
М. М. Бахтин, указывал на три признака, отличающие героический эпос от романа, связывая их с предметом эпопеи, его отношением к современности (периоду записи эпоса) и исторической правде, а также со степенью выявленности индивидуального авторского начала в создании эпопеи. В работе «Эпос и роман. (О методологии исследования романа)» М. М. Бахтин приводит следующую жанровую характеристику эпопеи: «реальная эпопея есть абсолютно готовая и весьма совершенная жанровая форма, конститутивной чертой которой является отнесение изображаемого ею мира в абсолютное прошлое национальных начал и вершин.»33
«абсолютное прошлое», по терминологии Гете и Шиллера; 2) источником эпопеи служит национальное предание (а не личный опыт и вырастающий на его основе свободный вымысел); 3) эпический мир отделен от современности, то есть от времени певца (автора и его слушателей), «абсолютной эпической дистанцией».34 Выделенные признаки составляют основу для типологической идентификации героического эпоса как классической эпопеи.
2. Всем героическим эпосам, таким образом, свойственны общие черты, позволяющие, во-первых, выявить общие типологические признаки эпопеи как жанра, во-вторых, на фоне типологического сходства определить оригинальные художественные признаки каждой из классической эпопей, в том числе, и выражающие особенности складывающегося менталитета нации. Таким образом, целесообразно «Песнь о Роланде» анализировать в одном контексте с другими эпопеями Зрелого Средневековья, находя интегральные типологические признаки и на их фоне выделяя дифференциальные.
Эпосы народностей, достигших в период Зрелого Средневековья государственной консолидации, дистанцировались от мифологической архаики и перешли к разработке сюжетов, основанных на конкретных исторических фактах. Так, фактическую основу «Песни о Роланде» можно установить по историческим источникам времен Карла Великого, в частности в «Жизнеописании Карла Великого» (ок. 830) франка Эйнхарда, члена Академии императора, упоминается о разгроме арьергарда войска в Ронсенвальском ущелье во время неудачного похода Карла против Сарагосы (778 г.). Эйнхард упоминает Хруотланда макграфа Бретонской марки, павшего в этой битве, в числе прочих именитых франков. «Песнь о Роланде» входит в так называемую «королевскую» группу шансон де жест (sons de geste – песен о деяниях). В учебнике «История зарубежной литературы. Средние века и Возрождение» (М., 1987) выделяются три темы, составляющие основное содержание французского героического эпоса: «1) оборона родины от внешних врагов – мавров (или сарацин), норманнов, саксов и т. д.; 2)верная служба королю, охрана его прав и искоренение изменников; 3) кровавые феодальные распри»35 . «Песнь о Роланде» анализируется как часть королевского цикла, но при этом подчеркивается, что поэма имела европейский резонанс и представляет собой одну из вершин средневековой поэзии.36 «Песни о Сиде» восстанавливается как по героическим романсам и поэме «Родриго», так и по «Хронике двадцати кастильских королей».
Направленность поведения героя в классических эпопеях государственная, а не личная. Сюжетное ядро составляет патриотическая борьба с иноземными и иноверными захватчиками, оборона отечественных границ («Песнь о Роланде») или их расширение (Реконкиста в «Песни о Сиде»). В «Песни о Роланде» патриотический пафос усиливается христианской идеей, которая приобрела особое значение в период записи эпического памятника (Оксфордская рукопись, ок. 1170 г.), совпавший со временем подготовки к Третьему Крестовому походу (1189-1192 гг.).
3. В контексте патриотического пафоса классической эпопеи осмысливается и вассальная верность, интерпретируемая как верность отчеству, государству. Именно так понимает свой вассальный долг перед императором Карлом Роланд. Сид, сохраняя лояльность по отношению к несправедливо изгнавшему его королю Альфонсу YI, в одиночку осуществляет общегосударственное дело Реконкисты, отвоевывая у мавров целую провинцию – Валенсию, а также уничтожает полчища альморавидов, пришедшие из-за моря на выручку к мавританским правителям в Испании.
Эпический король – фигура скорее символичная, чем персонажно определенная, выражающая идею единства и процветания государства. Именно поэтому Сид сохраняет верность даже несовершенному монарху и к нему обращается как к высшей судебной инстанции, как вершителю справедливости и хранителю законности, созывая кортесы и призывая к ответу зятьев, оскорбивших его дочерей. Испанский героический эпос повествует о несправедливости и слабости короля, критически изображает высшую знать, при этом намеренно снижая родовитость самого Сида, выражая таким образом антиаристократические и демократические тенденции.
При этом, «эпический король», отвечая ролевому характеру эпоса, выступает как фигура пассивная, символизирующая единство и процветание страны. Поэтому Карл в «Песни о Роланде» изображается эпическим старцем (посол Марсилия Бланкандрин говорит об императоре: «Король ваш Карл седобород и сед, // Ему, как я слыхал, за двести лет»), облик Карла и его возраст отвечают его центрирующей роли в государстве, возраст Карла равен возрасту державы франков, король – это само отечество. Эпический король как фигура пассивная вступает в сложные отношения с эпическим героем, выражающим народный патриотический идеал. «Эпический герой», напротив, - фигура, действующая, активная, причем, действующая в интересах короля до тех пор, пока вассальный долг перед эпическим королем совпадает с патриотическим долгом перед народом и отечеством. Распределение возможностей и активности действий между эпическим королем и эпическим героем таит потенциальную возможность конфликта, принимая во внимание к тому же своеволие героя, наделенного силой и активностью. В «Песни о Роланде» Ганелон, убеждая Бланкандрина, что Роланд – причина всех войн, которые ведет Карл, вспоминает, как Роланд самовольно занял город Нопль и приказал вымыть испачканную в крови траву, чтобы Карл не узнал о его своеволии, вспоминает и о другом эпизоде, когда только что пробудившемуся Карлу Роланд преподнес румяное яблоко, сказав, что однажды, когда император будет спать, Роланд завоюет для него весь мир и преподнесет при пробуждении как этот румяный плод.
«Песни о Нибелунгах» именно оппозиция короля и героя становится причиной трагической развязки. Причем, Зигфрид лишь назовется вассалом Гунтера, в то время как сам будет не только независимым сеньором, но и королем, однако несоответствие героя роли будет выступать источником его трагической вины, поскольку за Гунтера Зигфрид будет совершать не только военные подвиги, но и свадебные испытания, чтобы добыть Брюнхильду и, таким образом, окажется виновным в обмане, который искупит своей кровью. Интересен эпизод, в котором оба героя заявляют о своем праве на королевский трон: Зигфрид говорит Гунтеру: «Как вы я тоже витязь, и ждет меня корона, // Но доказать мне надо, что я достоин трона // И управлять по праву своей страной могу…», - и грозится далее отнять в поединке у Гунтера все его земли и замки. Гунтер же в ответ настаивает не на праве героя и сильного, а на законном наследственном феодальном праве: « «Ну нет, - ответил Гунтер, Бургундии властитель, - Тем, чем владел так долго и с честью мой родитель, // Вовеки чужеземцу не дам я овладеть, // Иль права зваться рыцарем лишен я буду впредь!» Эпический герой исходит только из своих возможностей, из своей силы, воинской ловкости, преданности Отчизне, в то время как эпический король придерживается буквы закона, положений о феодальном праве.
