Погребная Я.В.: История зарубежной литературы Средних веков. Учебное пособие
Тема 1. Кризис античного мира и зарождение средневековой литературы.

Тема 1.

КРИЗИС АНТИЧНОГО МИРА И

ЗАРОЖДЕНИЕ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Сердца, Христу навеки посвященные,

Павлин Поланский

ПЛАН

1. Кризис античного мира и его выражение в культуре, искусстве и литературе.

2. Зарождение средневековой литературы:

а) клерикальная литература на латинском языке;

в) устное народное творчество.

3. Периодизация литературного процесса Средневековья. Три литературных потока в литературе Зрелого Средневековья.

МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ПОДГОТОВКИ

1. В конце II в. н. э. Римскую империю постигает общий социальный, политический и духовный кризис. Этот кризис открывает пути для становления Средневековых основ религии, политики, философии и литературного творчества. К исходу античности историко-культурная ситуация определяется все возрастающей гегемонией христианских идеологии и церкви. В поздней римской словесности наступление кризиса ощущается уже со второй половины II в. н. э.: поэты стремятся не к оригинальности, а к изысканности формы, воскрешают старые жанры. Тогда же поэтический энциклопедизм и литературная эрудиция заменяют творческий независимый поиск. Так, Авл Геллий (ок. 130-180 гг.) в труде под названием «Аттические ночи», включающем 20 книг (до нас дошла только восьмая) собирает цитаты приблизительно из 250 греческих и римских авторов, снабжая их сопоставительным анализом и критическим комментарием. Характеризуя позднюю латинскую поэзию этого периода, М. Л. Гаспаров определяет ее как «поэзию риторического века», подчеркивая тем самым, что восходит она к практике обучения красноречию в риторических школах и не столько создает новое, сколько умело выражает старое.2 сочиненной новым поэтом. Виртуозно владел формой центона Децим Магн Авсоний, например его «Свадебный центон», написанный в честь свадебных торжеств при императорском дворе, составлен из цитат из Вергилия (после 369 г.). Расцвет формы центона выступает указанием на два принципиально значимых обстоятельства: с одной стороны, направленности литературы на литературу же, связанной с необходимостью обобщения, подведения итогов, осознания завершенности некоторого этапа развития словесности; с другой, осознанием возросшей роли читателя, воспринимаемого как участника творческого процесса, как сотворца текста.

М. Л. Гаспаров, описывая жанровую типологию поздней латинской поэзии, соотносит ее с практическими заданиями, предлагаемыми в риторических школах периода Поздней Римской империи: увидеть в знакомом предмете нечто неожиданное и выразить это в кратких словах; пересказать нечто общеизвестное; представить стихотворный пересказ мифа, «из задач первого типа вырастают лирические жанры поздней латинской поэзии, из задач второго типа – дидактические, из задач третьего типа – эпические».3 Тенденция к освоению достижений культуры и литературы, к их максимально полному и точному сохранению при этом остается ведущей. Таким образом, критерий оригинальности, как характеризующий для независимого творческого поиска, перестает быть для поздней латинской поэзии определяющим.

2. На фоне затухания античной культурной традиции все смелее осуществляет свои завоевания христианская литература. Вплоть до окончательного падения Рима и распада империи (455 г. – разгром вечного города вандалами, 476 г. – низложение Одоакром последнего западноримского императора Ромула Августула – обе эти даты можно считать точкой отсчета для начала новой исторической эпохи - Средневековья) латинскими писателями осуществляются попытки синтеза христианской и античной системы этических и эстетических ценностей. Первый опыт в этом направлении был предпринят в «Апологетике» Тертуллиана (ок. 160 – после 220 г. н. э.) и носил скорее полемический, нежели компромиссный характер. Критикуя современное устройство государства, Тертуллиан приходит скорее к кинике, чем к христианским идеалам. Следующая попытка синтеза осуществлена «христианским Цицероном» – Лактанцием (III–IV вв. н. э.) в труде «Божественные установления» и была направлена на поиски компромисса между религией и наукой: Лактанций – христианский мыслитель - был воспитателем Криспа, сына первого христианского императора Константина I (306-337) (правда, Константин принял крещение уже перед кончиной, но легализовал христианство значительно раньше, кроме того, перед решающей битвой за трон Диоклетиана в 312 г. Константин увидел в небе в закатных лучах солнца буквы «ХР» (Христос) и надпись «С ним победишь», знак креста Константин приказал своим воинам начертать на щитах, и одержал победу). Лактанций стремился доказать, что между наукой и религией нет непреодолимой пропасти, что наука опытным путем приводит к тому же обретению бога, что и вера путем откровения. Педагогическая деятельность и развитие философской мысли Лактанция приходятся на эпоху легализации христианства (313 г).

Поздняя Римская империя, начиная с Константина, становится христианской. В 325 г. по приказу Константина проходит Первый Вселенский собор руководителей христианских общин – епископов, утверждающих основные догмы христианства: единство Бога в трех лицах, богочеловеческую сущность Иисуса и другие. На последующих Вселенских соборах был утвержден Новый Завет, были упорядочены христианские таинства и обряды. В 330 г. Константин построил новую столицу империи – Константинополь на берегах пролива Босфор, между Европой и Азией. Деятельность Константина стимулировала дальнейшее развитие христианской литературы, поиски ее синтеза с античной художественной традицией. К синтезу культур стремился и в жизни и в сочинениях Иероним (ок. 340–120), осуществивший перевод Библии на латинский язык (с 389 по 405 гг.).

содействовали просвещенные еврейские раввины). Тридентский собор (1545 г.) признал перевод Иеронима каноническим. Библия Иеронима получила название «Vulgate» («Вульгата»), т. е. народная, общедоступная.

«Вульгаты» с 541 г. хранится в библиотеке Флоренции под названием Codex Amiantinus. Помимо перевода Библии наследие Иеронима включает письма и трактат «О знаменитых мужах». Любопытно, что в письмах Иероним подчеркивает несовершенство слога Библии и укоряет себя как нечестивца, стремящегося открыть Плавта и вспоминающего об изысканном столе во время аскетической жизни отшельника.4 Но фигурой, по праву знаменующей в творчестве и в судьбе переход от одной эпохи к другой, в истории литературы признан Августин Аврелий (Блаженный) (354–430). Августин стал христианином не сразу, а после достижении тридцатилетия, он осмысленно и с моральных позиций осуществлял выбор жизненного пути, что и привело его в христианскую церковь. Августин отдал себя служению Богу и в 395 г. стал епископом Гиппона, города в Северной Африке, в восточной части Римской империи. «Почему Августин принял христианство?» - задает вопрос философ и историк философии Г. Г. Майоров и отвечает так: «Потому что был убежден, что жить надо «по Богу», иначе можно уподобиться дьяволу, не обрести себя как личность, прежде всего как моральную личность. Августин мог бы сказать так: «Верую, потому что хочу стать и быть божественной, просветленной личностью». При убеждениях Августина ему не оставалось ничего другого, как возвысить веру над разумом и посвятить свою жизнь достижению града Божьего»5 .

