Тема 5.
РЫЦАРСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
(РЫЦАРСКАЯ ЛИРИКА. ПОЭЗИЯ ТРУБАДУРОВ. РЫЦАРСКИЙ РОМАН.)
Чувственною красотою душа возвышается
возносится к небесам.
Аббат Сугерий
Надпись на фасаде церкви в Сен-Дени
ПЛАН
1. Культура рыцарского сословия.
РАЗДЕЛ «РЫЦАРСКАЯ ЛИРИКА. ПОЭЗИЯ ТРУБАДУРОВ»
1. Причины возникновения в Провансе светской поэзии. Альбигойские ереси и альбигойские войны.
2. Социальный и этический облик рыцарства. Значение и роль любви в жизни средневекового рыцаря. Биографии трубадуров как отражение идеала рыцарской любви (Д. Рюдель).
3. Две точки зрения на роль любви в лирике трубадуров (В. Векслера и В. Ф. Шишмарева). Две концепции любви в лирике трубадуров. Творчество Б. де Вентадорна.
5. Символика и формульность лирики трубадуров. Два стиля в лирике трубадуров.
6. Споры о происхождении лирики трубадуров (аристократическая и фольклорная теории).
7. Вклад трубадуров в развитие европейской лирики (символы, рифмы, строфы).
РАЗДЕЛ «РЫЦАРСКИЙ РОМАН»
2. Романы «античного цикла» («Александрия» Л. де Тора и А. де Берне);
3. Романы «артуровского цикла». Творчество К. де Труа:
а) «Эрек и Энида». Проблема соотношения рыцарской доблести и супружеской любви;
б) «Ивэйн, или Рыцарь Льва». Проблема соотношения реальности и чуда;
«Ланселот, или Рыцарь телеги» – попытка создания эталонного куртуазного романа;
г) соединение артуровского мира с христианской фантастикой через мотив святого Грааля («Персеваль, или Повесть о Граале»)
4. Легенда о Тристане и Изольде в романных обработках.
5. Романы-идиллии «византийского цикла». Элементы пародии на стереотип рыцарского романа.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ПОДГОТОВКИ
1. Рыцарями (от нем. ritter – всадник) представители аристократического привилегированного сословия назывались в средневековой Германии, хотя первые рыцари, называемые шевалье, появились во Франции, именно так франки, начиная с YIII в., называли воина, наделенного земельными угодьями за верную службу сеньору или королю. В Испании принадлежавщих к этому сословию воинов нывали кабальерос, в Италии – кавальеро, в Англии – найт, а по латыни все рыцари назвались майлзами. Таким образом, в средневековой Европе рыцарь – это воин, который обязательно является чьим-то вассалом и несет военную службу, как правило, в качестве конного воина. Вплоть до IX в. рыцари были исключительно военным сословием, которое только в XI в. приобрело аристократические черты: рыцари разбогатели на службе у сеньора и во время Крестовых походов приобрели собственных вассалов, а главное, уже в Первом Крестовом походе (1096-1099) приобщились к достижениям цивилизации Ближнего Востока, значительно опередившего в культурном отношении Западную Европу (достаточно отметить, что обычай принимать горячую ванну и чистить зубы появился в Европе только после походов на Восток). Если в период Раннего Средневековья идеальным рыцарем был прежде всего искусный воин, преданно служаший королю и Отчизне (именно такой идеал нашел отражение в героическом эпосе, прежде всего, во французском), то в XII-XIII вв. рыцарский идеал приобретает этический характер, причем, этическое в данном случае неотделимо от эстетического. Е. П. Карякина подчеркивает, что «расцвет рыцарской культуры приходится на XII-XIII вв., что было обусловлено, во-первых, окончательным его (рыцарства) оформлением в самостоятельное и могущественное сословие, во-вторых, приобщением рыцарства к образованию (в предшествующий период большая его часть была неграмотной)»39 . В XII-XIII вв. вырабатывается «кодекс рыцарской чести», определяющий правила поведения в бою и на турнире, предназначение того или иного оружия (так, выбор меча указывал на намерения рыцаря вести честный и благородный бой до победы, а выбор палицы демонстрировал желание убить противника, поскольку палица могла проломить броню шлема и предназначалась для смертельного боя). К числу рыцарских доблестей относилась щедрость: рыцарь не должен быть скаредным, не должен сам заниматься делами управления своим хояйства – это низкие занятия, недостойные благородного человека. К богатству рыцарь должен был относиться как к временному приобретению – добыча после удачного военного похода получалась для того, чтобы быть растраченной на пышные праздники, турниры, богатые подарки отличившимся вассалам. Вспомните, как в «Песни о Нибелунгах», испытавшей значительное влияние рыцарских этики и эстетики, Зигфрид, прибывший с радостной вестью, одарен Кримхильдой золотыми запястьями, которые он благодарно принимает, но тут же раздает ее прислужницам, демонстрируя тем самым, что важен сам подарок: не его материальная ценность, а факт его получения. Согласно кодексу, рыцарь был обязан верно служить своему сеньору, быть смелым и доблестным в бою.