Оппозиция короля и героя в «Песни о Роланде» не перерастает в открытый конфликт, но именно такой характер принимает в других героических эпосах, особенно в «Песни о Сиде». В «Слове о полку Игореве» активность героя ведет к его своевольному военному походу, трагическому поражению и позорному плену, однако эпический король – киевский князь Святослав – не идет на конфликт с героем, а прощает князю Игорю его своеволие, в котором видит и источник бедствий для Отчизны в целом, поскольку это своеволие в трактовке Святослава выступает уже не эпической чертой, а исторически типологической характеристикой поведения удельного феодала в период феодальной раздробленности.
Необходимо подчеркнуть, что эпический герой, объединяется с другими героями эпоса тем, что он выступает вассалом короля, как и прочие сеньоры, как двенадцать французских пэров в «Песни о Роланде», в этом контексте противоречия короля и героя могут быть проинтерпретированы как оппозиция сеньора и вассала, а сами вассальные отношения, таким образом, выступают источником противоречий и конфликтов.
«Песнь о Роланде» предлагает три варианта вассального служения императору и Отчизне в лице трех героев: Роланда, его друга и соратника Оливье и коварного Ганелона. Роланд свой вассальный долг понимает как долг перед «милой Францией», и даже своевольничая, действует только в интересах Отчизны. Именно у Роланда есть исторический прототип – Хруотланд, макграф Бретонской марки, погибший в арьергарде во время походе Карла 778 г. за Пиренеи. При этом Хруотланд был убит христианами-басками, мстившими Карлу за разорение их древней столицы Пампулены, нападавшие разбежались, отомстить им не удалось (как сообщается в хронике Эйнхарда). Разумный друг Роланда Оливье (само имя выбрано не случайно, соотносясь с названием дерева мудрости – оливы) исторического прототипа не имеет, он являет собой обобщенный образ идеального вассала, мечты каждого императора, который действует строго в рамках служения императору и безоглядно предан только императору. В эпизоде с рогом, когда разумный Оливье требует, чтобы Роланд позвал Карла с основным войском на помощь и сохранил для императора жизнь свою и лучших воинов Франции, а Роланд отказывает, поскольку не хочет навредить своей чести, показаться трусом, очевидна разница предпочтений героев: Оливье исходит исключительно из интересов императора, желая сохранить героев и войско, а Роланд исходит из собственных представлений о чести и воинском долге.
Третий тип вассала явлен в образе Ганелона, также обобщенном, не имеющем исторических прототипов: Ганелон олицетворяет феодальное своеволие, его образ выступает обобщением поведения той части высокородных сеньоров, которые свой вассальный долг перед императором интерпретировали как способ самореализации, то есть, как возможности получить титулы, земли, богатство, большую часть захваченной в военном походе добычи. Интересен эпизод суда над Ганелоном, в котором тот, оправдываясь перед императором, говорит, что бросил при всех Роланду вызов, что и император и двенадцать пэров Франции слышали угрозу отомстить пасынку. Таким образом, Ганелон подчеркивает, что действовал не от лица императора, а как самостоятельный сеньор, желающий отомстить другому сеньору, который подверг его жизнь опасности. Срок вассальной службы исчерпывался сорока днями в году, а в экспозиции «Песни о Роланде» указано, что Карл ведет войну уже семь лет и, что немаловажно, захвачено много земель и добычи, поэтому свой вассальный долг Ганелон выполнил сполна и даже получил достойную награду. Любопытно, что Марсилию Ганелон сначала излагает требования Карла, чем навлекает на себя гнев и едва не лишается головы, таким образом, исполнив вассальный долг посланника императора, а затем начинает действовать от собственного лица, рассказывая Марсилию, как уничтожить Роланда и тем самым остановить все войны, которые ведет Карл, поскольку имератор не сможет воевать без своего героя. Присяжные, выслушав объяснения Ганелона, просят Карла оправдать графа, который еще верно послужит императору, поскольку всегда был хорошим вассалом. Интересно, что на сохранении для императора жизни его вассалов, которые ему еще верно послужат, настаивает и разумный Оливье, когда просит Роланда протрубить в рог и позвать на помощь. Удивительным образом открывается то обстоятельство, что следование только здравому смыслу и целесообразности в конце концов приходит в противоречие с представлениями о чести и о долге перед родиной и может стать оправданием предательства. Это совпадение аргументации выступает объяснением того, почему именно неистовый, горячий Роланд, а не разумный Оливье, становится народным героем, выражением народного патриотического идеала.
об идеальном рыцаре и первых рыцарских романов, Роланда наделили невестой Альдой, о которой он не вспоминает в смертный час, перечисляя военные победы и боевых товарищей и протягивая руку в перчатке (знак вассальной верности) верховному вассалу – Господу Богу. За эту руку в железном доспехе и увлекает его в райские кущи сам архангел Гавриил. Героический идеал, нашедший выражение в образе эпического героя, сопротивлялся превращению в идеал куртуазный, поэтому Роланд умирает как герой эпоса, а не как странствующий рыцарь, с именем Бога и императора, а не Прекрасной Дамы на устах.
В «Песни о Нибелунгах» под влиянием рыцарского романа поведение Зигфрида носит уже индивидуальный характер, он ищет любви и славы как странствующий свободный рыцарь, поэтому и сам эпос в жанровом отношении неоднороден, он ассимилирует некоторые черты рыцарского романа. Причем, апеллирующая к рыцарской культуре «Песнь о Нибелунгах», обращается, как и рыцарский роман к фантастическим образам, восходящим к мифологической архаике, в то время как, в «Песни о Роланде» языческая фантастика абсолютно вытеснена христианской. Вместе с тем, оба этих эпических памятника объединяет гиперболизм, в то время, как в более поздней по происхождению «Песни о Сиде» есть всего лишь один эпизод с явлением архангела, скорей всего, навеянный «Песнью о Роланде», в то время как всему памятнику присуще стремление оставаться в реалистических границах, даже изображая доблесть и силу героя.
4. Героический эпос отражает переход от фольклора к литературе: эпические памятники велики по объему, отличаются стройной и продуманной композицией, единством художественных приемов (забегания вперед, подхватывания, параллелизма и антитезы), что указывает на явную литературную обработку фольклорного эпического материала. В «Песни о Роланде» традиционная эпическая оппозиция короля и героя, двух противопоставленных религий и их адептов, «своих» и «чужих» поддерживается противопоставлением разных типов вассальной верности, императору христианского мира противопоставлен эмир Балигант – отважный воин, седобородый и почитаемый, как Карл Великий. На композиционном уровне каждый элемент композиции распадается на два противопоставленных эпизода: экспозиция показана в лагере Карла Великого и у сарацинского правителя Марсилия, завязка действия – решение о посольстве - дана также в двух вариантах: посольстве от Марсилия и ответном посольстве со стороны Карла, поражение Роланда компенсируется победой Карла, предательство Ганелона находит продолжение в развязке, показывающей суд над предателем и судебный поединок, между тем вторая развязка осуществляется в мире неверных, когда жена Марсилия Брамимонда проклинает своих богов, свергает их с пьедесталов и сама обращается в христианство. Тем не менее, хотя все сюжетные линии в эпосе исчерпаны, финал «Песни о Роланде» открытый: Карлу является архангел Гавриил, призывающий императора вновь снаряжаться в поход против неверных на защиту христианского города. Седой император сетует на жизнь, но должен собираться в поход. Открытый характер финала отвечает основному конфликту «Песни…», изображающей противостояние двух миров: мира христиан и мира неверных. Причем, с типичной для католика интонацией к неверным причисляются все нехристиане: Марсилий чтит Аполлона, Магомета, Терговена, то есть наделен скорее чертами язычника, чем мусульманина, что противоречит исторической правде, но соответствует существу католического миссионерства: важно обратить неверных в христиан, а не уточнять особенности их вероисповедания. Более того, враги равны христианам и по силе, и по воинской доблести и по сноровке, характеризуя вражеского воина, жонглер (или автор эпического памятника), не устает подчеркивать и его доблесть и его смелость, замечая: «Будь он христианин, // Вот был бы воин славный!» Истинная вера лучше любых доспехов бережет воинов-христиан: Роланд с рассеченным черепом, с вытекающим из ушей мозгом, тем не менее, наносит смертельный удар своим боевым рогом сарацину, захотевшему овладеть его мечом, причем, с такой силой, что у того оба глаза врага выпали на землю. Однако, противопоставление двух религий – истинной и ложной – находит выражение в противопоставлении боевых приемов и методах ведения войны. Христиане наносят прямые удары в открытом бою, они честны с противником и держат данное слово, в то время как неверные бьют исподтишка, прибегают к хитрости и обману, собственно с утверждения Роланда, что неверным никогда нельзя доверять и начинается спор о том, как отреагировать на предложение Марсилия о мире.