Истории человеческой судьбы посвящена «Исповедь» Августина (ок. 400), а истории человеческого рода, как вешней, так и внутренней, нравственной – трактат «О граде Божием» (после 410). Августин проходит сложный путь исканий и сомнений, долгое время находится под влиянием идей манихейства, прежде чем приходит к обретению христианства. Диалектика сложных душевных поисков, возможность преодолеть собственный эгоизм и вкусить благодати находит отражение в «Исповеди» Августина, как опыте духовной автобиографии – первой в истории человечества. Августин выстраивает собственную концепцию времени и вечности, которую развивает и в теории двух градов в следующем своем труде. Философский трактат «О граде Божием» создается Августином в трагический для Западной Римской империи год – в 410 году готы под предводительством Алариха заняли Рим, в Северную Африку, в том числе, в Гиппон, где Августин был епископом, хлынул поток беженцев из Европы. Город, считавшийся непреступным и вечным, который не решился штурмовать даже великий Ганнибал, пал. Пала не только столица могучей империи, разрушился миф о несокрушимости власти кесаря, о вечности римского владычества. Узнав о падении Рима, города, который «повеливал миром», Иероним испытал величайшее потрясение и воскликнул: «Сердце горит во мне, рыдания прерывают слова…в одном сраженном городе погибает весь мир человеческий!» Под впечатлением от этой катастрофы, наблюдая крушение града земного, претендующего на статус вечного, Августин задумывается о закономерностях и направлении развития мировой истории. Дни античной цивилизации были сочтены, а на смену ей шла совершенно другая, во многом противоположная ей эпоха. Контуры и черты этой эпохи и распознает Августин в двух своих главных трудах. В труде «О граде Божием» Августин разрабатывает, тоже впервые в истории философии и словесности, философскую концепцию истории, которая, в соответствии с божественным планом развивается линейно, чтобы в переломный момент Страшного суда перейти из времени в вечность, из Града Земного, основанного на эгоизме и братоубийстве (Августин напоминает, что вечный город Рим основан братоубийцей Ромулом) в Град Божий, основанный на альтруизме и любви к ближнему. Августин подчеркивает, что время земных царств ограничено, в то время как Создателю принадлежит вечность.

Творчество поздних латинских поэтов и первых христианских мыслителей отмечено стремлением сохранить для христианской культуры традиции античной эстетики и науки, попытками синтезировать две культуры, установить между ними преемственные связи. Однако нередко попытка синтеза обнажала глубинную противоположность двух культурных эпох в истории человечества (как у Тертуллиана).

развития, реализовавшиеся в первую очередь в памятниках героического эпоса и записях архаических эпосов, осуществленных на протяжении Раннего Средневековья.

В 455 г. флот вандалов подошел к Риму и германцы две недели разоряли город, а у правительства даже не осталось войск, чтобы обороняться, и оно вынуждено было нанимать за плату отряды варваров. В 476 г. вождь одного из таких отрядов Одоакр сам решил стать правителем Италии и сверг последнего римского императора шестнадцатилетнего Ромула Августула. Корону империи Одоакр отправил в Константинополь, который как столица Восточной Римской империи просуществовал еще почти тысячу лет (до 1453 года). Наступившая после падения Римской империи эпоха Великого переселения народов привела к почти полному оскудению культурной традиции (V–VI вв.), поэтому период с VII по VIII вв. назван «темными веками». Относительно частной попыткой сберечь наследие античности для последующих поколений можно считать инициативу остготского короля Теодориха (493–526), поручившего систематизировать наследие античности двум сановникам – Боэтию и Кассиодору. Боэтий накануне казни по обвинению в византийских симпатиях пишет поэму «Утешение Философией». Как указывает С. С. Аверинцев «Утешение Философией» оказалось для Запада даже более нужным, чем проект Боэтия по переводам Аристотеля и открытию для христианского мира доступа к греческой науке, «…самые высокие размышления о благе, боге и судьбе окрашены здесь личным чувством человека, ожидающего смерти, и поэтому приобретают редкую выразительность. «Утешение» представляет собой диалог автора с явившейся к нему в темницу олицетворенной Философией, которая убеждает его забыть о мнимых благах, им утраченных, и предаться душой высшему благу и мировому закону. Боэтий — христианин, но общее настроение «Утешения» не христианское, а античное: главное для него — не благодать, а разум, не ощущение греховности, а уверенность в добродетели, не упование на небеса, а твердость духа на земле; об искуплении нет речи, Христос не назван ни разу. Как в сочинениях по логике Боэтий передал Средневековью традицию античной мысли, так в «Утешении» — традицию античного чувства мира: в этом — его величайшее значение в истории европейской культуры.»6 Кассиодор же создает в своем имении монастырь Виравий и монастырскую школу – прообраз будущих европейских университетов. Кассиодор написал пространный комментарий к псалмам и «Руководства к изучению божественной и светской литературы» («Institutiones divinarum et saecularum litterarum»). Вторая часть этого трактата посвящена семи свободным искусствам (грамматике, диалектике, риторике, астрономии, музыке, геометрии, арифметике), ставшими позднее основой университетского образования в средневековой Европе на так называемом «артистическом» (начальном) факультете. Именно Кассиодор утверждает, что переписыванием книг монах лучше всего служит Богу, что способствовало сохранению культурного наследия античности и формированию источников самосознания Раннего Средневековья. «На первых порах германское завоевание уничтожило из античного наследия все, что можно было уничтожить. Но почти немедленно началось собирание остатков разрушенного как образцов и материала для создания новой культуры», - указывают авторы учебника «История зарубежной литературы. Средние века и Возрождение» (М., 1987). 7

Таким образом, «зарождение и развитие литературы Средневековья определяется взаимодействием трех основных факторов: традиций народного творчества, культурных воздействий античного мира и христианства»8.