Но рыцарем было невозможно родиться, даже король не мог быть рыцарем от рождения. Стать рыцарем можно было, только пройдя обряд посвящения. Подготавливала к обряду система рыцарского воспитания, обучающая «семи рыцарским добродетелям» (нормам светского воспитания и образования, выработанным по аналогии с основой клерикального воспитания, включающего «семь свободных искусств»). Рыцарские добродетели включали: верховую езду, фехтование, владение копьем, плавание, соколиную охоту, игру в шашки или шахматы, умение слагать стихи в честь дамы сердца. Именно эти добродетели составляли понятие куртуазности (от фран. court -двор), т. е. этикетного, правильного поведения рыцаря при феодальном дворе, фактически – соблюдения придворного этикета Зрелого Средневековья. Обучение этикетному поведению для рыцаря начиналось с 7 лет в качестве пажа при дворе сеньора, затем с 14 лет в качестве оруженосца, который во время сражения или турнира находился у запасного коня сеньора и в случае необходимости спешил сюзерену на помощь. В 21 год оруженосец посвящался в рыцари. Но чтобы стать рыцарем необходимо было пройти не только школу обучения рыцарским добродетелям, но и обеспечить себя конем и доспехами, что было не только недешево, но и принципиально важно – слабый конь или ржавый меч не могли принести победы и славы ни в бою, ни на турнире.
меч Роланда звался Дюрандаль (Твердый), а Карла Великого – Жуайез (Радужный), знаменитые мечи Сида, которые он требует вернуть во время кортесов, носили имена Тисона и Колада; меч Зигфрида, известный под названием Бальмунг, после смерти героя забрал его убийца Хаген. В рукояти мечей Роланда и Карла Великого были заключены святые мощи, сообщающие им особую крепость. О. И. Федотов, указывает, что так относились к мечу монахи-крестносцы, «привычно отождествлявшие меч с крестом, один из лучей которого длиннее трех остальных, воспринимавшие его как символ силы, порядка и несокрушимой власти христианского императора»40 . Конь и всадник составляли в бою единое целое, конь нередко был лучшим другом и помощником в бою, если обратиться к эпосам, то особое отношение к боевым коням продемонстрируют те имена, которыми их наделяли рыцари: конь Роланда Вельянтиф (Недремлющий), но конь Сида Бабьека (Дуралей) получил такое имя, потому что был очень неказистым жеребенком, когда герой его выбрал, а вот конь Ганелона-предателя носит вполне нейтральное имя Ташбрюн (Коричневый в яблоках), вспомним пародийную кличку Росинант (Кляча), которую получает конь Дон Кихота, и не менее пародийное обращение к нему знаменитой Бабьеки Сида. Впрочем, если коня Сид выбрал себе сам, как выбирают верного товарища, то два знаменитых меча приобрел в бою. Обученный рыцарским добродетелям оруженосец мог вступить в бой, только после посвящения в рыцари.
Сначала церемония посвящения в рыцари проходила в церкви, но потом приобрела светский характер – сеньор плашмя ударял мечом по плечу посвящаемого, после чего тот демонстрировал свое боевое искусство. Но реальная практика жизни рыцарей порой существенно расходилась с куртуазными идеалами, и нередко оруженосец получал звание рыцаря за смелость и доблесть в бою и сразу же после сражения (или же во время оного) посвящался в рыцари.
Но желание быть идеальным рыцарем, обрести славу, продемонстрировать щедрость и доблесть было продиктовано отнюдь не стремлением верно служить сеньору или даже самому королю, это рыцари героического века придерживались в своих целях государственной направленности. В рыцарской культуре на первый план выходят личные достижения рыцаря, направленные на личные цели. И рыцарь куртуазного периода жаждал не только славы. Свои подвиги он совершал во имя Прекрасной Дамы, и служил ей верой и правдой не в меньшей степени, чем сеньору, женой которого она, как правило, была.