Бинарный характер основных композиционных эпизодов, разворачивающихся в двух мирах, находит продолжение в бинарных оппозициях, организующих образный строй эпоса. Настолько продуманная образная система и логичная композиция наталкивали на мысль об авторском, а не фольклорном происхождении эпоса. Исследователь и собиратель средневековых памятников Ж. Бедье высказывает мысль, что «Песнь о Роланде» была создана в эпоху Крестовых походов грамотными монахами, странствующими в приграничные с Испанией монастыри. Свою формулу происхождения эпоса Бедье образно выражает так: «В начале была дорога богомольцев». Ученик Бедье Пофиле идет дальше, выдвигая свою формулу: «В начале был поэт». Школе Бедье возражает испанский исследователь эпоса Менендес Пидаль, предлагающий формулу: «В начале была история». Школа Пидаля предпринимает попытки реконструировать протопеснь, в которой отсутствовали эпизоды мести Карла, разумный Оливье, предатель Ганелон и невеста Роланда Альда, как дань более поздней рыцарской эпохе. Американская школа Парри и Лорда, доказывает фольклорное происхождение героических эпосов, исходя из идентичности «формул эпического стиля» в устном народном эпическом творчестве и героических эпосах. 37 Под «формулами эпического стиля» исследователи понимают не только постоянные эпитеты (в «Песни о Роланде» даже язычники – враги франков называют Францию «милой») и повторяющиеся речевые обороты или восклицания (например, боевой клич франков «Аой!» в «Песни о Роланде»), но постоянные формулы в описании оружия, боевых доспехов, коня, подготовки к бою, внешности героя (внешность предателя Ганелона описывается в «Песни о Роланде» с неменьшим восторгом, чем облик самого Роланда). Аналогичной точки зрения придерживаются исследователи немецкого героического эпоса А. Хойслер и К. Лахман, утверждающие, что эпический памятник возникает путем «разбухания», то есть путем обогащения сюжетными эпизодами и подробностями некоторой эпической основы. Тем не менее, Турольдус (Переписчик? Жонглер-исполнитель? Автор?), упоминаемый в конце «Песни о Роланде», и анонимный автор или же шпильман-сказитель «Песни о Нибелунгах» не осознавали своего авторства настолько отчетливо, чтобы на него претендовать, предлагая свою версию известных из устного народного творчества событий, они не придумывали, а интерпретировали, в отличие от исландских скальдов или провансальских трубадуров, заявлявших авторские права на свои творения.
ЭПОС – в Средние века один из литературных жанров, имеющий две основных разновидности: архаическую и героическую. Героический эпос генетически восходил к историческому факту, он соотносим с конкретными историческими источниками и в изображении героев и событий утверждает государственные и патриотические идеалы.
АБСОЛЮТНОЕ ПРОШЛОЕ – «абсолютному прошлому» отнесены события, описываемые в героических эпосах.
АБСОЛЮТНАЯ ЭПИЧЕСКАЯ ДИСТАНЦИЯ – время, отделяющее исполнителей эпоса (жонглеров во Франции, хугларов в Испании, шпильманов в Германии), составителей списков для исполнителей и их слушателей от событий, описанных в эпосе.
ИСТОРИЧЕСКАЯ ИНВЕРСИЯ – принцип переноса современных событий или некоторых бытовых черт и признаков новой эпохи в период «абсолютного эпического прошлого». Например, Илья Муромец в русских былинах может называться «храбрым казаком», но действовует богатырь неизменно в Киеве времен Владимира Красного Солнышка.
«КОРОЛЬ-ГЕРОЙ» - организующая образную систему героического эпоса оппозиция, связанная с необходимостью реализации концепции короля как символа единства и процветания страны, и поэтому фигуры пассивной, и героя, как защитника отчизны, и поэтому фигуры действующей активной. В принципе распределения функций заложены потенциальная возможность конфликта короля и героя, или же своеволия героя – как формы неполной выраженности конфликта.
СЕНЬОР-ВАССАЛ – система отношений взаимообмена, поручительства и взаимной зависимости между феодалами разного социального и имущественного статуса, например, между крупным землевладельцем (сеньором) и мелким (вассалом), получившим от сеньора во владение земельные угодья. За это вассал был обязан был платить сеньору (сюзерену) вассальный долг, выражающийся в верной службе (в первую очередь, военной).
ЗАБЕГАНИЕ ВПЕРЕД – показ эпической перспективы, первоначально, чтобы поддержать интерес у слушателей. Например, Ганелон, в числе прочих пэров Франции, сразу же вводится в повествование через характеристику - «предавший всех».
– замедление или приостановка развития основного действия путем введения вставных эпизодов, например, описание сна Кримхильды в начале «Песни о Нибелунгах».
ПОДХВАТЫВАНИЕ –
ХРОНОТОП - литературоведческий термин, введённый М. М. Бахтиным в работе «Формы времени и хронотопа в романе». Под хронотопом Бахтин понимает «существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений»38 . М. М. Бахтин выделяет несколько типов хронотопов. В общем смысле, хронотоп может быть определен как пространственно-временной континуум (например, в «Песни о Нибелунгах» А. Я. Гуревич выделяет три хронотопа: рыцарскую современность XIII века, локализованную в Вормсе, арахаичекий мир мифа, локализованный в королевстве Брюнхильды, и героический хронотоп времен Великого Переселения народов, локализованный в державе Этцеля. Эти хронотопы взаимопроницаемы, но перемещение между ними без изменения статуса чревато для героя трагическими последствиями, например, Гунтер в королевстве Брюнхильды должен стать могучим героем из мифологической древности, чтобы пройти через свадебные испытаниия и добиться Брюнхильды. Гунтер таким стать не может, поэтому прибегает к обману, за который потом несет неизбежную расплату.
РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
1. Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро. - М., 1975 (БВЛ).
2. Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. – М., 1975. (БВЛ)
УЧЕБНАЯ ЛИТЕРАТУРА:
Основная:
2. Бахтин М. М. Эпос и роман. (О методологии исследования романа) //infolio. Электронная библиотека.
3. Гуревич А. Я. Хронотоп «Песни о Нибелунгах» // Гуревич А. Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. - М., 1990.
4. Жирмунский В. М. Народный героический эпос. Сравнительно-исторические очерки. - М. -Л., 1962.
5. Михайлов А. Д. Французский героический эпос. Вопросы поэтики и стилистики. – М., 1995.
– М., 1986.