а) Кратковременный культурный всплеск приходится на правление Карла Великого и получает название Каролингского Возрождения (768–814; в 800 г. коронован в Риме). М. Л. Гаспаров подчеркивает, что идентификация Каролингского Возрождения – один из самых сложных и спорных вопросов в истории литературы.9 принимая во внимание всплеск развития не только литературы, но и музыки, архитектуры, миниатюры и скульптуры, а также философии, развитие образования, в том числе светского, поэтому в силу всех перечисленных причин термин Каролингское Возрождение адекватен тому культурно-историческому явлению, к которому он применяется. 10 Карл создает Малую (Дворцовую) академию и собирает образованных людей со всей Европы, мечтая возродить сеть римских риторических школ. Дворцовая академия развивается под руководством англосакса Алкуина (734-804), не только государственного деятеля, но и выдающегося поэта, автора посланий, аллегорических поэм, элегий на классической латыни. В Аахен прибывают Павел Диакон (ок. 725-ок. 789) из Ломбардии, Теодульф (ум. 821), вестгот из Испании, особую роль играют выходцы из Ирландии поэт и ученый, хнаток латыни - Седулий Скотт (дата рождения неизвестна - 814), ученый и философ-пантеист Иоанн Скот Эриугена (810-877). Ко второму поколению деятелей дворцовой академии принадлежат франк Эйнхард (ок. 775-840), автор «Жизнеописания Карла Великого», Ангильберт (740/750 – 814) - ученик Алкуина, поэт, автор нескольких латинских стихотворений, в том числе стихов на встречу императора Карла Великого и папы Льва III. В академии кАрла исозданных им школах в Туре, Реймсе, Корби возрождается изучение классической латыни и «семи свободных искусств». Сам Карл брал у Алкуина уроки грамматики и начал составлять грамматику германского языка. Он работал также над исправлением текстов Евангелий и уже в преклонные годы пытался выучиться трудному искусству каллиграфии, осваивая новый шрифт, получивший название «каролингский минускул» (упоминание об этом факте в принадлежащей Эйнхарду биографии Карла явилось основанием для возникновения ложного представления, что он якобы не умел писать). Повсюду при монастырях и церквах открывались новые школы, было предусмотрено, чтобы образование получали и дети бедняков. Под руководством Алкуина в монастырях возрождались или учреждались скриптории (помещения для переписки и хранения рукописей), где для переписки использовался великолепный шрифт - «каролингский минускул», причем, копирование производилось столь быстрыми темпами, что львиная доля всего наследия античности дошла до нас усилиями именно той эпохи. Импульс, данный учености Карлом Великим, продолжал действовать на протяжении целого столетия после его смерти, но людовик Благочестивый хотя не был ни обскурантом, ни ретроградом поддержать деятельность академии на том же уровне уже не сумел: после смерти Карла академия распалась.

Инициатива Карла Великого нашла продолжение в Германии: при дворе императора Оттона I (962—973) вновь сложилась Академия, но размах ее деятельности был заметно меньше и носила она, согласно утверждению М. Л. Гаспарова, «заметно выраженный официальный характер, который сравнительно редко проявлялся в творчестве поэтов Карла»11 .

На период Оттоновского Возрождения приходится весьма оригинальное литературное явление – творчество поэтессы-монахини Хротсвиты (ок. 935 – 1002 гг.), которая прославилась своими назидательными комедиями («Авраам», «Дульциций»). Комедии Хротсвиты опираются на традицию Теренция, но написаны прозой. Сестра Хротсвита из монастыря в Гандерсгейме знала Теренция достаточно хорошо, подчеркивая, что слог Теренция настолько хорош, что добрые католики читают его вместо Священного Писания. Чтобы воспрепятствовать этому прегрешению Хротсвита решила сама создать христианский театр и в том же стиле, в котором Теренций описал плотскую любовь бесстыдных женщин, возвеличить невинность дев-христианок. Благочестивая монахиня оправдывалась, что сцены грязного соблазнения невинных дев она представляла в воображении, а не переживала в действительности. М. Л. Гаспаров, оценивая вклад монахини-драматурга в литературу, указывает, что «Хротсвита создала вполне оригинальные литературные произведения, впитавшие опыт и византийской и западноевропейской агиографии. Ее пьесы, посвященные обычно наиболее острому, конфликтному эпизоду того или иного жития, черпают драматический материал в столкновении героического мученического характера и беспощадной, «темной» варварской языческой среды, жаждущей христианской крови…. Создавая в своих пьесах нечто вроде сцен из жизни позднего античного общества, Хротсвита, конечно, придавала им колорит современной действительности, вводила в свои произведения обильный бытовой материал, раскрывавшийся в своеобразных комических эпизодах»12 .

Все же общая тенденция культурного развития выражалась в оскудении художественной традиции, несмотря на частные попытки сберечь наследие античности. Очагом латинской учености, образованности и книжности постепенно становится церковь.

«Латинский язык был принят как государственных актов и высшей администрации; на латинском языке было записано обычное право германских племен и народов (так называемые варварские «правды»), в латинских хрониках Y-YI вв. запечатлены деяния варварских королей»13 . Постепенно ассимилируясь с наречиями варварских народов Европы, латынь упрощается, получая название вульгарной или мужицкой, первоначально эта «латынь» бытовала только в устной речи, поэтому получила еще одно название – «разговорная». Поскольку на протяжении «темных веков» культурная традиция скудеет, и не только простые крестьяне и горожане, но и знатные, а порой и венценосные сеньоры и даже монахи не владеют грамотой, появляется определение «профаны», применяемое к монахам, не владеющим классической латынью. Но и в записанные на протяжении этого периода тексты под влиянием живого разговорного языка проникают ошибки, по которым можно судить о том, как формируются языки романо-германской группы. На протяжении «темных веков» записываются истории варварских народов («История франков» Григория Турского, пятитомная «Церковная история народа англов» ирландского монаха Бэды Достопочтенного, история готов и вандалов Исидора Севильского, а член Малой Академии Карла Эйнхард пишет «Жизнеописание Карла Великого»), кроме того создаются истории древних народов - лангобард Павел Диакон, живший при дворе Карла Великого, создает «Римскую историю», а также описываются истории обращения в христианство языческих народов: так, в XI веке епископ Адам Бременский пишет сочинение об истории Бременского епископата и крещении скандинавских народов, помимо этого записываются эпические произведения устного народного творчества (кельтские саги, англосаксонский героический эпос «Беовульф», германо-скандинавская «Песнь о Хильдебранте»).

в) Наряду с письменной латинской литературой в период Раннего Средневековья развиваются и записываются фольклорные памятники европейских народов. Народно-эпическая литература обобщила мифологические представления и концепцию исторического прошлого, этические идеалы и коллективистский пафос родового строя. В записях памятников архаического эпоса мы находим переплетение христианских и дохристианских этических ценностей и форм образности.

Период Раннего Средневековья характеризуется крайней разобщенностью культурных центров. Латинская литература бытует ближе к Риму, а фольклор народов Европы развивается на периферийных областях. Между культурными центрами Европы нет тесных литературных связей. Роль связующего звена принадлежит классической латыни, христианским религии и церкви. Христианский гуманизм, впрочем, был шире догматов церкви: человек выступал в сложном противоборстве своих душевных качеств, низменных и возвышенных начал, был червем и прахом и одновременно заключал в себе частицу божества. Такую концепцию благодати и спасения предлагали труды Августина Блаженного.

3. Периодизация исторической эпохи средневековья связана с изменениями в государственной структуре и постепенной коррекцией роли церкви:

– III – X вв.
Зрелое Средневековье – XII – XIII вв.
– XIY– ХY вв..

