Тема 12
ЛИТЕРАТУРНАЯ УТОПИЯ ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ
Как бы интересно стало
жить на свете, если бы
можно было отбросить
заботу о счастье.
О. Хаксли.
«О дивный новый мир»
ПЛАН
1. Предыстория утопий Ренессанса.
2. «Утопия» Томаса Мора.
а) композиция «Утопии»;
б) гуманистинеский пафос «Утопии».
в) «Утопия» и «Телемская обитель» Ф. Рабле
3. «Город Солнца» Т. Кампанеллы.
4. «Новая Атлантида» Ф. Бэкона.
5. Утопии эпохи Возрождения и кризис гуманистической мысли
6. Утопия как литературный жанр.
7. Утопии эпохи Возрождения и антиутопии ХХ века.
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ПОДГОТОВКИ
«Утопия» - в буквальном переводе - место, которого нет («у» по-гречески приставка со значением отрицания, «топос» - место). Как политический прогноз и литературный жанр утопия выражает пожелание, осуществить которое никак нельзя, ни в настоящий момент, ни в будущем. Утопия - идеальный прогноз будущего, который не опирается на анализ реально сложившихся в настоящем условий, на развитие текущей ситуации, действительное соотношение сил. Утопия - это социальная фантазия, вымысел. Но мечтать об идеальном государственном устройстве могут не только гуманисты, но и реакционеры, тираны, консерваторы. Известны проекты будущего, принадлежащие В. Шекспиру и Ф. Булгарину. Но в первоначальном значении утопия связана с мечтой о совершенном, прекрасном мире, о возрождении «золотого века». Реальное развитие человечества показало, что будущее несет множество разочарований, а прогресс может привести к гибели человечества, тогда появился жанр утопии негативной, которая противостояла традиционной, позитивной утопии. Такую утопию стали называть дистопией («плохое место») или антиутопией.
Ренессанс не открывает утопию как литературный жанр, утопиям эпохи Возрождения предшествовали античные утопии Гесиода, поэтизировавшего время Кроноса, «Государство» и «Законы» Платона, христианские утопии Августина Блаженного («О граде Божием») и Иоахима Флорского («Вечное Евангелие»).
На протяжении истории функционирования в культуре и литературе жанра утопии, последняя как одна из своеобразных форм общественного сознания воплощала в себе такие черты, как осмысление социального идеала, социальную критику, стремление бежать от мрачной действительности, а также попытки предвидеть будущее человечества. В эпоху Возрождения утопия приобрела по преимуществу форму описания совершенных государств или идеальных городов, якобы существующих где-то на отдельных островах, под землей или в горах. Античный опыт был особенно важен для гуманитсических утопий эпохи Возрождения. Однако он был чрезвычайно противоречив: Гесиод поэтизировал «золотой век», когда не существовало имущественного расслоения, но относил это время в далекое прошлое. Платон (427-347 д. н. э.) создает закоченную картину социально уравновешенного, гармоничного государства, не знающего острых общественных противоречий в «Государстве» (360 д. н. э.). Государство Платона рождается как идеальный проект такого устройства социума, который возможен только в отдаленном будущем, а, может быть, невоплотим в реальности вообще. Платон показывает шесть типов современных государств, оценивая их с точки зрения справедливости и блага:
• монархия (справедливая власть одного человека)
• аристократия (справедливая власть меньшинства, лучших граждан)
• тимократия (несправедливая власть большинства - военных вождей, уважаемых граждан)
• олигархия (несправедливая власть меньшинства, богатых людей)
• демократия (справедливая власть большинства)
• тирания (несправедливая власть одного человека)
Собственный проект справедливого государства возникает в диалоге «Государство» у философов, беседующих с Сократом в ходе рассуждения о справедливости и благе. В государстве Платона нет частной собственности, даже жены и дети представляют общественную собственность, а деторождение регулируется государством, путем отбора лучших (глава 8). Общество делится на три сословия: сословие мудрых, которые стоят у власти, и в течение 50 лет оттачивают и совершенствуют свои дарования, чтобы править во благо общества; сословие военных, которые защищают государство и сословие кормильцев (крестьян, ремесленников, дельцов).
не как сословное, а как кастовое: Платон категорически против перехода из одной группы в другую, даже против совмещения разных видов занятий одним ремесленником. Платон, по словам В. Асмуса, «прямо характеризует «справедливость» как доблесть, не допускающую возможности подобного смешения. Наименьшей бедой было бы смешение функций различных специальностей внутри класса работников производительного труда: если, например, плотник станет делать работу сапожника, а сапожник — работу плотника или если кто-либо из них захочет делать вместе и то и другое. Но «многоделание» было бы уже, по Платону, прямо гибельно для государства: если какой-либо ремесленник или человек, по природе своей промышленник, возгордившись своим богатством, или мужеством, или могуществом, пожелал бы заняться воинским делом, а воин, не способный быть советником и руководителем государства, посягнул бы на функцию управления, или если кто-нибудь захотел бы одновременно совершать все эти дела Даже при наличии первых трех видов доблести многоделье и взаимный обмен занятиями причиняют государству величайший вред и потому «весьма правильно могут быть названы злодеянием», «величайшей несправедливостью против своего города» 57
Впрочем, именно в трактате «Государство» в диалоге между Главконом и Сократом пересказывается знаменитый миф о пещере, выступающий метафорой учения Платона об идеях, который дает возможность предположить, что в идеальном государстве степень участия идеального будет выше и больше. Хотя более поздние философские диалоги Платона «Законы», построенные как беседа между афинянином, критянином и спартанцем, где планируются общественные работы на всеобщее благо, общее жилье и тотальная слежка, надежды на идеальное устройство общества как торжества идеи над материей оставляют мало.
У Августина и Иоахима идеальный мир вынесен за скобки земного времени и пространства и принадлежит вечности и Богу, а не людям и истории. Показательно однако то обстоятельство, что у истоков западноевропейской литетаруры стояла христианская утопия Августина, которая носила трансцендентальный характер и была доступна каждому христианину.
2. Название «утопия» закрепляется за данным литературным жанром после появления в 1516 году «Утопии» Т. Мора (1478-1535). Полное название «Утопии» следующее: «Золотая книжечка, столь же полезная, сколь и забавная о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия». Т. Мор стремился к достоверности, рассказывая об одном из вновь открытых островов, на котором обнаружено идеальное государство Утопия. Н. И. Голенищев-Кутузов указывает, что из соображений достоверности «действующими лицами выступают сам автор, кардинал Мортон, покровитель Мора и Эразма, голландский гуманист Петр Эгидий и, наконец, вполне правдоподобная для века великих географических открытий фигура бывалого путешественника Рафаила Гитлодея, от имени которого ведется рассказ. Для наибольшей убедительности Мор вводит в обрамление подлинные факты своей биографии. Так, Эгидий знакомит его с Рафаилом Гитлодеем, участником экспедиций Америго Веспуччи. Действительно, в 1515 г. Мор был послан с дипломатической миссией в Брюгге, где подружился с Петром Эгидием, посетил Антверпен»58.
Описывая морское путешествие Гитлодея, обгнувшего берега Нового Света и отправившегося на Запад к осторову Утопия, Мор предвосхищает Кругосветное плавание Магеллана, которое состоится пять лет спустя в 1521 году. Эффект дотсоверности был столь велик, что один английский клирик просил, чтобы Томас Мор посодействовал ему в получении на Утопии епископской кафедры. «Утопия» была написана на гуманистической возрожденной латыни, английский перевод был выполнен уже после смерти Т. Мора в 1551 году.