7. Смирнов А. А. Кто был автором «Песни о Роланде»?// Смирнов А. А. Из истории западноевропейской литературы. - М. -Л., 1965. - С. 67-76.
8. Хойслер А. Германский героический эпос и сказание о Нибелунгах. - М., 1984.
Дополнительная:
1. Смирнов А. А. Испанский народный эпос и поэма о Сиде // Культура Испании. - М., 1940.
3. Томашевский Н. Б. Героические сказания Франции и Испании.//Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро. - М., 1965. С. 5-24.
4. Практические занятия по зарубежной литературе. - М., 1985. - С. 58-66.
5. Пропп В. Я. Фольклор и действительность. - М., 1973. - С. 16-33.
РАБОТА С ИСТОЧНИКАМИ:
Прочитайте фрагмент из статьи С. Ю. Неклюдова «Типология и история в памятниках героического эпоса» и сделайте вывод о соотношении исторического факта и вымысла в героическом эпосе, особенно относительно принципов взаимодействия исторических прототипов персонажей и их художественного воплощения:
Однако следует напомнить, что эпос — это не несовершенная фиксация исторических событий, не фантастическое описание исторических лиц, не дурной способ хранения информации, а конструирование из исторических воспоминаний своего — эпического — мира, «эпической модели истории» [Путилов 1970, с. 15]. Изображаемым в эпосе «макрособытиям» (например, великим битвам с их триумфальными победами и трагическими поражениями и т. п.) обычно соответствует целая серия локальных событий (скажем, сражений и войн), происходивших на протяжении весьма длительных периодов времени. За обобщенным образом персонажа стоят воспоминания сразу о нескольких деятелях исторического прошлого, им приписывается участие в событиях, к которым они не имели (и исторически не могли иметь) отношения. Так, в образе Карла старофранцузского эпоса, помимо самого Карла Великого, каким-то образом отразились отдельные черты его деда Карла Мартелла и его внука Карла Лысого. Коварный предатель Ганелон (согласно памятнику, отчим героя), по-видимому, восходит к фигуре Санского архиепископа Ганелона, приговоренного Карлом Лысым к казни за измену, но затем прощенного (в наиболее ранних сюжетных версиях он отсутствует). Исторический Реймсский епископ Турпен, соратник героя в «Песне о Роланде» (и псевдоавтор подложной хроники «История Карла Великого и Роланда»), в испанском походе Карла вообще не участвовал [Смирнов 1964, с. 141, 144-146, 147] и т. д.
Примечания в статье:
Путилов 1970 — Путилов Б. О структуре сюжетообразования в былинах и юнацких песнях // Македонски фолклор. Година III. Бпоj 5-6. Скопjе: Институт за фолклор, 1970.
— Смирнов А. Старофранцузский героический эпос и "Песнь о Роланде" // Песнь о Роланде. Старофранцузский героический эпос. Изд. подгот. И. Н. Голенищев-Кутузов, Ю. В. Корнеев, А. А. Смирнов. Г. А. Стратановский. М.; Л.: Наука, 1964.
Неклюдов С. Ю. «Типология и история в памятниках героического эпоса» // (размещена на сайте: «Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика» на персональной странице С. Ю. Неклюдова // ff. irex).
Задание 2.
Прочитайте фрагмент из статьи В. М. Жирмунского «Средневековые литературы как предмет сравнительного литературоведения» и ответьте на следующие вопросы:
1. К какой школе традиционалистов или индивидуалистов относительно происхождения героического эпоса примыкает исследователь?
«формула эпического стиля» и как объясняет происхождение этих формул?
3. Как «формулы эпического стиля» выражают эпическое восприятие действительности?
4. Под влиянием каких факторов сложился поэтический язык эпоса?
Наиболее далеки от современной концепции индивидуального авторства произведения героического эпоса, устного сначала, а в дальнейшем письменного и даже литературно обработанного. Они опираются на длительную, часто многовековую устную традицию, которую можно назвать коллективной - не в смысле романтического понимания коллективности народного творчества, а в смысле тех наблюдений над бытованием традиционной устной поэзии, которыми мы обязаны Гильфердингу и Радлову и их русским и советским последователям, а также Мурко, Менендес Пидалю, в новейшее время американским ученым Парри и Лорду. Эпические певцы являются не только исполнителями, но и создателями или воссоздателями традиционной песни; ее творческое воспроизведение представляет импровизацию в рамках очень стойкой традиции сюжетов и поэтических форм. Существуют певцы более одаренные, чем другие, их имена (как мы видим на примерах среднеазиатского эпоса) могут в течение нескольких десятилетий храниться в памяти потомства, они способны создавать новые произведения, доказательством чего может служить существование обширных циклов, разросшихся по принципу генеалогической циклизации вокруг имени популярного эпического героя. Однако они творят по традиционным образцам в тех же рамках освященных традицией сюжетов и форм, и созданные ими произведения, как правильно говорил Менендес Пидаль, остаются в принципе анонимными. Цитирую его слова: «... Невозможно даже самому выдающемуся исполнителю переработанного текста приписать авторство в современном значении этого понятия, ибо значительная часть стихов его переработки взята из текущего традиционного текста и значительная часть переработанной поэмы принадлежит предыдущим авторам» [21].
Сказание и поэма о Нибелунгах дают нам парадигматический пример многовекового развития устного эпоса. Узловые пункты этого развития, по многочисленным сохранившимся письменным памятникам, в основном правильно реконструировал Андреас Хойслер, хотя он неправильно рассматривал каждый такой узловой пункт не как вариант текучей устно-эпической традиции, а как результат единичного творческого акта певца, в духе современного понимания индивидуального авторства [22].
«Песне о Роланде» мы имеем все основания предполагать, что письменным памятникам и здесь предшествовала достаточно длительная традиция устного творческого исполнения.
Более сложным представляется нам другой вопрос: является ли письменный текст chansons de geste или «Песни о Нибелунгах» простой записью со слов последнего устного исполнителя эпической песни или результатом творческой или литературной обработки какого-нибудь Турольда или Кюренберга? Имена Турольда в «Песне о Роланде» или жонглера Бертоле в «Рауль де Камбрэ» сами по себе еще не гарантируют их авторства в современном смысле. Нам известны теперь многочисленные примеры в устном творчестве среднеазиатских сказителей, когда последний сказитель, от которого записана песня, считая себя «автором» своего варианта, заканчивает его названием своего имени, даже в такой оригинальной форме: «Эту песню сложил Ислам-шаир и записал Мансур Афзалов» [23]. Еще более показательны в этом смысле обязательные авторские концовки в каракалпакском эпосе: здесь сказитель вслед за своим именем называет «семь поколений» своих учителей, заключая эту поэтическую родословную именем первого в ряду сказителей - мудрого певца и прорицателя Супра Жирау, который упоминается в эпосе как певец хана Тохтамыша (конец XIV в.) - своего рода Гомера как праотца «гомеридов» [24].
Более критического отношения требует от нас в этой связи и проблема эпических формул. Наличие их в тексте письменного эпоса восходит в конечном счете к традиции устного исполнения, но само по себе оно еще не доказывает, что самый текст является непосредственным продуктом устного, а не письменного творчества. Традиционные формулы могли и должны были сохраниться как признаки стиля героического эпоса и в условиях письменной, литературной, скажем даже - авторской обработки. Ведь эти признаки стиля героического эпоса были присущи ему как жанру, а средневековая поэзия развивалась в рамках очень строгих жанровых канонов.
Приведем один пример. В своей книге «Сказитель эпоса» ("The Singer of Tales") [25] проф. А. Лорд показывает, путем подчеркивания в тексте эпических формул, что стиль англосаксонской поэмы о Беовульфе является почти целиком устно-поэтическим. ...