На протяжении Раннего Cредневековья литературный процесс не был однородным, включая два потока: клерикальной литературы на классической латыни, представленной переводами текстов Священного писания, сочинений античных авторов, в первую очередь, Аристотеля, а также записями литературных памятников иного характера – историй (хроник) европейских народов (готов, англов, франков) и архаических эпосов, несущих на себе отчетливую печать двоеверия (кельтских саг в «Книге бурой коровы» в Ирландии, «Старшей Эдды» в «Королевском кодексе» в Исландии, рукописи «Беовульфа» в Англии).

Итогом рассуждений о литературном процессе Раннего Средневековья и генезисе средневековой словесности должен стать вывод о тех источниках, на основании которых формировалась новая литературная традиция: это, в первую очередь, остатки античной культуры и литературы, которые стремились сохранить и передать потомкам поздние латинские и ранние христианские писатели и мыслители, затем, собственно христианская литературная традиция, связанная как с переводами текстов Священного Писания, так и их толкованием, а также народная эпическая традиция, причем, первые записи архаических эпосов (кельтские саги, «Беовульф», «Песнь о Хильдебранте») приходятся именно на период Раннего Средневековья.

- церковную латинскую литературу;
- светскую литературу на латинском языке (позднелатинскую поэзию, творчество поэтов Каролингского и Оттоновского Возрождений);
- архаический фольклор европейских народов, включая и первые записи архаических памятников.

В период Зрелого средневековья складываются три взаимосвязанных литературных потока:


- клерикальной литературы (на классической латыни);
- рыцарской литературы, функционировавшей внутри замкнутого сословия, возникшей позднее, около XII века (на национальных языках).

Эти три литературных потока антагонистичны, но при этом взаимопроницаемы, на их границах возникают промежуточные жанры, а с появлением в XII – XIII веках городской литературы к ней адаптируется наиболее светски ориентированная часть литературы клерикальной. Рыцарская же литература вплоть до конца средневековья сохраняет самостоятельный характер.

ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЙ АППАРАТ

– учение о конце мира в результате вселенской катастрофы как возмездии за трагическую вину богов и людей или только людей, связанную либо с пролитием родственной или божественной крови, либо с нарушением определяющих для устройства мироздания запретов.

КОМПЕНДИЙ – сжатое, суммарное изложение положений какой-либо науки, философского или религиозного учения.

СКРИПТОРИЙ – мастерская для переписки и хранения книг при монастыре.

ТРАКТАТ – научное сочинение в форме рассуждения, нередко предлагающее принципиально новый взгляд на давно известную проблему.

– образ жизни, сложившийся в античной культуре. Сторонники этого учения не связывают свою жизнь с социумом и государственными делами, придерживаются аскетического образа жизни. Основателем школы киников был философ Диоген Синопский.

– дуалистическое гностическое учение о борьбе света и тьмы, добра и зла, противопоставляющее духовный мир материальному, который рассматривался как творение бога темных сил, который был антагонистом истинного Бога, творца нематериального мира. От сторонников манихейства требовалось соблюдение строжайших ограничений в пище, половой жизни, физическом труде.

ЦЕНТОН – стихотворение, составленное из строк, принадлежащих известным, как правило, – классическим, авторам.

ПЕРВОБЫТНЫЙ ХОРОВОЙ СИНКРЕТИЗМ – учение А. Н. Веселовского о слитном существовании в народном творчестве архаического периода начал эпоса, лирики и драмы.

ЭТИМОЛОГИЯ (НАЧАЛО) – во время Раннего Средневековья – учение о происхождении чего-либо, в самом широком смысле.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ:

– М, 1982.

2. Августин Аврелий. Исповедь. Петр Абеляр. История моих бедствий. – М., 1992.

3. Памятники средневековой латинской литературы IV–IX вв. – М., 1970.

4. Памятники средневековой латинской литературы IV—VII вв. - М., 1998.

5. Памятники средневековой латинской литературы X–XII вв. – М., 1972.

Основная:

1. Аверинцев С. С. От античности к Средневековью.// История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983—1994. Т. 2. — 1984. — С. С. 446—449.

2. Гаспаров М. Л. «Поэзия риторического века» // Поздняя латинская поэзия. – М., 1982.

—Х вв.) //История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983—1994. Т. 2. — 1984. — С. С. 453—459.

— М.: Наука, 1970. — С. 223-242.

5. Гуревич А. Я., Харитонович Д. Э. История Средних веков. – М., 2008.

6. Майоров Г. Г. Формирование средневековой философии. Латинская патристика. – М., 2009.

7. Майоров Г. Г. Судьба и дело Боэция // Боэций. «Утешение Философией» и другие трактаты. – М., 1990.

Дополнительная:

– М., 2002. //logic.philosophy.pu.ru.

2. Гуревич А. Я. Проблемы средневековой народной культуры. – М., 1981.

3. Донини А. У истоков христианства. – М, 1989.

4. Рождение и становление средневековой Европы V-IX вв. //Средневековая Европа глазами современников и историков в 5 ч. /Отв. ред. А. Л. Ястребицкая. – Ч. 1. – М., 1995.

5. Свенцицкая И. О. Раннее христианство. – М, 1989.

– М., 1995. – Главы III, IV.

7. Чанышев А,Н. Курс лекций по древней и средневековой философии. – М., 1991.

РАБОТА С ИСТОЧНИКАМИ:

Задание 1.

Прочитайте фрагменты из писем Иеронима, в которых он обосновывает и отстаивает преимущества своей концепции перевода с греческого, и определите, каковы основные принципы Иеронима-переводчика:

«не слово в слово, а мысль в мысль». «Что вы называете точностью перевода, то опытные называют неудачною ревностью … Поэтому срисовывая чужие линии трудно где-нибудь не отступить от них: точно так же трудно, чтобы хорошо выраженное в чужом языке удержало ту же красоту в переводе … и когда я стараюсь выдержать мысль при помощи длинного оборота, то едва выполняю легкий очерк ее. Встречаются неуловимые метафоры, разности в этимологии, различия в фигурах, представляет затруднения, наконец, своеобразное, так сказать, природное свойство языка. Если перевожу буквально, - отзывается нескладно, если по необходимости что-нибудь изменю в расположении или мысли, - окажется, что я отступил от переводчика.» «Пусть другие занимаются словами и буквами - ты заботься о мыслях».

Иероним. Письма 1. 57, 125. О знаменитых мужах (отрывки). / Пер. О. Е. Нестеровой, И. П. Стрельниковой. // Памятники средневековой латинской литературы IV—VII вв. М.: Наследие. 1998. С. 97-146.

Задание 2.

Прочитайте фрагмент из «Исповеди» Августина Аврелия и ответьте на вопросы:

1. Какова, согласно рассуждениям Августина, природа времени?