«Утопии» Т. Мора и деятельности оскфордских гуманистов, носившей замкнутый, кабинетный характер, в отличие от активной общественно-политической деятельности Мора и на государственном посту и даже в большей степени после отставки, во время процесса и заключения, начинается английский Ренессанс. Поэтому «Утопия» как соединение гуманистической философии с государственным творчеством и фигура Томаса Мора приобретают особое значение для понимания нового этапа в развитии гуманизма. Томас Мор не поддержал церковной реформы в Англии, вступил в полемику с Мартином Лютером, за что снискал одобрение Папы, а после казни был причислен к лику католических святых. Мор отказывался поддержать реформы Генриха YIII, который тщетно добиваясь от Папы разрешения на развод с Екатериной Арагонской, в 1533 г. объявляет себя по примеру немецких князей единым главой государства и церкви и конфискует колоссальное имущество монастырей. Напуганные английские епископы, все, кроме одного - Джона Фишера, поспешили присягнуть королю. Отказался от присяги королю одновременно как первому духовному и светскому лицу Томас Мор.
В 1534 г. по сфабрикованному обвинению Мор был заключен в Тауэр, где подвергался мучительным допросам, но остался непреклонен. В 1535 г. бывшего министра было решено подвергнуть мучительной казни: «Вернуть его, при содействии шерифа Вильяма Бингстона, в Тауэр, оттуда влачить по земле через все лондонское Сити в Тибурн, там повесить его так, чтобы он замучился до полусмерти, вынуть из петли еще живого, отрезать ему половые органы, вспороть живот, выдернуть и сжечь внутренности. Затем четвертовать его и прибить по одной четверти его тела над всеми четырьмя воротами Сити, а голову выставить на Лондонском мосту»59 . Но король милостиво заменил эту казнь отсечением головы. Судьба Томаса Мора, сыгравшего значительную роль в истории Англии, способствовавшего благу и процветанию отчизны, поднимала проблему государственной справедливости по отношению к гуманисту, способствовашему общественному благу, и справедливости как государственном принципе, до проблемы, с которой начиналась история утопий в философии и литературе.
В основе композиции «Утопии» Т. Мора лежит антитеза, противопоставленные части произведения предстают в обрамлении философского диалога, который постепенно переходит в повествование. Социальный эксперимент задуман Мором методом «от противного»: в первой части изображена Англия начала ХYI века. Источником несчастий и многочисленных проблем современной Англии Мор считает частную собственность. Мор показывает крайнее разорение английского крестьянства, характеризуя свою страну, как ту, «где овцы съели людей», показывает, что жестокая борьба с бродяжничеством – проявление государственного лицемерия и безответственности власти, поскольку бродяги появились на английских дорогах вследствие земельной политики огораживания, проводимой государством.
Реалистическое повествование первой части сменяется показом фантастической картины жизни на острове Утопия. На острове отменена частная собственность, все утопийцы в течение шести часов заняты производственным трудом, а затем обучаются наукам и искусствам. Все административные должности, кроме короля Утопа, выборные. Выборы происходят часто, и все сроки администрирования короткие, чтобы управитель не привык к должности и не начал злоупотреблять своей властью. Административная должность никаих материальных благ не приносит. Права всех утопийцев равны, хотя на острове есть рабы - это военнопленные и осужденные преступники, которые выполняют самые тяжелые работы. На Утопии отменена смертная казнь, покольку, как убежден Томас Мор, нет большей ценности в мироздании, чем человеческая жизнь. Смертная казнь заменена тяжелыми работами на общее благо. По истечении срока наказания преступники, однако, могут стать равноправными членами общества. Кроме того, объектом всеобщего презрения выступают атеисты, так как на Утопии можно исповедовать любую религию, но не желательно отрицать религию вовсе.
На утопии нет индивидуальной семьи, детей воспитывает государство, утопийцы не ведут индивидуального хозяйства, все бытовые нужды переданы специальным службам, утопийцы все одинаково одеты, ведут одинаковый образ жизни: часть года проводя на сельскохозяйственных работах, а часть – в городе. При этом на Утопии нет антагонизма между умственным и физическим трудом: свой статус можно легко изменить, посещая после короткого шестичасового трудового дня соответствующие занятия. На Утопии нет постоянной армии, но все утопийцы готовы стать под ружье и проходят курс обучения военному делу. Всеобщее равенство на Утопии иногда оказывается обманчивым: атеисты – объект всеобщего презрения, доходящего до ущемления в правах. Не пользуются особенной любовью и дети. Вот как в общественных столовых на Утопии проходит обед: столы накрыты сразу для всех, сначала есть садятся кормящие матери и старики, все отдавшие на благо общества, затем работающие утопийцы, а потом объедки подбирают дети, которые пока ничего не сделали для государства и должны понимать, что хлеб не дается даром. Экономическое процветание Утопии обеспечивает сельское хозяйство, а на тяжелых работах, которые приносят необходимое сырье, трудятся преступники и военнопленные. Мир, созданный Томасом Мором, где нет нищеты и все равны перед законом, мог показаться идеальным его современникам, свидетелям и участникам чудовищного имущественного расслоения эпохи первоначального накопления, но позже, когда не быть нищим и рабом уже не означало жить в справедливом обществе, взгляд на государство Томаса Мора, как на идеальное, мог существенно скорректироваться.
В 1532 году новые контуры гуманистическая утопия приоброетает в романе Ф. Рабле. Страну великанов Рабле первоначально назвал Утопией, «то есть заимствовал ее название, - как указывает Э. Ауэрбах, - из вышедшей шестнадцатью годами раньше книги Томаса Мора, которому из всех современников Рабле был, пожалуй, в своем творчестве более свего обязан…».60
В конце первой (а фактически – второй) книги романа храбрый монах брат Жан, мужественно оборонявший монастырский виноградник и до конца не сложивший оружия, получает в дар обитель, которую называет Телемской, то есть желанной. Устав этой обители остоит из одного предложения, которое гласит: «Делай, что хочешь». Надпись на вратах Телемской обители существенно ограничивала круг тех, кто мог в нее войти: «Идите мимо, лицемер, юрод, Глупец, урод, святоша-обезьяна, Монах-лентяй, готовый, словно гот Иль острогот, не мыться целый год, Все вы, кто бьет поклоны неустанно Вы, интриганы, продавцы обмана, Болваны, рьяно злобные ханжи, -- Тут не потерпят вас и вашей лжи. Ваша ложь опять стала б распалять Наши души гневом, И могла б напевам Нашим помешать Ваша ложь опять. Идите мимо, стряпчий-лиходей, Клерк, фарисей, палач, мздоимец хваткий, Писцы, официалы всех мастей, Синклит судей, который, волка злей. Рвет у людей последние достатки.»
Таким образом, в обитель мог попасть только честный, умный, образованный человек, гуманист. В Телемской обители оказываются самые образованные, самые отважные, самые одаренные люди, все они говорят на пяти-шести языках, все сочиняют стихи и прозу, все они – яркие индивидуальности. Но постепенно жизнь в обители делает их похожими: сначала дамы начинают одеваться одинаково, потом происходит следующее: «Благодаря свободе у телемитов возникло похвальное стремление делать всем то, чего, по-видимому, хотелось кому-нибудь одному. Если кто-нибудь из мужчин или женщин предлагал: «Выпьем!» -- то выпивали все; если кто-нибудь предлагал: «Сыграем!» -- то играли все; если кто-нибудь предлагал: «Пойдемте порезвимся в поле» -- то шли все. Если кто-нибудь заговаривал о соколиной или же другой охоте, женщины тотчас садились на добрых иноходцев, на парадных верховых коней и сажали ястреба-перепелятника, сапсана или же дербника себе на руку, которую плотно облегала перчатка; мужчины брали с собой других птиц.» Постепенно телемиты превращаются в панургово стадо, что-то происходит с человеческой индивидуальностью в идеальных условиях, где можно предаваться трудам и размышлениям в интереснейшем обществе себе подобных, но при этом не соприкасаться с несовершенным внешним миром.