Не решает вопроса об устном происхождении текста и указание Жана Ришнера (1955) [26] и Менендеса Пидаля (в его книге о Роланде, 1959) [27] на наличие рукописей одного и того же эпического произведения, различающихся значительными вариантами, в которых эти авторы и ряд их последователей хотели бы видеть прямое отражение вариативности устной эпической традиции. Для доказательства этого положения требуется пристальный филологический анализ характера этих вариантов, устного или письменного, который, как мне кажется, с этой точки зрения еще не проделан. Как известно, особенностью средневековой рукописной традиции является более или менее свободное вмешательство переписчика в авторский текст, делающее переписчика в различной степени соавтором переписываемого произведения: сокращение, расширение, часто завершение оригинала, его стилистическая, а иногда и идеологическая обработка [28]. Такие творческие (а не механические) варианты письменного текста занимают как бы промежуточное положение между варьированием устного исполнителя и теми самостоятельными обработками и переводами классических произведений рыцарского романа, о которых было сказано раньше. Нужны серьезные доказательства, чтобы можно было согласиться с тем, что рукопись С поэмы о Нибелунгах представляет устный вариант текста рукописи В или ее предшественника, а не ее литературную обработку в более куртуазном стиле.
певцов техническими условиями устной импровизации перед аудиторией. «Способ композиции певца, - неоднократно утверждает Лорд, - продиктован необходимостью спешить» ("is dictated by the demands of high speed") [29]. Трудно думать, чтобы это техническое объяснение, при всей своей соблазнившей многих простоте, было адекватно сложности самих фактов. Традиционные формулы эпического повествования и стиля представляются мне особенностями поэтического мышления, в котором типическое и традиционное преобладало над индивидуальным.
Если описания вооружения героя, седлания коня, его скачки и т. д. всякий раз повторяются в одинаковых (в частностях варьированных) формулах (эпических клише), то это происходит потому, что для художественного сознания певца они не дифференцированы от случая к случаю и потому выражаются в одинаковых формах.
Если послу дается подробное поручение и посол затем повторяет его теми же словами, значит, сознание поэта неспособно оторваться от повторяющегося конкретного факта, не в состоянии заменить его абстрактной номинацией (общим понятием), как если бы, при отсутствии местоимений, в качестве заместителей имен, говорящий должен был бы по нескольку раз повторять те же конкретные имена.
Если сам герой или его меч, или стремена, или другие окружающие его предметы, явления природы или люди сопровождаются в эпосе постоянными эпитетами, то это потому, что каждый знаменательный для сказителя и его слушателей предмет имеет одно типическое определение, как бы выражающее его типическую сущность и одновременно (как указывает Веселовский в своей «Истории эпитета»), самое лучшее его качество («epitheton ornans»), желаемый идеал: герой - сильный и смелый, король - мудрый, седовласый (à barbe fleurie), женщина - прекраснокудрая, панцирь - золотой, меч - острый, стремечко - шелковое и т. д. [30].
Параллелизм и повторение, эти древнейшие особенности устного поэтического стиля, создают плавность, замедленность и последовательность развития действия, отражающие восприятие действительности, которое мы называем эпическим».
"Изв. АН СССР. Сер. лит. и языка", 1966, т. XXV, вьп. 2, стр. 116.
22. А. Хойслер. Германский героический эпос и сказание о Нибелунгах, со вступит. статьей В. М. Жирмунского. Изд-во иностр. лит., М., 1960, стр. 41-42.
23. См.: В. Жирмунский. Народный героический эпос, стр. 249-250, 259- 260.
24. К. Аимбетов. Каракалпакские народные сказители. Автореф. докт. дис., 1965, Ташкент.
26. J. Rychner. La chanson de geste. Essai sur l'art épique des joungleurs. Génève, 1955, стр. 26-36. Ср. А. А. Смирнов. Кто был автор "Песни о Роланде". В сб.: "Проблемы сравнительной филологии", М. - Л., "Наука", 1964, стр. 418-425.
27. D. Ramon Menendez Pidal. La Chanson de Roland et la tradition épique des Francs. Paris, 1960, стр. 51-146.
28. Ср. по этому вопросу высказывание: Д. С. Лихачев. Текстология. М. - Л., Изд-во АН СССР, 1962, стр. 20-52.
"Историческая поэтика", 1940, стр. 73-76).
В. М. Жирмунский. Средневековые литературы как предмет сравнительного литературоведения // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. - Т. XXX. Вып. 3. - М., 1971. - С. 185-197. (Текст статьи также можно найти в электронной форме на сайте «Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика» в разделе «Библиотека фольклориста) // ff. irex)
Задание 3.
«Средневековый эпос германских народов» и ответьте на вопросы:
1. Какова историческая основа «Песни о Нибелунгах»? В чем принципиальное отличие соотношения немецкого героического эпоса с историческими фактами, которые легли в его в основу, от французского и испанского героических эпосов?
«Песни о Нибелунгах» подтверждают мысль исследователя о взаимодействии двух смысловых пластов «старого и нового» в «Песни…»? С какими эпохами и культурами можно соотнести «старое» и «новое» в «Песни…»? Кто из персонажей выражает архаическое представление о чести и доблести, а кто куртуазное?
3. Как создается в «Песни о Нибелунгах» эпическая перспектива?
5. Каковы формы трагического в «Песни о Нибелунгах»?
6. В чем состоит особенность течения времени в «Песни…»? Какие отдельные пространственно-временные континуумы (хронотопы) можно выделить в «Песни…»?
«Песни о Нибелунгах» мы вновь встречаемся с героями, известными из эддической поэзии: Зигфрид (Сигурд), Кримхильда (Гудрун), Брюнхильда (Брюнхильд), Гунтер (Гуннар), Этцель (Атли), Хаген (Хёгни). Их поступки и судьбы на протяжении веков владели воображением и скандинавов и немцев. Но сколь различна трактовка одних и тех же персонажей и сюжетов! Сопоставление исландских песен с немецким эпосом показывает, какие большие возможности для самобытной поэтической интерпретации существовали в рамках одной эпической традиции. «Историческое ядро», к которому восходила эта традиция, гибель бургундского королевства в 437 году и смерть гуннского короля Аттилы в 453 году, послужило поводом для появления высоко оригинальных художественных творений. На исландской и на немецкой почве сложились произведения, глубоко несходные между собой как в художественном отношении, так и в оценке и понимании действительности, которую они изображали.
«Песни о нибелунгах» старые и новые пласты и противоречия между ними, не сглаженные в окончательной редакции песни. Но заметны ли были все эти «швы», несообразности и наслоения людям того времени? Нам уже приходилось высказывать сомнение в том, что «поэзия» и «правда» столь же четко противопоставлялись в средние века, как в новое время. Несмотря на то, что подлинные события истории бургундов или гуннов искажены в «Песни о нибелунгах» до неузнаваемости, можно предположить: автор и его читатели воспринимали песнь как историческое повествование, правдиво, в силу своей художественной убедительности, рисующее дела минувших веков.
Каждая эпоха по-своему объясняет историю, исходя из присущего ей понимания общественной причинности. Как рисует прошлое народов и королевств «Песнь о нибелунгах»? Исторические судьбы государств воплощены в истории правящих домов. Бургунды - это, собственно, Гунтер с братьями, и гибель бургундского королевства состоит в истреблении его властителей и их войска. Точно так же гуннская держава целиком сосредоточена в Этцеле. Поэтическое сознание средневековья рисует исторические коллизии в виде столкновения индивидов, поведение которых определено их страстями, отношениями личной верности или кровной вражды, кодексом родовой и личной чести. Но вместе с тем эпопея возводит индивидуальное в ранг исторического. Для того чтобы это стало ясно, достаточно наметить, в самых общих чертах, сюжет «Песни о Нибелунгах».