…Как расходуется будущее, которого еще нет, или прошлое, которого уже нет, если не через душу, какова и есть причина факта, что эти три состояния существуют? Ведь именно душа надеется, имеет намерения, вспоминает: то, что она ждала, посредством ее намерений и действий, становится материалом воспоминаний… Никто не может отрицать, что настоящее лишено протяженности, ведь его бег – лишь мгновение. Не так уж длительно и ожидание, ведь то, что должно быть настоящим, ускоряет и приближает пока отсутствующее. Не так длительно и будущее, которого нет, как его ожидание. Прошлое, ещё менее реально, совсем не так продолжительно как воспоминание о нем».

Августин Аврелий. Исповедь. М., 1991. С. 306.

Задание 3.

Прочитайте фрагмент из Книги первой «Утешения Философией» Боэтия и ответьте на вопросы:


2. Какое место в мироздании занимает Философия?
3. К какому художественному тропу прибегает автор, создавая образ Философии?
4. Почему произведение Боэция в жанровом отношении определяется как трактат?

После того, как рассеялись тучи скорби, я увидел небо и попытался распознать целительницу. И когда я устремил глаза на нее и сосредоточил внимание, то узнал кормилицу мою — Философию, под чьим присмотром находился с юношеских лет. Зачем,— спросил я,— о наставница всех добродетелей, пришла ты в одинокую обитель изгнанника, спустившись с высоких сфер? Для того ли, чтобы быть обвиненной вместе со мной и подвергнуться ложным наветам? — О мой питомец,— ответила она,— разве могу я покинуть тебя и не разделить вместе с тобой бремя, которое на тебя обрушили те, кто ненавидит самое имя мое! Ведь не в обычае Философии оставлять в пути невинного без сопровождения, мне ли опасаться обвинений, и устрашат ли меня новые наветы? Неужели ты сейчас впервые почувствовал, что при дурных нравах мудрость подвергается опасности? Разве в древние времена, еще до века нашего Платона, я не сталкивалась часто с глупостью и безрассудством в великой битве? А при его жизни, учитель его Сократ разве не с моей помощью добился победы над несправедливой смертью? А позже, когда толпа эпикурейцев и стоиков и прочие им подобные стремились захватить его наследие, каждые для своей выгоды, они тащили меня, несмотря на мои крики и сопротивление, как добычу, и одежду, которую я выткала собственными руками, разорвали, и вырвав из нее клочья, ушли, полагая, что я досталась им целиком. Поскольку же у них [в руках] были остатки моей одежды, они казались моими близкими, а неблагоразумие низвело некоторых из них до заблуждений невежественной толпы. Если бы ты не знал ни о бегстве Анаксагора, ни о яде, выпитом Сократом, ни о пытках, которым подвергли Зенона, так как все это было в чужих краях, то ты мог слышать о Кании, Сенеке, Соране, воспоминания о которых не столь давни и широко известны. Их привело к гибели не что иное, как то, что они, воспитанные в моих обычаях и наставлениях, своими поступками резко отличались от дурных людей. Поэтому не должно вызывать удивления то, что в житейском море нас треплют бури, нас, которым в наибольшей мере свойственно вызывать недовольство наихудших [из людей]. Их воинство, хотя и многочисленно, однако заслуживает презрения, так как оно не управляется каким-либо вождем, но влекомо лишь опрометчивым заблуждением и безудержным неистовством. Если же кто-нибудь, выставляя против нас войско, оказывается сильнее, наша предводительница стягивает своих защитников в крепость, а врагам же достаются для расхищения лишь не имеющие ценности вещи. И мы сверху со смехом взираем на то, как они хватают презреннейшие из вещей; а нас от этого неистового наступления защищает и ограждает такой вал, который атакующие воины глупости не могут даже надеяться преодолеть».

Задание 4.

Прочитайте фрагмент из вступительной статьи М. Л. Гаспарова «Поэзия риторического века» к антологии «Поздняя латинская поэзия» (М., 1982) и объясните, почему, по мнению исследователя, именно Боэтий может претендовать на звание «последнего писателя античности»?

Аниций Манлий Северин Боэтий (ок. 480 — 524 или 525) жил не при вандальском короле, а при остготском Теодорихе, считавшем себя наследником римлян в Италии; был не заурядным панегиристом, а сенатором и первым сановником двора; и общим знаменателем, к которому сходились его разносторонние духовные интересы, была не риторика, как у всех его предшественников, а философия. Он поставил целью своей жизни создать свод переводов и комментариев (с греческого) по всем семи наукам энциклопедического круга; то, что он успел сделать, стало для латинского Запада почти на шесть веков единственным средством знакомства с Аристотелем и неоплатонической философией. Но успел он сделать лишь малую часть задуманного: за свои греческие симпатии он был обвинен перед Теодорихом в государственной измене, брошен в тюрьму и казнен. В тюрьме он написал свое знаменитое «Утешение философией» в прозе со вставными стихами: диалог с явившейся к нему в темницу олицетворенной Философией, которая убеждает его забыть о мнимых благах, им утраченных, и предаться душой высшему благу и мировому закону. Боэтий — христианин, но главное для него — не благодать, а разум, не ощущение греховности, а уверенность в добродетели, не упование на небеса, а твердость духа на земле; эта традиция античного мироощущения именно через него перешла в Средневековье, в этом его величайшее значение в истории европейской культуры.

На почетное звание «последнего писателя античности» всегда было много претендентов; но права Боэтия, пожалуй, бесспорней всех. Он был не ритором, а философом, и поэтому судьба его особенно четко отмежевывает поэзию предшествующего риторического века от поэзии всех последующих риторических веков.

«Поэзия риторического века» // Поздняя латинская поэзия. – М., 1982. С. 33-34.

Задание 5.

Прочитайте фрагмент из работы М. Л. Гаспарова «Каролингское возрождение (VIII-IX вв)» и ответьте на вопросы:

1. Какие предпосылки и основания имелись у Каролингского Возрождения?
2. Какие три периода в развитии Каролингского Возрождения выделяет исследователь?

цивилизации на двойной натиск — арабов с юга, из-за Пиренеев, славян и аваров с востока, из-за Эльбы и Дуная. В этой борьбе на два фронта романо-германская Европа впервые сплотилась вокруг нового для нее центра — не средиземноморского, как раньше, а континентального, лежащего в северноевропейской равнине, где было ядро государства франков. Дед Карла Великого Карл Мартел (у власти в 714-741 гг.) отразил в семидневной битве 732 г. при Пуатье нашествие арабов. Отец Карла Великого Пипин Короткий (у власти в 741-768 гг., король с 754 г.), поддерживая деятельность Бонифация, готовился к наступлению на восток и обеспечивал себе союз с папским престолом. Наконец, сам Карл Великий (768-814 гг.) предпринял наступление по всем границам, присоединил к франкскому королевству Италию и Баварию, покорил Саксонию, разбил аваров, отодвинул испанскую границу до Эбро, увеличив территорию франкской державы почти вдвое и объединив в ней, по существу, всю христианскую Европу, кроме лишь Англии и Астурии. Это воссоединение западного христианства было торжественно санкционировано папским престолом, когда на рождество 800 г., накануне нового века, папа Лев III в Риме возложил на Карла Великого императорскую корону.