Оказывается, что та самая индивидуальность, которой был наделен основатель обители брат Жан, нуждается для того, чтобы состояться, утвердиться и развиваться, не только в свободе досуга, образовании, общении и экономической независимости. В конце концов, идеальные и идентичные условия жизни делают всех похожими друг на друга. Г. К. Косиков приходит к выводу: «Этот автоматизм коллективного поведения превращает телемитов в самое настоящее «панургово стадо», а обитель свободы - едва ли не в добровольную казарму, так что в результате дух индивидуального своеобразия оборачивается полнейшим единообразием и взаимным подчинением людей, гуманистическая же утопия - страшноватой химерой.»61 обитателей. Причем, известно, что многие в обители нашли любовь, покинули обитель и в браке обрели несказанное счастье.
Идиллия Телемской обители как будто простирается за ее пределы, побывавшие в ней умники, все обретают одинаковое счастье в браке. Любопытно, что никто из телемитов не назван по имени, не привидена ни одна история любви, а наоборот перечисляютя качества, объединяющие, а не различающие всех телемитов. Таким образом, обнаруживается пугающая закономерность: в идеальном обществе люди перестают быть самими собой, а становятся элементами этого общества. Этот итог развития утопий нашел подтверждение и в городе Солнца, идеальном государстве, придуманном спустя столетие Томаззо Кампанеллой.
3. Итальянский философ Т. Кампанелла (1568-1639) в утопии «Город Солнца, или идеальная республика» (1622) развивает идеи Томаса Мора. Томаззо принадлежал к доминиканскому ордену, но вскоре обнаруживает такое свободомыслие в религиозных вопросах, что его обвиняют в ереси. Кампанелла вынужден бежать. В 1598 Кампанелла возвращается в Неаполь и немедленно оказывается в тюрьме по обвинению в ереси и заговоре против испанцев. Томаззо подергают жестоким пыткам, но так и не добиваются отречения. В тюрьме Кампанелла провел 27 лет, здесь написал большинство своих сочинений, в том числе и «Город Солнца». В 1626 году Кампанелла благодаря вмешательству Папы Урбана YIII выпущен на свободу и последние годы жизни проводит во Франции под покровительством Ришелье, который назначил философу небольшую пенсию. Кампанелла принадлежал к позднему этапу развития гуманизма в Италии. Он усиленно занимался алхимией и астрологией, но при этом отстаивал достоинства рационалистического эмпирического метода в науке. Кризис идей гуманизма Кампанелла расценивает как следствие их отдаленности от решения конкретных социальных задач. Способом решить такую задачу он считает необходимость найти и учредить социальную справедливость.
В поисках справедливости на государственном уровне Кампанелла приходит к созданию утопии. Для «Города Солнца» избрана модель диалога с путешественником, как у Томаса Мора. Мореход из Генуи беседует с неким гостинником, которому рассказывает о городе Солнца, расположенном на вершине горы. Город Солнца описан как город всеобщего счастья. Управляется государство верховным первосвященником – Метафизиком, которого избирают как самого мудрого и ученого. Себе в помощь Метафизик выбирает триумвират: Любовь, Мудрость и Могущество. Они-то и решают все вопросы в государстве.
Член общины может назначаться на любые работы и сочетать несколько видов деятельности, что почетно и выгодно для общественного блага, но рабочий день не может превышать 4 часа, причем, возможно его сокращение благодаря техническим достижениям. Могущество решает вопросы войны и мира, Мудрость руководит образованием и наукой, а Любовь социальным развитием, продовольствием и воспитанием. Особое значение в городе Солнца придают деторождению: жрецы сами назначают брачущихся, чтобы результат был лучше, соединяют противоположности, например, худых мужчин с полными женщинами. Бесплодных женщин ждет страшная участь – они становятся общими женами. Любопытнейшим образом, в идеальных государствах сначала присутствовал трудовой лагерь для применения бесплатного труда заключенных (на Утопии Т. Мора), а у Томаззо Кампанеллы нашлось место для проституции, к тому же социально обоснованной. Каким-то образом, проект всеобщей справедливости, применный ко всем одинаково, то есть равноправно, справедливо, порождал деспотизм и жестокость.
искоренить его, по мнению Кампанеллы, - полное и всеобщее равенство, отказ от любых форм собственности, вплоть до жен и детей. Парная любовь – скорее допустимая забава, чем серьезное чувство, ничто не может сравниться по силе и преданности «с любовью к общине». Природные способности каждого человека следует в интересах общины развивать наиболее полно, но определить их может только гороскоп. Как осуществить гармоническое развитие личности, как избежать того, чтобы абсолютно одинаковые условия жизни не порождали абсолютно одинаковые характеры, Кампанелла не знает. Мораль в Городе Солнца основана на христианской религии, хотя исповедуется культ Солнца и Земли. Но христианской морали вопреки считается почетным убить тирана, человечным - изгнать вздорного и ничтожного монарха.
Сам Город Солнца возник так: «Сначала все исторгается и искореняется, а потом уже насаждается, созидается». Кампанелла верил в возможное осуществление своей фантазии, в создание «всемирного государства», во главе которого встанут испанские короли и Римский Папа. Идея индивидуальности, созревающая в период Проторенессанса, на фоне идеи государственности, в эпоху Позднего Возрождения оказалась поглощена последней: утопии предлагают модели идеальных государств, но в них не находится места идеальному человеку, утверждаемому в гуманизме Кватроченто. Метатеза государства и личности, происшедшая у Томаззо Кампанеллы, показывающего человека только как часть общины, как винтик в государственной машине, нашла выражение в замене антропоцентризма на государственный центризм: в центре мира стоят город Солнца и его верховный управитель со своим триумвиратом, место которого в перспективе должны занять Король и Папа. Это растворение личности в общине, индивидуальности в государстве, частного во всеобщем самым убедительным образом демонстирует кризис гуманизма как кризис индивидуальности.
Впрочем, создатели первых утопий более задумывались об экономическом, чем о правовом и политическом устройстве общества. Первым шагом к идеальному государству была отмена частной собственности. Логически мыслящий Камапанелла связал с утратой экономического личного достояния и утрату индвидуальности: где нет частной собственности там нет и эгоизма. Томас Мор лишил утопийцев собственности, семьи, жилищ (по истечении десяти лет жители Утопии обмениваются домами), самоотдачи постоянным занятиям. Томаззо Кампанелла, сохранив принцип лишения гражданина идеального государства всякой собственности, обосновал необходимотсь такой меры требованиями всеобщей справедливости. Все равны, поскольку у всех ничего нет, кроме права жить в общине и сообща трудиться на всеобщее благо. Томас Мор указывает, что Утопия постоянно ведет войны, чтобы отстоять свою независимость – процветающим островом хотят завладеть многие. Но есть одна важная деталь: в утопиях показан мир, изолированный от внешнего и долгое время развивающийся в этой изоляции. Томас Мор подчеркивает, что все хотят жить на Утопии, но не затрагивает интересного вопроса о возможности свободного выбора для самих утопийцев. Собственно у жителей утопий есть только одно право – подчиняться требованиям всеобщего блага, то есть отказаться от свободы выбора и от развития индивидуальности.