При дворе бургундских королей появляется прославленный герой Зигфрид нидерландский и влюбляется в их сестру Кримхильду. Сам же король Гунтер желает вступить в брак с исландской королевой Брюнхильдой. Зигфрид берется помочь ему в сватовстве. Но эта помощь связана с обманом: богатырский подвиг, свершение которого является условием успеха сватовства, на самом деле содеял не Гунтер, а Зигфрид, укрывшийся под плащом-невидимкой. Брюнхильда не могла не заметить доблестей Зигфрида, но ее уверяют, что он всего лишь вассал Гунтера, и она горюет из-за мезальянса, в который вступила сестра ее мужа, тем самым ущемив и ее сословную гордость. Спустя годы по настоянию Брюнхильды Гунтер приглашает Зигфрида с Кримхильдой к себе в Вормс, и здесь во время перепалки королев (чей муж доблестнее?) обман раскрывается. Оскорбленная Брюнхильда мстит обидчику Зигфриду, который имел неосторожность отдать своей жене перстень и пояс, снятые им с Брюнхильды. Месть осуществляет вассал Гунтера Хаген. Герой предательски умерщвлен на охоте, а золотой клад, некогда отвоеванный Зигфридом у сказочных нибелунгов, королям удается выманить у Кримхильды, и Хаген скрывает его в водах Рейна. Минуло тринадцать лет. Гуннский властитель Этцель овдовел и ищет новую супругу. До его двора дошел слух о красоте Кримхильды, и он отправляет посольство в Вормс. После долгого сопротивления безутешная вдова Зигфрида соглашается на второй брак для того, чтобы получить средства отмстить за убийство любимого. Еще спустя тринадцать лет она добивается у Этцеля приглашения ее братьев к ним в гости. Несмотря на попытки Хагена предотвратить визит, грозящий стать роковым, бургунды с дружиной отправляются с Рейна на Дунай. (В этой части песни бургунды именуются нибелунгами.) Почти немедля после их прибытия вспыхивает ссора, перерастающая во всеобщую резню, в которой погибают бургундские и гуннские дружины, сын Кримхильды и Этцеля, ближайшие приближенные королей и братья Гуннара. Наконец-то Гуннар и Хаген в руках охваченной жаждой мести королевы; она приказывает обезглавить своего брата, после чего собственными руками умерщвляет Хагена. Старый Хильдебранд, единственный оставшийся в живых дружинник короля Дитриха Бернского, карает Кримхильду. В живых остаются стенающие от горя Этцель и Дитрих. Так завершается «рассказ о гибели нибелунгов».
В нескольких фразах можно пересказать лишь голый костяк фабулы огромной поэмы. Эпически-неторопливое повествование подробно живописует придворные досуги и рыцарские турниры, пиры и войны, сцены сватовства и охоты, путешествия в дальние страны и все другие стороны пышной и утонченной куртуазной жизни. Поэт буквально с чувственной радостью повествует о богатом оружии и драгоценных одеяниях, подарках, которыми правители награждают рыцарей, а хозяева вручают гостям. Все эти статические изображения, несомненно, представляли для средневековой аудитории не меньший интерес, нежели сами драматические события. Битвы также обрисованы во всех деталях, и хотя в них участвуют большие массы воинов, поединки, в которые вступают главные персонажи, даны «крупным планом». В песни постоянно предвосхищается трагический исход. Нередко такие предуказания роковой судьбы всплывают в картинах благополучия и празднеств,— осознание контраста между настоящим и грядущим порождало у читателя чувство напряженного ожидания, несмотря на заведомое знание им фабулы, и цементировало эпопею как художественное целое. Персонажи очерчены с исключительной ясностью, их не спутаешь друг с другом. Разумеется, герой эпического произведения — не характер в современном понимании, не обладатель неповторимых свойств, особой индивидуальной психологии. Эпический герой — тип, воплощение качеств, которые признавались в ту эпоху наиболее существенными или образцовыми. «Песнь о нибелунгах» возникла в обществе существенно ином, чем исландское «народоправство», и подверглась окончательной обработке в то время, когда феодальные отношения в Германии, достигнув расцвета, обнаружили присущие им противоречия, в частности противоречия между аристократической верхушкой и мелким рыцарством. В песни выражены идеалы феодального общества: идеал вассальной верности господину и рыцарского служения даме, идеал властителя, пекущегося о благе подданных и щедро награждающего ленников.
благополучно от одного приключения к другому; они оказываются в ситуациях, в которых следование кодексу рыцарской чести влечет их к гибели. Блеск и радость идут рука об руку со страданием и смертью. Это сознание близости столь противоположных начал, присущее и героическим песням «Эдды», образует лейтмотив «Песни о нибелунгах», в первой же строфе которой обозначена тема: «пиры, забавы, несчастия и горе», равно как и «кровавые распри». Всякая радость завершается горем,— этой мыслью пронизана вся эпопея. Нравственные заповеди поведения, обязательного для благородного воина, подвергаются в песни испытаниям, и не все ее персонажи с честью выдерживают проверку.
В этом отношении показательны фигуры королей, куртуазных и щедрых, но вместе с тем постоянно обнаруживающих свою несостоятельность. Гунтер овладевает Брюнхильдой только с помощью Зигфрида, в сравнении с которым проигрывает и как мужчина, и как воин, и как человек чести. Сцена в королевской опочивальне, когда разгневанная Брюнхильда, вместо того чтобы отдаться жениху, связывает его и подвешивает на гвоздь, естественно, вызывала хохот у аудитории. Во многих ситуациях бургундский король проявляет вероломство и трусость. Мужество пробуждается у Гунтера лишь в конце поэмы. А Этцель? В критический момент его добродетели оборачиваются нерешительностью, граничащей с полным параличом воли. Из зала, где убивают его людей и где только что Хаген зарубил его сына, гуннского короля спасает Дитрих; Этцель доходит дотого, что на коленях молит своего вассала о помощи! Он пребывает в оцепенении вплоть до конца, способный лишь оплакивать неисчислимые жертвы. Среди королей исключение составляет Дитрих Бернский, который пытается играть роль примирителя враждующих клик, но без успеха. Он единственный, помимо Этцеля, остается в живых, и некоторые исследователи видят в этом проблеск надежды, оставляемой поэтом после того, как он нарисовал картину всеобщей гибели; но Дитрих, образец «куртуазной гуманности», остается жить одиноким изгнанником, лишившимся всех друзей и вассалов.
Героический эпос бытовал в Германии при дворах крупных феодалов. Но поэты, его создававшие, опираясь на германские героические предания, по-видимому, принадлежали к мелкому рыцарству (Не исключено, однако, что «Песнь о нибелунгах» написана духовным лицом. …). Этим, в частности, объясняется их страсть к воспеванию княжеской щедрости и к описанию подарков, безудержно расточаемых сеньорами вассалам, друзьям и гостям. Не по этой ли причине поведение верного вассала оказывается в эпопее более близким к идеалу, нежели поведение государя, все более превращающегося в статичную фигуру? Таков маркграф Рюдегер, поставленный перед дилеммой: выступить на стороне друзей или в защиту сеньора, и павший жертвой ленной верности Этцелю. Символом его трагедии, очень внятным для средневекового человека, было то, что маркграф погиб от меча, им же подаренного, отдав перед тем Хагену, бывшему другу, а ныне врагу, свой боевой щит. В Рюдегере воплощены идеальные качества рыцаря, вассала и друга, но при столкновении с суровой действительностью их обладателя ожидает трагическая судьба. Конфликт между требованиями вассальной этики, не принимающей во внимание личных склонностей и чувств участников ленного договора, и моральными принципами дружбы раскрыт в этом эпизоде с большей глубиной, чем где-либо в средневековой германской поэзии.