Карл Великий унаследовал от Карла Мартела отлично действующую систему военной организации, а от Пипина Короткого — систему духовной организации франкского общества. Ему оставалось только совершенствовать эту государственную машину и пользоваться ей, чтобы придать возможное единство своей разношерстной державе. Карл воевал всю жизнь, но мирные дела всегда были ему по сердцу, и его указы-капитулярии обнаруживают в нем деятельного и рачительного хозяина своего государства. Единство державы он, по-видимому, понимал так, как только и можно было понимать в ту пору натурального хозяйства: как совокупность сельских областей, экономически замкнутых, живущих местными законами и обычаями, а политически объединенных, во-первых, сетью императорских графов-наместников и разъездных ревизоров, а во-вторых, сетью приходов, епископств и архиепископств. Из этих двух опор государственного единства и благосостояния для Карла Великого, бесспорно, была важнее вторая — церковь. Только духовенство было грамотно, хранило кое-какие навыки управления, хозяйствования и суда; только духовенство в пору местной раздробленности и замкнутости поддерживало постоянную, хотя и слабую, связь между епископскими кафедрами, архиепископскими метрополиями и папским Римом; только духовенство могло свободно пополнять свои ряды самыми способными людьми из самых широких народных масс — очень многие даже среди высших церковных деятелей были выходцами из низов, для которых светская карьера выше их сословия была бы немыслима. Кадры церковной администрации были в распоряжении Карла готовыми, кадры светской администрации еще необходимо было создать. Карл должен был приложить все усилия, чтобы как можно плодотворнее использовать первые и как можно скорее приобрести вторые. Этим определилось все направление его культурной политики.

Для того чтобы церковь могла играть свою роль объединяющей силы в разноплеменной империи, нужно было, чтобы ее средства и действия во всех концах державы были едины. Карл организует при дворе комиссию, чтобы очистить канонический текст Библии от накопившихся при переписке ошибок и распространить его по всей стране; довершает реформу местных литургических обрядов по единому римскому образцу, начатую еще Пипином Коротким; выписывает из Рима авторитетный текст устава св. Бенедикта для реорганизации всех монастырей; заказывает Павлу Диакону образцовый гомилиарий — сборник проповедей на все дни, откуда могли бы черпать все священники. Но мало было обеспечить церковь книгами — нужно было обеспечить церковь людьми, способными пользоваться этими книгами. Отсюда забота Карла о просвещении духовенства. Наиболее известный акт этой заботы — так называемый «капитулярий о науках» (около 787 г.), предписывавший при каждом монастыре и при каждой епископской кафедре открывать школы для всех, кто способен учиться («... как соблюдение монастырских уставов хранит чистоту нравов, так образование устрояет и украшает слова речи; поэтому те, кои стремятся угодить богу праведной жизнью, пусть не пренебрегают угождать ему также и правильной речью... ибо хотя лучше правильно поступать, чем правильно знать, но сначала нужно знать, а потом поступать»). Это означало, что обучение молодых монахов и клириков переставало быть одной из тысячи забот хлопотливого епископа или аббата и становилось заботой специального учителя, который мог образовать учеников больше и лучше. Сеть таких школ быстро раскинулась по всем епархиям франкской державы; были даже сделаны попытки привлечь в них мирян («чтобы каждый посылал детей своих в школу, которую дети должны прилежно посещать, пока они достойно не обучатся», —говорится в капитулярии 802 г.), но, конечно, это в значительной мере осталось благим пожеланием.

Центром этой сети школ и питомником той скороспелой культурной элиты, в которой так нуждалась франкская держава, была придворная школа в столице Карла — в Ахене. Придворная школа для детей короля и высших вельмож, будущих государственных сановников, существовала у франков и раньше, но при Меровингах она служила, главным образом, воспитанию воинских доблестей, — при Карле Великом она стала служить обучению латинскому языку, — классикам, Библии и семи благородным наукам. Учителями здесь были лучшие ученые, съехавшиеся со всех концов христианской Европы к новому ее политическому и духовному средоточию, учениками были франки из лучших родов, предназначенные Карлом для политической карьеры. Здесь, на стыке двора и школы, среди ученых, учащихся, любителей и покровителей учености и сложилось то своеобразное общество, за которым в науке закрепилось название «адемиии Карла Великого». Это была как бы сразу академия наук, министерство просвещения и дружеский кружок: здесь обсуждались серьезные богословские вопросы, читались лекции, толковались авторы и устраивались пиры, где застольники сочиняли изысканные комплиментарные стихи и развлекались решением замысловатых вопросов и загадок. Членами ее были сам Карл со своим многочисленным семейством, виднейшие духовные и светские сановники, учителя и лучшие ученики придворной школы. Каждый член академии принимал античный или библейский псевдоним (это было полузабытой традицией галльских и британских ученых обществ — вспомним «Вергилия Марона», грамматика из Тулузы). Карл звался «Давид», его двоюродный брат Адельхард, аббат Корбийстий — «Августин», его дочери и придворные дамы — «Луция», «Евлалия», «Математика», Алкуин был «Флакк», Муадвин — «Назон», Ангильберт — «Гомер», Эйнхард — «Веселиил», среди придворных имелись «Неемия», «Сульпиций», «Тирсис» и «Тимофей».

и развитие их может быть прослежено поколение за поколением.

У начала каролингского возрождения стоит поколение иноземных учителей — тех, кто принес во франкскую столицу остатки знаний, разметанные предшествующей эпохой по окраинам Европы: из Италии, Испании, Ирландии, Англии.

Италия была первой страной, завоеванной Карлом и поразившей его своей непривычной культурой. Уровень этой культуры не следует преувеличивать: школьное образование и здесь было в упадке, Рим (по гиперболическим выражениям поэтов) лежал в развалинах, а стихотворное послание, которое Карл получил от папы в 774 г., ужасало метрической безграмотностью. Но в итальянских монастырях пылились книги, и эти книги были необходимы для культурного дела Карла. За Альпы потянулись из Италии те рукописи, которым суждено было стать архетипами большинства латинских текстов, дошедших до нас: сперва богослужебные книги и учебники грамматики, потом сочинения отцов церкви, потом античные классики. А вслед за книгами направились на север и люди — те немногие, которые имели знания и чувствовали, что при франкском дворе эти знания нужнее, чем в Италии. Таких людей было трое: Петр, диакон Пизанский, грамматик, ставший первым возродителем научных занятий в придворной школе и посвятивший свой учебник грамматики самому Карлу Великому; Павлин, патриарх аквилейский, один из виднейших богословов своего поколения, первый советник Карла по вопросам церковной политики; и самый талантливый из них — Павел Диакон, бывший придворный учитель лангобардского короля, автор исторического учебника и искусных стихотворений, впоследствии прославившийся своей «Историей лангобардов». Их пребывание при франкском дворе продолжалось не более десяти лет: к началу 790-х годов они все уже вернулись в Италию: Павлин в свою Аквилею, Павел Диакон в Монтекассино, дряхлый Петр — тоже в какой-то монастырь. Но результаты их деятельности были крайне важны: именно они заложили основу всего последующего культурного возрождения, и 780-е годы по праву считаются «итальянским периодом» в истории придворной академии.