Однако первая утопия Возрождения, созданная в период Треченто, «республика поэтов» в «Декамероне» Боккаччо утверждала торжество индвидуальности. Боккаччо стремился объективировать рассказчиков, придать им индивидуальные черты, в романе есть намеки на некие человеческие отношения между ними. Но в итоге общество рассказчиков «Декамерона», наделенных условно поэтическими именами и уравненными в происхождении и богатстве, выглядит как идеальная модель кружка гуманистов. Боккаччо, создавая образы Дам-рассказчиц, подчеркивает, что все они богаты, образованы, воспитаны и происходят из хороших семей. Таким же статусом наделены молодые люди. Поэтому избираемый король руководит только поэтической стороной жизни в поместье (особо подчеркнуто, что каждая из дам владеет несколькими такими виллами), кроме того, поэтов-гуманистов сопровождают их слуги. Таким образом, «республика поэтов» - условно поэтический образ, а не модель республики, создавая которую неизбежно пришлось бы поднимать вопросы справедливости в управлении и распределении богатства. Таким образом, первая утопия Возрождения носит абстрактно-символический характер. Но «республика поэтов» - это часть рамы «Декамерона». Утопия и ее обоснование не были самостоятельной художественной задачей автора, хотя уже в «республике поэтов» обнаружились некоторые особенности, нашедшие развитие у Т. Мора и Ф. Рабле.
4. «Новая Атлантида» (ок. 1623) ученого-материалиста Ф. Бэкона (1561-1626) сознательно противопоставлена утопиям Кампанеллы и Мора. Фрэнсис Бэкон выступает создателем индуктивного метода в философии. Он указывает на четырех идолов разума, которые препятствуют свободе познания. Именно ему принадлежит афоризм: «Знание – сила», высказанный в главном труде философа «Новый органон» (1620). Бэкон как рационалист и эмпирик верит в силу человеческого разума, хотя обнаруживает некоторый интерес к мистическим тайнам розенкрейцеров. Рукопись «Новой Атлантиды», незаконченная и недатированная, была найдена в бумагах философа в 1627 году, после его смерти.
– Новой Атлантиды покинули человечество бесконечно давно, взяв с собой только евангельское благочестие, чтобы быть добронравными и братски любить ближнего, и осуществили в тайне от человечества экспиремент по созданию совершенного государства. Основой для усовершенстования социальных отношений и установления государственной справедливости они избрали знание и науку. В государстве Бенсалем основой экономического процветания выступает частная собственность. Здесь сохраняется социальная иерархия, есть богатые и бедные, но нет нищих, униженных и оскорбленных. Справедливость достигается точным соблюдением всех законов, перед законом равны все члены общества. По мнению Бэкона, полное социальное равенство невозможно, поскольку различны природные, естественные способности людей, как различна их внешность. Но возможно путем интенсивного экономического развития сократить разрыв во владении материальными благами до минимума. Процветание обеспечивается развитием науки и техники, внедрением их достижений в производство, это облегчает труд и обогащает государство. Правит Бенсалемом Коллегия ученых - Дом Соломона, цель которого – «познание причин и скрытых сил всех вещей, расширение власти человека над природою, покуда все не станет для него возможным». Материальное равенство невозможно, но возможно искоренение нищеты, если в обществе утверждается всесилие знания, которое одно способно облегчить жизнь и труд человека.
Ф. Бэкон показывает экономическое процветание государства, основанное на научно-техническом прогрессе, но при этом сохраняет все признаки современного ему государственного устройства: есть центральная власть, есть семья, религия, частная собственность, законы. По-видимому, тогда должны сохраниться и те социальные проблемы, которые свойственны современному государственному устройству, только в менее острой и конфликтной форме. Таким образом, даже Дом Соломона проблему государственной справедливости не разрешает.
Ф. Бэкон был современником Шекспира, его рассматривали как претендента на авторство того, что приписывается Шекспиру. Безусловно, поиски универсального метода познания и вера в силу разума сближают Бэкона с новой эпохой – Просвещением. Та утопия, которую создает Бэкон, вписывается в контекст развития утопической мысли Века Разума, но при этом продолжает традицию утопий Возрождения, в полемике с которыми она создана.
5. Бэкон, переместив акцент на экономическую и техническую основы общественного устройства, завуалировал вопрос об установлении справедливости, стоящий у истоков развития утопической мысли со времен античности. Мысль об идеальном государстве, как государстве справедливом, где существует равенство между братьями по вере, утверждается в Граде Божием Августина, который подчеркивает, что град земной основан на эгоизме и братоубийстве.
Проблема государства осмысливалась ранними гуманистами в аспекте порядка и процветания, установления мира и законности. Хотя собственный гуманистический опыт соприкосновения с государством оказывался в конкретных случаях весьма плачевным. У истоков гуманизма стоит Данте, изгнанный из Флоренции и лишившийся государственной должности, к которой он относился с полной самоотдачей; весьма успешная государственная деятельность Томаса Мора закончилась конфликтом с властью, отставкой и казнью; Леонардо, обиженный Папой, закончил дни во Франции под покровительством Франциска I, Микеланджело так и не осуществил свой самый грандиозный замысел – гробницу Папы Юлия II, находясь в состоянии перманентного конфликта с Римом, даже подумывал принять предложение султана Баязета II, надеясь, что тот оценит его по достоинству. Некоторое время на службе у синьории пребывал Боккаччо, но даже безбедной жизни себе обепечить не сумел. Лоренцо Великолепный – внук Козимо Медичи проявил себя больше как меценат и поэт, чем как успешный правитель Флоренции, его коммерческие предприятия успеха не имели.
свое уединение и свою единичность. Гуманистический идеал образованного, гармоничного человека, который мог показаться абстрактной схемой, тем не менее, находил воплощение в судьбах и творениях самих гуманистов, но едва гуманист выходил за пределы замкнутого круга своих единомышленников, он оказывался в конфронтации с обществом и государством. Недаром, Эразм от лица Глупости говорит о мудреце, который смешон на пиру или на рынке. Когда гуманистическая мысль в период Зрелого Возрождения с концепции человека переместилась в область государственного творчества, тогда обнаружилась несовмесимость гуманистической индивидуальности и творческого начала, свободного образования и развития индивидуальности с общественным устройством, с государством, даже с теми его идеальными моделями, которые создавали сами гуманисты – Т. Мор и Ф. Рабле. Поэтому утопии ничего не оставалось, как уйти от проблемы личности, но сохранить проект идеаьного государственного устройства, что собственно и осуществил в «Новой Атлантиде» Ф. Бэкон.
Утопическая рефлексия – типологическая черта гуманизма на протяжении его развития, начиная от «республики поэтов» Боккаччо и заканчивая «Новой Атлантидой» Ф. Бэкона. В прозаических гуманистических романах Позднего Возрождения или создается модель идеального мира (Телемская обитель в романе Ф. Рабле), либо высказывается желание и намерение такой мир создать (в романе Сервантеса «Дон Кихот» ((часть I - 1605): Рыцарь Печального образа, разделяя с козопасами их скромную трапезу, говорит о своем стремлении «возродить в век железный век золотой»). В поздней пьесе-сказке Шекспира «Буря» (1612) этот идеальный мир мудрец Просперо создает для себя и для Миранды, опираясь на свои знания и книги. Просперо – изгнанник, оказавшийся на уединенном острове (типологически идеальном локусе для утопического эксперимента). Однако на острове, кроме доброй воли и разума Просперо изначально присутствует враждебная и антагонистичная сила – злодей Калибан. После попытки изменить Калибана воздействием studia humanitatis, Просперо понимает, что зло неистребимо и неизменимо, и разделяет остров на свои владения и мир Калибана:
Раб гнусный,
Добро не может в том запечатлеться,
Кто склонен к злу. Из жалости к тебе
То то, то это. Ты не знал, дикарь,
Своих же мыслей, только лопотал
Бессмысленно. Я облекать учил
В слова желанья. Но отродью злому,
Не дастся разум. Перестал стараться
И поселил тебя я на утесе,
Хоть заслужил ты больше, чем тюрьмы.