Этикетный рыцарь – это рыцарь влюбленный, куртуазная любовь и ее изящные проявления не менее значимые элементы придворного этикета, чем боевое искусство благородного рыцаря. «К героическому идеалу присоединяется другой идеал – эстетический,» – указывают авторы учебника «История зарубежной литературы. Средние века и Возрождение» (М., 1987)41 – он не должен быть ревнивцем. Более того, чем большей красотой и добродетелью наделена хозяйка замка, тем более это способствует славе ее супруга. Любовь к Прекрасной Даме не следовало скрывать, напротив, произносить изысканные коплименты и сочинять стихи, прославляющие несравненную Даму, – значило следовать куртуазному поведению. Разумеется, эти стихи и комплименты нередко носили чисто условный характер, воспринимались как дань необходимости и не выражали реальные чувства. Хотя, конечно, бывали исключения: едва ли замок Вентадорн приобрел бы свою славу, если бы не поэт Бернарт де Вентадорн, и едва ли бы сеньор сослал своего поэта, если бы его любовь к хозяйке замка была просто куртуазной условностью. Но как бы то ни было, любовь к Прекрасной Даме – была нормой куртуазного поведения. Куртуазная культура именно благодаря обращенности к личным качествам рыцаря и культу Прекрасной Дамы стала источником рыцарской литературы, в первую очередь, рыцарской лирики.
2. Рыцарская литература, создаваемая на национальных языках, начинает свое развитие с возникновения лирики. Поэтическая традиция начинает формироваться на юге Франции, в Провансе, в поэзии трубадуров, а затем находит развитие на севере Франции в творчестве труверов, в немецком миннезанге. В XII в. во Франции возникает рыцарский роман, достижения которого своеобразно интерпретируются в Германии. Роман тоже имеет стихотворную форму. Г. К. Косиков рассматривает роман в разделе «Рыцарская поэзия»: в качестве видов поэзии исследователь выделяет собственно лирику и роман. 42
РЫЦАРСКАЯ ЛИРИКА. ПОЭЗИЯ ТРУБАДУРОВ
1. В XI-XII веках Прованс переживает культурно-экономический подъем, обусловленный целым комплексом причин: Прованс занимает выгодное географическое положение, находясь на перекрестке торговых путей из мавританской Испании во Францию, из Византии на континент; в Провансе сохраняется преемственность с античной традицией и появляется возможность взаимодействия с поэтической и философской традицией Востока, в первую очередь, с аввэроизмом; в Провансе был свой язык; своя независимая форма правления; кроме того, зарождающаяся светская культура поддерживалась развитием светского образования. Идущие от Аввэроэса идеи вечности материи и движения, божественного разума как перводвигателя Вселенной, детерминизма всего сущего, материального характера души, приводили к сомнениям в истинности католической доктрины о бессмертии души, о непознаваемости сущности Бога, о непреложности правил религиозной аскезы. Эти сомнения, в свою очередь, формировали новый взгляд на сущность красоты, любви и предназначения человека. Провансальские философы отрицали потустороннее существование рая и ада, считая, что ад находит воплощение в земных страданиях человека, которого после смерти ждет прощение, что плотская любовь завещана всем земным тварям, в том числе и человеку Богом и не содержит в себе ничего греховного. Более того, земная красота и любовь возвышают человеческую душу, указывают путь к обретению божественного. Аббат Сугерий на фасаде церкви в Сен-Дени начертал слова: «Чувственною красотою душа возвышается к истинной красоте и от земли возносится к небесам». Реабилитация земной красоты и любви закономерно вела к реабилитации радостей земной жизни. В стихах провансальских поэтов звучат призывы к всеобщему прощению грехов («В ад низвергать – ни смысла втом, ни лада// То грех, Господь, то дьявола привада.// На грозный приговор скажу в ответ: // Знать, и в суде господнем правды нет!» - пишет Пьере Карденаль), к оправданию плоти («И днесь, тела влюбленных сочетая, // Творится воля господа святая!»- пишет Бертран Карбонель), выражающие суть философских учений провансальских мыслителей, центром которых стал город Альби. С точки зрения северо-французских феодалов и католической церкви эти философские идеи были абсолютно еретическими и получили название альбигойских ересей, уничтоженных во время Альбигойского крестового похода (1209-1229) с особой жестокостью. Известны слова герцога де Монфора, прозвучавшие в ответ на вопрос, как в городе Безье отличить еретиков от добрых католиков: «Режьте всех, Господь своих узнает!» После этого военного похода независимость и культура Прованса были уничтожены,43 часть поэтов эмигрировала в Германию, чем способствовала развитию миннезанга, а часть на север Франции, обогатив тем самым ткацкие песни труверов, некоторые трубадуры эмигрировали в Италию.