За «итальянским периодом» последовал «англо-саксонский» — 790-е годы: новым главой придворной школы и придворной академии стал англо-сакс Алкуин (впрочем, и с ним Карл Великий познакомился в Италии). На долю Алкуина выпало упорядочение и организация того образовательного материала, который накопился в придворной школе при итальянцах: Алкуину принадлежала выработка связной программы обучения в придворной школе (латынь — семь благородных наук — богословие), составление учебников по основным предметам (учебники эти не выходили из употребления несколько столетий), выработка методики преподавания. Алкуин был талантливый педагог, среди его учебников можно даже легко различить те, которые написаны для начинающих, и те, которые предназначены для уже подготовленных учеников; а диалогическая форма его учебных трактатов представляется не только литературной условностью, но и отголоском подлинной классной практики. Образцом для его образовательной системы послужила, по-видимому, его родная Йоркская школа. Алкуин остался в памяти потомства центральной фигурой духовной жизни своего времени. «Он говорил, жил и писал в полную меру своего достоинства, а достоинством он превосходил всех, кроме разве что могущественнейших королей», — восторженно писал о нем столетие спустя Ноткер Заика.

Ирландия, третий культурный центр предшествующей эпохи, тоже внесла свой вклад в труды первого поколения Возрождения. Ирландия к концу VIII в. стала жертвой всё усиливавшихся норманских набегов; спасаясь от них, ирландские ученые вновь, как когда-то при Колумбане, потянулись на континент. Красочной легендой о том, как два ученых ирландца высадились на франкском берегу и обратились к народу с возгласом: «Кто хочет мудрости, пусть придет и возьмет ее у нас — мы ее держим на продажу!» — начинаются полусказочные санкт-галленские «Деяния Карла Великого». Ирландские эмигранты дали каролингскому возрождению знакомство с элементами греческого языка, вкус к изысканно-темному стилю и расширенные познания по географии и астрономии.

«ирландский изгнанник», дававший ему консультации по научным вопросам и в богословских спорах аргументировавший цитатами не только из отцов церкви, но и из христианских поэтов: Клемент, сменивший (по-видимому) Алкуина во главе придворной школы и написавший грамматику, вытеснившую грамматику Петра Пизанского; Дикуйл, автор географического трактата, в котором к толковым сведениям о провинциях Римской империи были добавлены сведения об Ирландии, Фарерах и Исландии, где летние ночи так светлы, «что можно вшей обирать с рубашки». Жизнь ирландских эмигрантов была нелегка, всякий был готов посмеяться над их бездомностью и надменностью (например, Теодульф в «Послании королю»), а они отвечали соперникам попреками за невежество и дурной латинский стиль.

Наконец, готская Испания тоже дала каролингскому возрождению нескольких видных его представителей; но все они были не столько учеными и учителями, сколько практиками — администраторами, дипломатами, полемистами. Это — лионский архиепископ Агобард, один из просвещеннейших людей своего времени, осуждавший поклонение иконам и обычай «суда божьего», отрицавший ведовство и колдовство; это — Клавдий, епископ Туринский, мечтавший возродить чистоту раннего христианства и ради этого начавший такое гонение на иконы, которое всколыхнуло на несколько лет всю франкскую церковь. Самым крупным и талантливым деятелем в этой плеяде был орлеанский епископ Теодульф, администратор, дипломат, моралист и покровитель искусств; как кажется, он даже не был членом академии (мы не знаем его академического прозвища), но он был поэтом, и притом одним из самых талантливых в своем поколении; его стихи больше, чем чьи-нибудь, позволяют нам заглянуть в жизнь двора и империи Карла.

Плоды деятельности этих разноплеменных культурных сил, собранных к ахенскому двору, явилисъ скоро. Уже приблизительно к 800 г. на сцену выступает второе поколение каролингского возрождения — германские выученики иноземных учителей. Это — те новые люди, на которых хотел опереться Карл в своей государственной политике; среди них — не только духовные, но и светские лица, не только люди неведомого происхождения, но и представители знатных родов, до того времени обычно обходившиеся без грамотности.

Таков Эйнхард, приближенный Карла, автор его жизнеописания, оставшегося лучшим для своего времени образцом владения латинским слогом. Таков Ангильберт, морганатический зять Карла, поэт, носивший в академии прозвище «Гомер». Таков Муадвин (или Модоин), ученик и друг Теодульфа, подражавший ему в пышном жанре стихотворных панегириков. Таков Амаларий Трирский, ученик Алкуина, ездивший от Карла послом в Константинополь, первый латинский богослов, занявшийся аллегорическим толкованием литургических обрядов. Таков Фридугис, другой ученик Алкуина, автор сочинения «О субстанции небытия и мрака» — редкой для своего времени попытки упражнения мысли вне круга традиционных патристических вопросов. Таков Смарагд Сент-Михиельский, автор 15 книг комментария к грамматике Доната, единственный человек во франкском государстве, прямо побуждавший императора (Людовика Благочестивого, сына Карла) отменить в своих владениях рабство. Таковы, наконец, два «просветителя Германии» — Храбан Мавр, аббат Фульдский, и Гримальд, аббат Санкт-Галленский, трудами которых руководимые ими монастыри стали крупнейшими центрами латинской культуры за Рейном, в недавно лишь приобщенных к христианской цивилизации восточно-германских областях.

Именно Муадвину. поэту этого поколения, принадлежат программные строки, давшие ученым основание для термина «каролингское возрождение»:


Снова Рим золотой, обновясь, возродился для мира...

Это было выражением мысли, общей всем современникам: уже у Алкуина звучит она в таком виде: «Не новые ли Афины сотворились во франкской земле, только многажды блистательнейшие, ибо они, прославленные учительством господа Христа, превосходят всю премудрость академических упражнений». Возрождение античной культуры на новой, христианской основе было общим идеалом современников Карла Великого: античные поэты должны были дать созидаемой литературе блеск формы, христианство должно было дать ей истинность содержания, сочетание того и другого было признаком, отличающим истинно культурного, «вежественного» мужа от презираемого им носителя «грубости» (rusticitas), причем под «грубостью» одинаково понималась и простодушная неграмотность германских мужиков и изысканная «безнравственность» Вергилия и Овидия. Царство божие на земле, объединенное христовой верой и латинским языком, языком церкви; во главе его — вселенский император, Карл-Давид, избранник божий, в чьих руках — и светская и духовная власть; вокруг него — его сподвижники и певцы, утверждающие его власть и славу по всему латинскому миру франкским мечом, христианской мыслью и античным словом — таков был идеал двора и академии Карла.