(перевод М. Кузьмина)
принципа диалектики в устройстве мироздания, в котором есть Просперо, но есть и Сикоракса, когда-то сосланная на тот же остров, есть прекрасная Миранда – дочь Просперо, но есть и сын Сикораксы – Калибан (к моменту появления Просперо на острове Сикораксы уже нет в живых). Есть и еще одно обстоятельство: коварный, отвратительный, злобный Калибан, когда-то пытавшийся соблазнить Миранду, теперь замышляющий убийство Просперо, необходим: Просперо говорит:
Обойтись не можем
Мы без него. Разводит он огонь,
Дрова таскает, служит за столом.
Все это - польза.
Слова Миранды:
Чудеса!
Как много дивных собралось созданий,
Как люди хороши! Прекрасен мир,
–
произнесенны не при виде уединенного острова-утопии, а при встрече с людьми из Милана, т. е. как раз из несоврешенного современного государства. Эти слова Миранды Олдос Хаксли делает заголовком своей антиутопии «О дивный новый мир», в котором находится место и отвратительным, но необходимым Калибанам, и образованным Фернандо, и даже мудрецу Просперо, если только он своим чародейством не будет колебать устройство дивного нового мира, где все счастиливы и одинаковы в пределах своей касты.
6. Утопия представляет собой синкретичный литературный жанр, в котором, взаимно дополняя друг друга, сливаются философская, публицистическая, научная и эстетическая мысль. Вместе с тем доминирующее эстетическое качество в утопии – фантастичность. Утопия существенно отличается от романа: в ней нет индивидуальных человеческих характеров, действующие лица утопии – мировоззрения, прогнозы и идеи. Вместо индивидуальных характеров в утопии предлагается общая концепция человека будущего. Сюжетная сторона утопии – приключение мысли, а не героя. Утопия сыграла значительную роль в генезисе научно-фантастической литературы. В ней фантастическое вырастает на базе современного, а прогностическое начало определяется анализом перспектив развития науки. Таким образом, взаимодействие реалистического и фантастического имеет источник в ранних европейских утопиях. Появление жанра утопии способствовало становлению исторического взгляда на развитие общества путем сопоставления его настоящего и возможного будущего.
7. В «Антологии утопий» (1952) Г. Нелли и М. Патрик впервые ввели термин «антиутопия», применительно к негативному взгляду на будущее человечества, связанному с утратой надежды на осуществление социальной справедливости. В начале ХХ века опыт русской революции заставил философов и художников пересмотреть утопии Ренессанса с точки зрения их позитивности. В 1920 Евгений Замятин создает роман-антиутопию «Мы», опираясь на ту социальную модель, которая показана в «Утопии» Т. Мора. Писатель изменяет точку зрения, сосредоточив фокус повествования на судьбе героя.
Таким образом, присущие утопии статичность и описательность, в антиутопии заменяются сюжетностью и повествовательностью. Гуманистический взгляд русского писателя показывает полную дегуманизицию мира, претендующего на статус идеальной государственной модели. Всеобщее равенство оказывается деспотическим, а в конце романа и оперативно-механическим уравнением. Собственно идеальный мир всеобщего равенства неприемлем для человека: когда нумера Д-503 – гражданина Единого государства лишают всего человеческого, превращают в подобие бесчувственного механизма, он приходит с этим миром в полную и абсолютную гармонию.
«Новой Атлантиды», показывает мир идеальной социальной гармонии в романе «О дивный новый мир». Гармония строится на стратификации общества, а стратификация достигается тоже путем хирургического вмешательства. Все счастливы, только когда перестают стремится к любви, к творчеству, к познанию. Те немногие, которые, как ни странно, сохранили человеческое дерзание, перемещаются на острова. И теперь утопические государства снова находятся на осторовах в океане, только они принципиально противоположны тем ренессансным утопиям, которые локализовывались там в начале. Наверное, одной из самых мрачных антиутопий ХХ века можно признать «1984» Дж. Оруэлла, избравшего объектом полемики «Город Солнца» Томаззо Кампанеллы.
Антиутопия написана после войны, в 1948 году. Более унизительного быта, более бесчеловечного общественного устройства, наверное, не создавала ни одна антиутопия. В этом кошмаре можно оставаться человеком, но до поры до времени: уничтожив в человеке все человеческое, заставив его отказаться от любви и совершить предательство, государство даже не заботится о том, чтобы человека уничтожить, он перестал быть человеком, поэтому больше не опасен. Антиутоппи ХХ века, создаваемые в полемике с утопиями Ренессанса, убедительно доказали несовместимость ренессансной концепции человека с любыми универсальными моделями государственного устройства, обнаружили вечную оппозицию гуманистической мысли по отношению к любым формам унификации и еще раз подтвердили значение гуманитарного знания, филологического образования (герои антиутопий или берутся писать дневник - Д-503 у Замятина, Уинстон Смит у Оруэлла, или живут по великим книгам – Дикарь, познающий мир по Шекспиру у Хаксли), любви и творчества для раскрытия человеческого в человеке.
ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЙ АППАРАТ
АНТИУТОПИЯ (ДИСТОПИЯ) - (от греч. дис - плохое, топос - место) - негативный социальный прогноз, утопия-предупреждение. Антиутопия выступает типологической разновидностью романа, поскольку показывает характеры героев в развитии, а мир идеального государства в динамике. Утопия описательна и статична, антиутопия сюжетна и повествовательна.
- как эстетическая категория предполагает создание персонажей, образов и сюжетов, которые не имеют прямых соответствий в действительности.
НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА В ЛИТЕРАТУРЕ - основывается на художественном дополнении и образной интерпретации современных научных открытий.
РЕКОМЕДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
Основные:
1. Бэкон Ф. Новая Атлантида. Опыты и наставления. - М., 1962.(ЛП)
2. Мор Т. Утопия. - М., 1978.
3. Утопический роман XVI - XVII веков. - М., 1971. (БВЛ)
1. Русская литературная утопия. - М., 1976.
УЧЕБНАЯ ЛИТЕРАТУРА:
Основная:
1. Баткин Л. М. Ренессанс и утопия // Из истории культуры средних веков и эпохи Возрождения. - М., 1976. - С. 222-244.
… (Антиутопия, ХХ век) – Вопросы литературы, 1989, № 1.
3. Осиновский И. Н. Томас Мор. Утопический коммунизм, гуманизм, реформация. - М., 1978.
4. Чаликова В. А. Утопия и культура. – М., 1992.
5. Шадурский М. Литературная утопия от Мора до Хаксли. – М., 2007.
6. Шестаков В. II. Понятие утопии. Современные концепции утопического // Вопросы философии, 1972, № 8.
Дополнительная:
1. Алексеев М. Л. Славянские источники «Утопии» Томаса Мора. - М.. 1955.
2. Гальцева Р. А. Очерки русской утопической мысли ХХ века. – М., 1992.
3. Геллер Р. Вселенная за пределами догмы. – Лондон, 1995.
– М., 1993.
5. Свентославский В. В. Каталог утопий. – Пг., 1923.
6. Свентоховский А. История утопий. – М., 1910.
7. Чаликова В. А. Утопия рождается из утопии. – Лондон, 1992.
8. Чанцев А. Фабрика антиутопий. Дистопический дискурс в российской литературе 2000-ых //НЛО, 2007, №86.
РАБОТА С ИСТОЧНИКАМИ:
Задание 1.
Прочитайте фрагмент из главы «Семиотизация пространства в «Утопии» Томаса Мора» из монографии М. Шадурского «Литературная утопия от Мора до Хаксли» (М., 2007) и ответьте на вопросы:
1. Какие еще черты, кроме тех, которые приведены в работе В. Бистефельда, составляют семиотику утопии?
«Утопии»? Чем она отличается от причины, побудившей Платона создать «Законы»?
3. Почему пространство острова Утопии напоминает современную Т. Мору Англию?