Хёгни не играет в «Старшей Эдде» главной роли. В «Песни о нибелунгах» Хаген вырастает в фигуру первого плана. Его вражда с Кримхильдой — движущая сила всего повествования. Мрачный, безжалостный, расчетливый Хаген, не колеблясь, идет на вероломное убийство Зигфрида, сражает мечом невинного сына Кримхильды, прилагает все силы для того, чтобы утопить в Рейне капеллана. Вместе с тем Хаген — могучий, непобедимый и бесстрашный воин. Из всех бургундов он один отчетливо понимает смысл приглашения к Этцелю: Кримхильда не оставила мысли об отмщении за Зигфрида и главным своим врагом считает именно его, Хагена. Тем не менее, энергично отговаривая вормсских королей от поездки в гуннскую державу, он прекращает споры, как только один из них упрекает его в трусости. Раз решившись, он проявляет максимум энергии при осуществлении принятого плана. Перед переправой через Рейн вещие жены открывают Хагену, что никто из бургундов не возвратится живым из страны Этцеля. Но, зная судьбу, на которую они обречены, Хаген уничтожает челн — единственное средство переплыть реку, дабы никто не мог отступить. В Хагене, пожалуй, в большей мере, чем в других героях песни, жива старинная германская вера в Судьбу, которую надлежит активно принять. Он не только не уклоняется от столкновения с Кримхильдой, но сознательно его провоцирует. Чего стоит одна лишь сцена, когда Хаген и его сподвижник шпильман Фолькер сидят на скамье и Хаген отказывается встать перед приближающейся королевой, демонстративно поигрывая мечом, который он некогда снял с убитого им Зигфрида.
«сказанья давно минувших дней» автор воздерживается от активного вмешательства в повествование и от оценок), так и тем, что Хаген вряд ли представлялся однозначной фигурой. Он — верный вассал, до конца служащий своим королям. В противоположность Рюдегеру и другим рыцарям, Хаген лишен всякой куртуазности. В нем больше от старогерманского героя, чем от рафинированного рыцаря, знакомого с воспринятыми из Франции утонченными манерами. Мы ничего не знаем о каких-либо его брачных и любовных привязанностях. Между тем служение даме — неотъемлемая черта куртуазности. Хаген как бы олицетворяет прошлое — героическое, но уже преодоленное новой, более сложной культурой.
«Песни о нибелунгах» яснее, чем в германской поэзии Раннего Средневековья. Кажущиеся отдельным исследователям «непереваренными» в контексте немецкой эпопеи фрагменты более ранних произведений (темы борьбы Зигфрида с драконом, отвоевания им клада у нибелунгов, единоборства с Брюнхильдой, вещие сестры, предрекающие гибель бургундов, и т. п.), независимо от сознательного замысла автора, выполняют в ней определенную функцию: они сообщают повествованию архаичность, которая позволяет установить временную дистанцию между современностью и давно минувшими днями. Вероятно, этой цели служили и иные сцены, отмеченные печатью логической несообразности: переправа огромного войска в одной лодке, с которой Хаген управился за день, или схватка сотен и тысяч воинов, происходящая в пиршественном зале Этцеля, или успешное отражение двумя героями атаки целого полчища гуннов. В эпосе, повествующем о прошлом, такие вещи допустимы, ибо в былые времена чудесное оказывалось возможным. Время принесло большие перемены, как бы говорит поэт, и в этом тоже проявляется средневековое чувство истории.
Конечно, это чувство истории весьма своеобразно. Время не течет в эпосе непрерывным потоком,— оно идет как бы толчками. Жизнь скорее покоится, нежели движется. Несмотря на то что песнь охватывает временной промежуток почти в сорок лет, герои не стареют. Но это состояние покоя нарушается действиями героев, и тогда наступает время значимое. По окончании действия время «выключается». «Скачкообразность» присуща и характерам героев. В начале Кримхильда — кроткая девушка, затем — убитая горем вдова, во второй половине песни — охваченная жаждой мести «дьяволица». Эти изменения внешне обусловлены событиями, но психологической мотивировки столь резкого перелома в душевном состоянии Кримхилъды в песни нет. Средневековые люди не представляли себе развития личности. Человеческие типы играют в эпосе роли, заданные им судьбой и той ситуацией, в которую они поставлены.
«Песнь о нибелунгах» явилась результатом переработки материала германских героических песен и сказаний в эпопею широкого масштаба. Эта переработка сопровождалась и приобретениями и потерями. Приобретениями — ибо безымянный автор эпопеи заставил по-новому зазвучать древние предания и сумел необычайно наглядно и красочно (Красочно в буквальном смысле слова: автор охотно и со вкусом дает цветовые характеристики одежд, драгоценностей и оружия героев. Контрасты и сочетания красного, золотого, белого цветов в его описаниях живо напоминают средневековую книжную миниатюру. Поэт и сам как бы имеет ее перед глазами (см. строфу 286).), во всех подробностях развернуть каждую сцену сказаний о Зигфриде и Кримхильде, более лаконично и сжато изложенных в произведениях его предшественников. Потребовались выдающийся талант и большое искусство для того, чтобы песни, насчитывавшие не одно столетие, вновь приобрели актуальность и художественную силу для людей XIII века, которые имели во многом уже совершенно иные вкусы и интересы. Потерями — ибо переход от высокой героики и пафоса непреклонной борьбы с Судьбою, присущих раннему германскому эпосу, вплоть до «воли к смерти», владевшей героем древних песен, к большему элегизму и воспеванию страдания, к сетованиям на горести, которые неизменно сопровождают людские радости, переход, безусловно, незавершенный, но тем не менее вполне явственный, сопровождался утратой эпическим героем былой цельности и монолитности, равно как и известным измельчанием тематики вследствие компромисса между языческой и христиански-рыцарской традициями; «разбухание» старых лапидарных песен в многословную, изобилующую вставными эпизодами эпопею вело к некоторому ослаблению динамизма и напряженности изложения. «Песнь о нибелунгах» родилась из потребностей новой этики и новой эстетики, во многом отошедших от канонов архаического эпоса варварской поры. Формы, в которых выражены здесь представления о человеческой чести и достоинстве, о способах их утверждения, принадлежат феодальной эпохе. Но накал страстей, обуревавших героев эпопеи, острые конфликты, в которых их сталкивает судьба, и поныне не могут не увлекать и не потрясать читателя.
«Средние века и Взрождение http://svr-lit.niv.ru/.
NB! Для успешного выполнения задания обратитесь также к другой работе историка-медиевиста А. Я. Гуревича «Хронотоп «Песни о Нибелунгах» // Гуревич А. Я. Избр. Труды в 2-х т. – М., 1999. Т. 2. Средневековый мир. - М., 1990. С. 431-465; или в монографии А. Я. Гуревич. Средневековый мир: культура безмолствующего большинства. – М., 1990.)
Прочитайте фрагмент из работы Рамона Менендеса Пидаля «Сид Кампеадор» и ответьте на вопросы:
«Песни о Сиде» согласуются с демократическими и антиаристократическими тенденциями, присущими испанскому героическому эпосу?