Античные, языческие, и новые, христианские, элементы сочетались в этом идеале с удивительной простотой. Это объяснялось только тем низким культурным уровнем, с которого приходилось начинать каролингскому возрождению. «Возрождать» приходилось прежде всего те начатки знаний, которые были необходимыми и общими для какой бы то ни было латинской культуры, языческой или христианской —владение языком, стилем, стихом, основы семи наук. Здесь и Библия и Вергилий были одинаково необходимы и полезны. Но как только эта ступень была пройдена, противоречие между библейским и вергилианским духовным идеалом начало ощущаться и вселять смятение в души тех, кто дорос до этого. Уже об Алкуине его биограф сообщает: «В юности читал оный муж Господень книги древних философов и лживые россказни Вергилия, но после не хотел их ни сам читать, ни позволять ученикам своим, говоря: «Достаточно с вас божественных поэтов, нет вам нужды пятнать себя сладострастным краснобайством Вергилиевой речи!» А прошло лишь десять лет после смерти Алкуина, и разрыв между светской и духовной культурой стал повсеместным.

Гаспаров М. Л. Каролингское возрождение (VIII-IX вв.) //Памятники средневековой латинской литературы IV-IX веков. — М.: Наука, 1970. — С. 223-242. С. 224-226.

Прочитайте фрагмент из стихотворения Алкуина «Прощание с кельей» и определите, какую новую тему вносит в западноевропейскую лирику это стихотворение?

«Прощание с кельей»
Милая келья моя, о тебе моя плачет камена,
Плачет о новой твоей, о неизвестной судьбе!

И завладела тобой властно рука пришлеца.
Уж не видать тебе боле ни Флакка-певца, ни Гомера,
Боле под кровлей твоей детский напев не звучит!
(Перевод С. Аверинцева)

—Х вв.) // История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983—1994. —Т. 2. — 1984. — С. 453—459. С. 456

Задание 7.

Прочитайте фрагмент из диалога Алкуина и Пипина (776-810) – сына Карла Великого, короля итальянского. Этот диалог показывает, как велось преподавание в Палатинской школе Алкуина (782-796 гг.). Прочитав фрагмент, ответьте на вопросы:

1. Каким художественным тропом в основном пользуется Алкуин, давая ответы? На какие черты зарождающейся средневековой словесности указывает обращение именно к этому приему?

2. Какие элементы двоеверия можно обнаружить в ответах Алкуина?

– Алкуин. Страж истории.
Пипин. Что такое слово? – Алкуин. Изменник души.
Пипин. Кто рождает слово? – Алкуин. Язык.
Пипин. Что такое язык? – Алкуин. Бич воздуха.
Пипин. Что такое воздух? – Алкуин. Хранитель жизни.
– Алкуин. Для счастливых радость, для несчастных горе, ожидание смерти.
Пипин. Что такое смерть? – Алкуин. Неизбежное обстоятельство, неизвестная дорога, плач для осташихся в живых, приведение в исполнение желаний, разбойник для человека.
Пипин. Что такое человек? – Алкуин. Раб старости, мимо проходящий путник, гость в своем доме.
– Алкуин. На шар.
Пипин. Как помещен человек? – Алкуин. Как лампада на ветру.

Задание 8.

Прочитайте стихотворение Н. Гумилева «Рим» и ответьте на вопрос:

1. Какие события мировой истории приходят с идеей, утверждаемой поэтом, в противоречие, а какие подтверждают идею поэта о вечности и несокрушимости Рима?

Рим

Волчица с пастью кровавой

Тебе, увенчанной славой,
По праву привет тебе.

С тобой младенцы, два брата,
К сосцам стремятся припасть.
— волчата,
У них звериная масть.

Не правда ль, ты их любила,
Как маленьких, встарь, когда,
Рыча от бранного пыла,

Когда же в царство покоя
Они умчались, как вздох,
Ты, долго и страшно воя,


У той же быстрой реки.
Что мрамор высоких лоджий,
Колонн его завитки,

И лик Мадонн вдохновенный,

Покуда здесь неизменно
Зияет твоя нора,

Покуда жесткие травы
Растут из дряхлых камней

Железных римских ночей?!

И город цезарей дивных,
Святых и великих пап,
Он крепок следом призывных,

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОКОНТРОЛЯ

1. Вдумайтесь в известное высказывание Ф. Энгельса: «Средневековье развивалось на совершено примитивной основе. Оно стерло с лица земли древнюю цивилизацию, древнюю философию, политику и юриспруденцию, чтобы начать во всем с самого начала. Единственным, что оно заимствовало от погибшего древнего мира, было христианство и несколько полуразрушенных, утративших свою былую цивилизацию городов» (Маркс К. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. – Т. 7. – С. 360). Можно ли полностью согласиться с этим утверждением?

2. В результате воздействия каких разнородных факторов происходят становление и формирование средневековой литературы?

Примечания.

«Поэзия риторического века» // Поздняя латинская поэзия. – М., 1982. С. 5.

3. М. Гаспаров. С. 17-18.

—VII вв. М.: Наследие. 1998. С. 97-146.

5. Г. Г. Майоров. Формирование средневековой философии. Латинская патристика. – М., 2009. //Библиотека ELLIB//ellib.org.ua

6. С. С. Аверинцев. От античности к средневековью.// История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983—1994. Т. 2. — 1984. — С. С. 446—449.

«История зарубежной литературы. Средние века и Возрождение» /М. П. Алексеев, В. М. Жирмунский, С. С. Мокульский, А. А. Смирнов. – 4-ое изд. – М., 1987. С. 14.

«История зарубежной литературы. Средние века и Возрождение» /М. П. Алексеев, В. М. Жирмунский, С. С. Мокульский, А. А. Смирнов. – 4-ое изд. – М., 1987. С. 10.

9. М. Л. Гаспаров Каролингское возрождение (VIII-IX вв.) //Памятники средневековой латинской литературы IV-IX веков. — М.: Наука, 1970. — С. 223-242.

10. А. Я. Гуревич, Д. Э. Харитонович. История Средних веков. – М., 2008. С. 59.

11. Гаспаров М. Л. Каролингское и Оттоновское Возрождения (VIII—Х вв.) //История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983—1994. Т. 2. — 1984. — С. С. 453—459. С. 458.

—Х вв.) С. 459.

13. «История зарубежной литературы. Средние века и Возрождение» /М. П. Алексеев, В. М. Жирмунский, С. С. Мокульский, А. А. Смирнов. – 4-ое изд. – М., 1987. С. 14.