Источником всех несчастий в Англии собеседник Мора Рафаил Гитлодей называл частную собственность, при существовании которой не может быть ни справедливости, ни экономического благополучия, ни всеобщего счастья: «... где только есть частная собственность, где все мерят на деньги, там вряд ли когда-либо возможно правильное и успешное течение государственных дел». Человеческое существо подвержено наибольшей деформации под воздействием денег - самой властной формы частной собственности, «... вы, как и значительная часть людей на свете, ... подражаете плохим педагогам, которые охотнее бьют учеников, чем их учат», - не понимал Гитлодей стремления государства бороться с результатами социального зла без воздействия на его первопричину, ведь такие действия по отношению к гражданам неизбежно ведут к нивелированию ценности человека.
Система поэтических средств, использованных в «Похвале глупости», имеет генетическую связь с менипповой сатирой -жанром, оформившимся в эпоху эллинизма в творчестве Лукиана. «Итак, ... соверши со мной это путешествие и, поставив себя на мое место, охвати взором весь земной порядок», - обращался Менипп к своему собеседнику, собираясь дать уничижительную оценку земной действительности. Этот призыв достиг также литераторов и мыслителей Ренессанса, взглянувших на состояние наличного мира, открывшееся им по-новому.
Составитель библиографического справочника «Литературная утопия» В. Бистерфельд обобщил центростремительные смысловые линии, развиваемые в творчестве писателей-утопистов. Под «классическим» строением жанровой семиосферы подразумевалось сочетание следующих компонентов: 1) географическое положение, природные условия (предлагается изолированная плоскость художественного эксперимента с невысокой плотностью населения, проживающего в городах); 2) контакт с внешним миром (рассматривается общее стремление к отчуждению и самозащите); 3) политическое устройство (выделяются две доминантные формы организации государства: демократия и олигархия); 4) семья и мораль (определяются принципы социализации частной жизни и евгеники); 5) труд (отмечается четкая регламентация трудовой повинности и свободного времени граждан); 6) воспитание (показывается важность института воспитания для поддержания стабильного миропорядка); 7) образование (устанавливается приоритетность естествознания в системе научных интересов совершенного общества); 8) повседневность и общение (открывается установка на гармонизацию социальных взаимодействий); 9) язык, искусство, религия (выводится сообщество, пользующееся особым языком, настороженно относящееся к искусству и практикующее солярную религию)16«Утопии» Т. Мора.
В романе Мора выявляются структурные особенности литературной утопии, которых не было ни у Платона (ок. 429-347 до н. э.), ни у других предшественников. В диалоге «Законы» Платон «лепил из воска» идеальное государство, отстоящее от близлежащих земель, но имеющее в своем распоряжении прекрасные гавани. Замкнутость истинной республики виделась философу обязательно концентрической, сосредоточивающейся вокруг единого центра, который суммирует бытийственность воображаемого края: «Храмы надо построить вокруг всей торговой площади. Да и весь город надо расположить кругами, поднимающимися к возвышенным местам, ради хорошей защищенности и чистоты. Рядом с храмами надо расположить помещения для правителей и судилищ»17. Совершенные формы организации сущего могли показаться лондонцу Мору, искавшему, прежде всего, не универсальной истины, а счастья, неперспективными: «... эта страна когда-то не была окружена морем. Но Утоп, чье победоносное имя носит остров (раньше этого он назывался Абракса), сразу же при первом прибытии после победы распорядился прорыть пятнадцать миль, на протяжении которых страна прилегала к материку и провел море вокруг земли; этот же Утоп довел грубый и дикий народ до такой степени культуры и образованности, что теперь он почти превосходит в этом отношении прочих смертных»18. Как прослеживает Р. Шепард, «превращение Утопии в искусственный остров преследовало и практическую, и символическую цели»19. Остров оказывался вне досягаемости врагов; кроме того, утопическое общество получало в буквальном смысле видимую завершенность самодостаточной единицы. Важнейшим атрибутом художественной модели мира, явленной Мором в «Утопии», было островное пространство, геофизические параметры которого напоминали Англию XVI в. (количеством поселений, равноудаленностью городов, ландшафтом столицы). Конструируемая реальность представляла собой отстранение от доступного мира, знаменовала воссоздание счастливого состояния человечества в крае испытания гуманистических идеалов. В семиосферу романа «Утопия» органически включены гуманистические идеи оксфордских реформаторов, к числу которых принадлежал и Т. Мор.
17 Платон. Законы / пер. с древнегреч. A. H. Егунова. М., 1999. С. 230.
18 Мор Т. Утопия. С. 108.
19 Shephard К. Utopia, Utopia's Neighbours, Utopia, and Europe // Sixteenth Century Journal. 1995. Vol. 26, No. 4. P. 845.
Шадурский М. Литературная утопия от Мора до Хаксли. – М., 2007. С. 25-29. //Электронная версия: Библиотека Гумер http://www.gumer.info/
Прочитайте фрагмает из статьи С. Г. Шишикиной «Литературная антиутопия: к вопросу о границах жанра» и ответьте на вопросы:
1. Как жанр атиутопии связан с жанром утопии? Почему необходим диалог между ними?
2. Какие определения антиутопии как жанра приводятся в статье? Какое кажется Вам наиболее точным и правильным?
3. В чем особенности утопического хронотопа? Чем отличается он от хронотопа антиутопии?
(в переводе с греческого «у» -«топия» - место, которого нет) в литературных произведениях прослеживаются задолго до выхода в свет сочинения Томаса Мора «Золотая книга, столь же полезная, как забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии», больше известного как «Утопия» (1516). Антиутопия, будучи генетически и тематически связана с утопией, сопутствует ей на всех этапах развития человечества. Традиция антиутопического мышления тоже насчитывает более 2500 лет. Антиутопические мотивы, еще не сформировавшиеся в самостоятельный жанр, можно встретить уже в «Государстве» Платона, в философии «киников», в комедии Аристофана «Женщины в народном собрании» и т. д. Вместе с развитием философии и естественнонаучных знаний растет и число произведений, в которых утопические идеи оформляются художественным образом, отделяясь от жанра философских трактатов. Однако вместе с ними увеличивается и количество литературных сочинений, в которых ставится под сомнение возможность осуществления положительных идеалов в силу разных причин. Анализ и критика отдельных негативных сторон социума и экзистенции в нем человека постепенно становятся все более значимыми, переплетаясь с утопией, но при этом обретая все большую самостоятельность, оперируя собственными ценностными характеристиками, приобретая специфические черты жанровой поэтики, что позволяет говорить о формировании особого литературного жанра – антиутопии.
Если согласиться с тем, что литературная антиутопия – анти -, но, тем не менее, самостоятельный жанр, следует, вероятно, признать, что антиутопия, отрицая утопию, развивается на основе характерных для утопии жанровых принципов. В то же время, в соответствии с законами диалектики, антиутопия, в свою очередь, становится отправной точкой для развития утопии, с последующим новым спиралевидным изменением и собственной сути, но уже на основе новой утопии. Таким образом, утверждение «антиутопия состоит с утопией в отношениях диалога»[10, c. 183-184], является, бесспорно, справедливым и плодотворным для определения специфики жанра.