2. Почему в героическом эпосе о Сиде изображается все же исторически маловероятное расторжение брака дочерей Сида на кортесах, а не переговоры о браке, не увенчавшиеся успехом, а, возможно, закончившиеся скандалом, скорее всего, исторически действительные?
3. Насколько историческая личность Гарсии Ордоньеса соответствует эпическому герою «Песни о Сиде» с таким же именем?
«История Родриго» о дочерях героя даже не упоминает. Зато в старинной «Песни» браку этих дочерей посвящен отдельный сюжет, и к ней нам поневоле придется обращаться то и дело, если мы хотим что-либо узнать о частной жизни Сида.
Но именно в рассказе об этих браках поэма, столь достоверная в своей основе и в главной сюжетной линии, где во всех эпизодах действуют персонажи, которые существовали на самом деле и вели себя приблизительно так, как сказано в поэме, — словно бы откровенно удаляется от подлинной реальности, повествуя, как инфанты Карриона, братья Диего и Фернандо Гонсалесы, женились на дочерях Сида, потом бросили их и были за это опозорены при дворе короля Альфонса. Однако, может быть, этот рассказ не настолько фантастичен, каким кажется: пока что я выяснил, что оба инфанта Карриона, появление которых в поэме историки считают анахронизмом или вымыслом, были реальными лицами и современниками дочерей Сида. …
Какой может быть историческая основа рассказа о происшествии в лесу Корпес?
Рассказ о том, как дочери Сида были брошены в дубовом лесу Корпес, поэт узнал через сорок лет после смерти героя, из местного предания, бытовавшего в Сан-Эстебан-де-Гормас; невозможно поверить, чтобы оно было целиком вымышлено. Даже при самой осторожной интерпретации истории оскорбления в лесу Корпес можно допустить, что в ее основе лежит какая-то сильная обида, которую Кампеадор в лице его родных претерпел от Бени-Гомесов. Возможно, предпринимались переговоры о браке между дочерьми Сида и инфантами Карриона, племянниками Педро Ансуреса. Нам определенно известно, что этот леонский магнат одно время был другом кастильского рыцаря, когда в 1074 г. выступил поручителем в договоре о приданом Сида для брака с Хименой, и мы также знаем, что позже, когда в 1092 г. Сид напал на Риоху, тот же Педро Ансурес выступил в союзе с Гарсией Ордоньесом как враг бургосского изгнанника; хуглар тоже изображает их союзниками в сцене заседания толедских кортесов. Здесь, как и в других деталях, блестяще подтверждается достоверность поэмы, верно отражающей и личные отношения персонажей, и смену их дружбы с Кампеадором на ненависть к нему.
— если он существовал, во что я верю, — мог появиться не тогда, когда Сид захватил Валенсию и в результате его положение упрочилось и отношение к нему короля стало неизменно дружеским, а раньше, когда из-за прихотливого чередования фавора и немилости у Альфонса придворные гарсии ордоньесы и педро ансуресы могли мгновенно сменять почтение к герою на пренебрежение к нему; если так, то в самый благоприятный момент для переговоров с Сидом, за которым последовала новая опала, допустим, между 1089 и 1092 гг., могли быть затеяны переговоры о браке, позже со скандалом прерванные, что гораздо более вероятно, чем запятнанный и расторгнутый брак.
Рамон Менендес Пидаль. Сид Кампеадор. //(Текст статьи размещен на сайте «Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика» в разделе «Библиотека фольклориста) // ff.irex.ru)
Задание 5.
Прочитайте фрагмент из статьи Э. Ауэрбаха «Роланда назначают вождем арьергарда войска франков» и ответьте на вопрос, а также выполните задание:
«Песни о Роланде» и проинтерпретированная в приведенном пассаже из статьи Э. Ауэрбаха?
««Крестовые походы» в Средневековой Европе: их цели, идеология и достижения».
Не нужно обоснования, не требуется пространных объяснений, когда, например, выдвигается такое суждение: язычники - не правы, а христиане – правы (..), хотя совершенно очевидно, жизнь, которую ведут рыцари-язычники, если исключить различия в именах богов, ничем существенным не отличается от жизни христиан; правда, язычники нередко изображаются в фантастическом и символическом виде как люди дурные и развращенные, как устрашающий пример, но и они тоже рыцари, и социальная структура их жизни, по всей видимости, та же, что и у христиан; параллелизм доходит до мелочей и способствует тому, что узость избражаемого жизненного пространства еще более бросается в глаза. Христианство христиан – чисто тезисное: оно ограничивается исповеданием веры, необходимыми богослужебными формулами; кроме того, христианство самым решительным образом поставлено на службу воинским идеалам рыцарства, его политической экспансии. Вот епитимья, которую налагают на франков, вкушающих причастие перед сражением, - они должны крепко рубить мечом; павший в сражении – мученик, он может уповать на райскую жизнь после смерти; насильственно обращать в христианскую веру язычников – дело, угодное богу. Если это христианство, то очень удивительное – ничего подобного не было раньше, и здесь, в «Песни о Роланде», сложившиеся исторические условия не оправдывают подобного умонастроения, как в Испании. Но нам и не предлагают никакого обоснования – умонастроение просто существует как данное, - это паратаксическая конструкция из наипростейших, при этом внутренне крайне противоречивых, крайне ограниченных тезисов и положений.
Э. Ауэрбах «Роланда назначают вождем арьергарда войска франков» // Э. Ауэрбах. Мимесис. – М., 1976. С. 116-117.
Прочитайте второе стихотворение из триптиха М. Цветаевой «Двое» (1924) и сделайте вывод о том, как поэт лирически интерпретирует ключевой эпизод из «Песни о Нибелунгах» с точки зрения его трагического потенциала.
ДВОЕ
2
Соединились бы в мире сём.
Брачное дело решив мечом.
В братственной ненависти союзной
— Буйволами! — на скалу — скала.
И неопознанною — спала.
Порознь! — даже на ложе брачном —
Порознь! — даже сцепясь в кулак —
— на языке двузначном —
Поздно и порознь — вот наш брак!
Но и постарше ещё обида
Есть: амазонку подмяв как лев —
С Пенфезилеей.
О вспомни — снизу
Взгляд! не с Олимпа уже, — из жижи
— всё ж ещё свысока!
Что ж из того, что отсель одна в нём
Не суждено, чтобы равный — с равным…
Так разминовываемся — мы.
«Черты сходства и различия героических эпосов Зрелого Средневековья» по материалам французского, немецкого и испанского героических эпосов, снабдив ее примерами, выдержками из текстов и конкретными фактами.
Примечания.
33. М. М. Бахтин. Эпос и роман. (О методологии исследования романа) //infolio. Электронная библиотека.
34. М. М. Бахтин. Эпос и роман. (О методологии исследования романа) //infolio. Электронная библиотека
«История зарубежной литературы. Средние века и Возрождение» /М. П. Алексеев, В. М. Жирмунский, С. С. Мокульский, А. А. Смирнов. – 4-ое изд. – М., 1987. С. 51.
36. «История зарубежной литературы. Средние века и Возрождение» /М. П. Алексеев, В. М. Жирмунский, С. С. Мокульский, А. А. Смирнов. – 4-ое изд. – М., 1987. С. 52.
37. A. B. Lord. The Singer of Tales. Harvard University Press, Cambridge Mass., 1960, стр. 198-200.
38. М. М. Бахтин. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. – М., 1975. С. 234-407. С. 234.