Закономерным, поэтому, считается определение антиутопии методом «от противного» в соотношении с жанром утопии. Например, «Утопия – идеально хорошее общество, дистопия – идеально плохое и антиутопия – где-то посередине [3, с. 11]». Антиутопия считается «зазеркальем утопии [20, с. 320]», «перевернутой утопией [17, с. 5]», жанром, иронически переосмысливающим ценностные ориентации литературной утопии [8, с. 233-251]. По мнению философа А. Баталова, «антиутопия – принципиальное отрицание утопии утопическими же средствами, произвольное конструирование образов иного мира, призванных отбить у читателя всякую охоту изобретать, а главное пытаться осуществить утопические проекты [1, с. 264-265]» Ассиметричные принципы повествования о мире, по мнению большинства исследователей, и отличают утопию от антиутопии, что справедливо как по отношению к модели мышления, так и к жанровым характеристикам. Отмечается, что литература опровергает утопию не логическими рассуждениями, не демонстрацией исторического «так не выходит», но самим способом своего бытия, самой возможностью повествования о мире [6, с. 4-5]. Утопия пренебрегает границей между фантазией и реальностью, антиутопия стремится их подчеркнуть [8]. При этом переплетение научной фантастики и утопии порождает антиутопию [19, с. 100]. Однако от научной фантастики антиутопия отличается явным креном в анализ нравственной проблематики даже при рассмотрении достижений научно-технической мысли.
Многоголосицу определений антиутопии сквозь призму утопии можно было бы продолжать довольно долго. К тому же, ХХ век справедливо считают временем антиутопического социального мышления, что не могло не сказаться на становлении жанра литературной антиутопии. Подсчитано, что только за четверть века после II мировой войны лишь в англо-американской литературе появились 39 произведений, созданных в рамках утопии, и 199 жанровых разновидностей антиутопии [26; с. 358-366]. Причины такого жанрового бума кроются в социальном и научно-техническом опыте человечества и сопряженной с ним опасности потери человеческого в самом человеке и обществе, им созданном. «Надежда на индивидуальное и социальное совершенство человека, которая в философском и антропологическом плане была отчетливо выражена в сочинениях философов Просвещения и социалистических мыслителей ХIХ века, - писал Эрих Фромм в «Послесловии» к роману Оруэлла «1984», - оставалась неизменной вплоть до конца первой мировой войны.…Война ознаменовала начало процесса, которому предстояло в сравнительно короткое время привести к разрушению двухтысячелетней западной традиции надежды и трансформировать ее в состояние отчаяния[22; с. 258-259]».
В этом высказывании уже намечена грань между утопией и антиутопией. Воспользуемся определением Л. Сарджента, который считает, что «утопия – это подробное и последовательное описание изображаемого, но локализованного во времени и пространстве общества, построенного на основе альтернативной социально-исторической гипотезы и организованного как на уровне институтов, так и человеческих отношений, - совершеннее, чем то общество, в котором живет автор[25, с. 13]». Добавим, что в основе утопических построений лежит мысль, создающая некий утопический хронотоп, вынесенный за рамки настоящего, реального исторического. Заметим, что классические утопии рождались на основе художественного моделирования социально-философских теорий; антиутопии отталкивались от уже реализовавшихся теоретических постулатов. Это, как нам представляется, объясняет некоторую декларативность стилистики жанра, что косвенно подтверждается и в следующем высказывании: «Утопизм есть постоянный и неизбывный соблазн человеческой мысли, ее отрицательный полюс, заряженный величайшей, хотя и ядовитой энергией [15, с. 83]».
3. Геворкян Э. Чем вымощена дорога в ад? Антипредисловие // Антиутопии ХХ века. М. 1989.
6. Латынина Ю. Л. Литературные истоки антиутопического жанра. Автор. дисс. …к. филол. н. М., 1992.
8. Морсон Г. Границы жанра // Утопия и утопическое мышление. М.,1991.
10. Новикова Г. Необыкновенные приключения науки в утопии и антиутопии (Г. Уэллс, О. Хаксли, А. Платонов) // Вопросы литературы, 1998, №4.
15. Флоровский Г. В. Метафизические предпосылки утопизма // Вопросы философии. 1990, № 10.
16. Чаликова В. Утопия и свобода. М., 1994.
17. Шестаков В. Эволюция русской литературной утопии//Вечер в 2217. Русская литературная утопия. М.,1990.
19. Якушева Н. Б. Трансформация утопии в антиутопию в культуре ХХ века. СПб., 2001.
22. Fromm E. Afterword to George Orwell’s “1984”. N. Y., 1962.
25. Sargent L. Introduction// British and American Utopian Literature, 1516-1978. Boston, 1979.
26. Sargent L. Eutopias and Distopias in Science Fiction:1950-1975.// America as Utopia. N. Y., 1981
С. Г. Шишикина. Литературная антиутопия: к вопросу о границах жанра // Вестник гуманитарного факультета ИГХТУ, 2007, № 2. // Электронная версия: http://main.isut.ru/
Прочитайте фрагмент из статьи И. О. Шайтанова «Между викторианством и антиутопией. Английская литература первой трети ХХ века» и ответьте на вопросы:
1. Как И. О. Шайтанов определяет различия между утопией и антиутопией?
2. Посмотрите эпиграф к теме, взятый их романа Олдоса Хаксли, и определите, как мечта о счастье взаимодействует с устройством общества?
3. В чем, по мнению Замятина и Хаксли, состоит заблуждение утопистов? В чем состоит опасность этого заблуждения?
хронотоп утопии?
Однако ещё опаснее научных экспериментов оказались социальные проекты по революционному преобразованию действительности. Писатели получили возможность с натуры воспроизводить черты будущего тоталитарного государства. Зимой 1920 года в промёрзшем и голодном послереволюционном Петрограде Евгений Замятин создал самую прославленную антиутопию — роман «Мы».
Антиутопия — это мечта, начавшая осуществляться и неожиданно обнаружившая массу побочных эффектов. Вопрос жанра утопии — каким должно быть будущее? Вопрос антиутопии — можно ли принудительно сделать человека счастливым? Антиутопия — это не столько мечта, сколько предупреждение.
Замятин очень точно определил человеческий пафос всех антиутопий: в них вместо «я» властвует «мы». Личность принесена в жертву коллективу. В романе Замятина, рождённом русской действительностью, государственное устройство предполагает максимум подавления и минимум материального благополучия. В романе О. Хаксли «О дивный новый мир» (1932) насилие заменено психологической инженерией — людей ещё до рождения создают по их будущему месту в обществе, а материальное благополучие предоставляется всем в избытке. Среди главных общественных обязанностей каждого члена общества в романе Хаксли — тратить и тем самым поощрять производство: «Чем старое чинить, лучше новое носить», — одна из истин, которую вдалбливают каждому ещё в колыбели.
(1894–1963) продолжил в XX веке традицию английского сатирического романа.
Хаксли и Замятин
Хаксли отрицал влияние на него русского писателя. Однако самим эпиграфом к роману из философа Николая Бердяева подтвердил значение для него русского исторического опыта: «Утопии оказались гораздо более осуществимыми, чем казалось раньше. И теперь стоит другой мучительный вопрос, как избежать их окончательного осуществления…»
Хаксли представляет утопическое общество в год 632 эры Форда, или эры Фрейда: два имени, одно из которых олицетворяет техническое совершенство, а второе — представление о человеке, движимом сексуальным инстинктом. Совершенство достигнуто, а инстинкты удовлетворены.
студентов по его залам. На дверях инкубатория девиз Мирового Государства: «Общность. Одинаковость. Стабильность».
Слова «отец» и «мать» употребляются либо как бранные, либо как исторические термины, описывающие далёкое прошлое, когда люди были живородящими. Теперь людей изготовляют на конвейере в пробирках. Главное достижение — умение производить десятки однояйцевых близнецов в соответствии с требованием одинаковости. Однако одинаковость — это не то же самое, что старый предрассудок, именовавшийся «демократией». Равенство людей, как поучает Директор, не распространяется далее физико-химического уровня. Полная одинаковость существует лишь внутри низших каст, каждая из которых обозначена буквами греческого алфавита: самые высшие — альфы (плюсовики и минусовики), затем — беты, гаммы, дельты, а на низшей ступени — эпсилоны. Эти последние — человекоподобные существа, необходимые для выполнения чёрной работы, для которой они предназначены ещё в пробирке, а потому и вполне удовлетворены своим местом в обществе.
Когда человека «раскупоривают» (никого теперь не рожают), то в младенческом и детском состоянии он проходит курс гипнопедии — обучения во сне. Путём тысячекратных повторов через динамики в сознание вдалбливают основные истины и правила будущего поведения. Все довольны и счастливы, а если кто-то вдруг испытает психологическое потрясение или неудобство, то от этого есть средство и поведенческое правило: «Сомы грамм — и нету драм»
Сома — это, как бы теперь сказали, релаксирующее, то есть расслабляющее средство. Название для него в обществе всеобщего потребления заимствовано из древнеиндийской мифологии: так назывался напиток богов. У Хаксли нередко имена людей и названия вещей берутся из истории культуры, но не как знак памяти. Напротив, — как знак беспамятства, поскольку никто не осознаёт связи с прошлым.
И. О. Шайтанов. Между викторианством и антиутопией. Анлийская литература первой трети ХХ века // Новое в школьной программе //http://lit/iseptember.ru
Прочитайте фрагмент из романа Евгения Замятина «Мы» (Из «Записи 2-ой») и ответьте на вопросы и выполните задания:
1. Найдите у Замятина реминисценции из «Утопии» Томаса Мора. Какова их смысловая фунукция?
2. Как опровергается тезис о всеобщем равенстве, обязательный для утопий?
3. Почему житель Единого Государства ощущает себя центром мира, Богом? Насколько это ощущение корреспондирует миру утопии и как опровергается в мире антиутопии?
– как негативный? Что в антиутопии изменяется в способе художественной организации и подачи утопического мира?
«…Внизу. Проспект полон: в такую погоду послеобеденный личный час мы обычно тратим на дополнительную прогулку. Как всегда. Музыкальный Завод всеми своими трубами пел Марш Единого Государства. Мерными рядами, по четыре, восторженно отбивая такт, шли нумера – сотни, тысячи нумеров, в голубоватых юнифах62 , с золотыми бляхами на груди – государственный нумер каждого и каждой. И я – мы, четверо, – одна из бесчисленных волн в этом могучем потоке. Слева от меня О 90 (если бы это писал один из моих волосатых предков лет тысячу назад, он, вероятно, назвал бы ее этим смешным словом «моя»); справа – два каких то незнакомых нумера, женский и мужской.
Блаженно синее небо, крошечные детские солнца в каждой из блях, не омраченные безумием мыслей лица… Лучи – понимаете: все из какой то единой, лучистой, улыбающейся материи. А медные такты: «Тра та та там. Тра та та там», эти сверкающие на солнце медные ступени, и с каждой ступенью – вы поднимаетесь все выше, в головокружительную синеву…
И вот, так же, как это было утром, на эллинге, я опять увидел, будто только вот сейчас первый раз в жизни, увидел все: непреложные прямые улицы, брызжущее лучами стекло мостовых, божественные параллелепипеды прозрачных жилищ, квадратную гармонию серо голубых шеренг. И так: будто не целые поколения, а я – именно я – победил старого Бога и старую жизнь, именно я создал все это, и я как башня, я боюсь двинуть локтем, чтобы не посыпались осколки стен, куполов, машин…
– прыжок через века, с + на – . Мне вспомнилась (очевидно, ассоциация по контрасту) – мне вдруг вспомнилась картина в музее: их, тогдашний, двадцатых веков проспект, оглушительно пестрая, путаная толчея людей, колес, животных, афиш, деревьев, красок, птиц… И ведь, говорят, это на самом деле было – это могло быть. Мне показалось это так неправдоподобно, так нелепо, что я не выдержал и расхохотался вдруг.
И тотчас же эхо – смех – справа. Обернулся: в глаза мне – белые – необычайно белые и острые зубы, незнакомое женское лицо.
– Простите, – сказала она, – но вы так вдохновенно все озирали, как некий мифический бог в седьмой день творения. Мне кажется, вы уверены, что и меня сотворили вы, а не кто иной. Мне очень лестно…
Все это без улыбки, я бы даже сказал, с некоторой почтительностью (может быть, ей известно, что я – строитель [Интеграла]). Но не знаю – в глазах или бровях – какой то странный раздражающий икс, и я никак не могу его поймать, дать ему цифровое выражение.
Я почему то смутился и, слегка путаясь, стал логически мотивировать свой смех. Совершенно ясно, что этот контраст, эта непроходимая пропасть между сегодняшним и тогдашним…
– Но почему же непроходимая? (Какие белые зубы!) Через пропасть можно перекинуть мостик. Вы только представьте себе: барабан, батальоны, шеренги – ведь это тоже было – и следовательно…
– Ну да: ясно! – крикнула (это было поразительное пересечение мыслей: она – почти моими же словами – то, что я записывал перед прогулкой). – Понимаете: даже мысли. Это потому, что никто не «один», но «один из». Мы так одинаковы…
Она:
– Вы уверены?
Я увидел острым углом вздернутые к вискам брови – как острые рожки икса, опять почему то сбился; взглянул направо, налево – и…
Направо от меня – она, тонкая, резкая, упрямо гибкая, как хлыст, I 330 (вижу теперь ее нумер); налево – О, совсем другая, вся из окружностей, с детской складочкой на руке, и с краю нашей четверки – неизвестный мне мужской нумер – какой то дважды изогнутый вроде буквы S. Мы все были разные…
– и со вздохом:
– Да… Увы!
В сущности, это «увы» было совершенно уместно. Но опять что то такое на лице у ней или в голосе…
Я с необычайной для меня резкостью сказал:
– Ничего не увы. Наука растет, и ясно – если не сейчас, так через пятьдесят, сто лет…
– Даже носы у всех…
– Да, носы, – я уже почти кричал. – Раз есть – все равно какое основание для зависти… Раз у меня нос пуговицей, а у другого…
– Ну, нос то у вас, пожалуй, даже и «классический», как в старину говорили. А вот руки… Нет, покажите ка, покажите ка руки!
Терпеть не могу, когда смотрят на мои руки: все в волосах, лохматые – какой то нелепый атавизм. Я протянул руку и – по возможности посторонним голосом – сказал:
– Обезьяньи.»
1. Чем, на ваш взгляд, вызвано утверждение английского ученого Чэда Уолш в книге «От утопии к кошмару»: «Все убывающий процент воображаемого мира - это утопии, все растущий его процент - кошмары. Антиутопия, или перевернутая утопия, была в XIX веке незначительным обрамлением утопической продукции. Сегодня она стала доминирующим типом, если уже не сделалась статистически преобладающей» (Walsh Ch. From Utopia to Nightmare. London, 1962. P. 14.)? Какие из утопий эпохи Возрождения могут быть прочитаны как кошмары?
2. В чем состоят отличия утопии от романа? Кто выступает главным героем утопии?
Примечания.
57. В. Ф. Асмус. Жизнь и сочинения Платона.// В. Ф. Асмус. Античная философия. – М.,1998. С. 245
— М.: Наука, 1983—1994. Т. 3. — 1985. — С. 292—297.
59. А. А. Аникст Томас Мор. История английской литературы. Учебник. – М., 1943. // Материал размещен на сайте: «Средние века и Возрождение»: http://svr-lit.niv.ru/
60. Э. Ауэрбах. Мир во рту Пантагрюэля // Э. Ауэрбах Мимесис. – М., 1976. С. 272.
61. Г. К. Косиков. Средневековая литература и литература Возрождении яво Франции. Франсуа Рабле // РАбота размещена на сайте: «Средние века и Возрождение»: http://svr-lit.niv.ru/
62. Вероятно, от древнего «Uniforme».