2 романа. Лирика трубадуров отражает и воплощает куртуазный идеал, определяющийся изысканностью обращения с дамой, способностью изящно и галантно выражать свои мысли и чувства, совершать во имя любви воинские подвиги, выступать истинным рыцарем, поборником чести и справедливости, защитником униженных и оскорбленных. Куртуазный идеал отвечал новому укладу феодального двора, утверждающемуся культу Прекрасной Дамы, в роли которой по отношению к своим вассалам, как правило, выступала жена сеньора. Влюбленность в Прекрасную Даму, замужнюю женщину, постепенно приобретала статус элемента придворного этикета, так что немецкий ученый Э. Векслер утверждал, что лирика трубадуров передавала не реальные чувства, а была формой прославления госпожи в расчете на награду. Кстати, щедрость сеньора, наряду с его доблестью и пышностью его двора, прославлялась трубадурами как бесспорная добродетель. Другим качеством сеньора новой формации должно было стать снисходительное отношение к забавам придворных, он должен быть столь щедр, сколь и великодушен, столь же куртуазен, сколь и не ревнив. Крупный медиевист В. Ф. Шишмарев, соглашаясь с обновлением аксиологии средневекового Прованса, тем не менее, подчеркивает, что лирика трубадуров передавала вполне реальные чувства, а ее психологические корни лежат в отрицательной оценке современного брака, заключаемого, как правило, по расчету. 44 Скорей всего имело место и то, и другое, однако знаменитый трубадур Бернарт де Вентадорн подчеркивал: «Коль не от сердца песнь идет, // Она не стоит ни гроша…»
3. Каковы бы ни были социальные и философские истоки лирики трубадуров – это первая лирическая поэзия на одном из новых романских языков. Просуществовала лирика трубадуров условно около трехсот лет: первым трубадуром считается Гильем Аквитанский (1071-1127), а последним Гираут Рикьер (1254-1292). Само слово «трубадур» происходит от старопровансальского «trobar» - изобретать, творить, создавать. Трубадуры создавали новую европейскую поэзию, новаторство которой заключалось и в проблематике, и в содержании, и в жанровой системе и стихотворных и строфических формах.
Любовь к замужней даме, куртуазное служение ей как идеалу красоты и добродетели, поднимала существенную проблему – дозволенности такой любви, возможности адюльтера. Провансальские трубадуры разрешали эту проблему, создавая две формулы любви – высокой «fin amor» и низкой, плотской «глупой любви» - «fаl’s» или «fol amor». Если первая отвечала изысканному куртуазному идеалу и предполагала беззаветную преданность и преданное служение даме, без надежды на обладание ею, то вторая была ориентирована на женщин низкого происхождения, прислуживающих в замке или живущих в прилегающей деревне. В идеальную Даму можно было влюбиться только по слухам о ее красоте и добродетели, ни разу ее не видя, но воспевая ее в канцонах, песнях, адресованных к недосягаемой возлюбленной, часто находящейся в самом деле в иных землях и странах. Для выражения своих чувств и убеждений трубадуры выработали жанорвую систему, причем, для каждого жанра были определены как строфические формы, так и особенности содержания. Выражением куртуазного идеала выступала канцона (кансона) – любовная песнь.
4. Канцона отличалась изысканностью строфического построения и заканчивалась обращением к самой даме, часто называемой через условно поэтическое имя – сенъяль («Очей отрада», «Донна», «Надежда Живая», «Лучшая из Донн»), в отличие от близкого к ней жанра – послания, завершаемого обращением к гонцу, который должен был донести слова любви до далекой возлюбленной. С точки зрения верности высокой, идеальной любви образцовым трубадуром может выступать Джуафре Рюдель (ок. 1140-1170), согласно вымышленной биографии, влюбившийся по слухам о красоте и добродетели в графиню Триполитанскую и присоединившийся к Крестовому походу только из желания увидеть ее. Один из графов Блаи, дома к которому принадлежал Джуафре Рюдель, действительно участвовал во Втором Крестовом походе. Все остальное: смерть на руках у возлюбленной, впервые увидевшей своего обожателя, ее монашеский постриг могло быть вымышлено «биографами». Однако сам характер вымысла указывает на настойчивое стремление утвердить и поэтизировать идеал высокой чистой любви. Вместе с тем, обременительность оков куртуазной любви выражалась в жанре комджаты – песни расставания, в которой рыцарь, сетуя на холодность или капризы дамы, просил его освободить от клятвы любви и верного служения.
«глупой» любви соответствовал жанр пасторелы – лирической пьесы, изображающей встречу рыцаря и пастушки на лоне цветущей майской природы, эта встреча могла закончиться или сладостным соединением рыцаря и пастушки или вмешательством друга или жениха хорошенькой поселянки, который с ватагой дружков прогоняет сластолюбивого рыцаря.
Эмблемой провансальской лирики, воплощением ее поэтичности и строфической изощренности стал однако жанр альбы – «песни рассвета», разрушающей идеал куртуазной любви, поскольку альба изображала свидание рыцаря и дамы, прерываемое предупреждением оруженосца о наступающем рассвете и необходимости соблюдать осторожность.
Вместе с тем, только любовной тематикой все богатство лирики трубадуров не исчерпывается: большой популярностью пользовалась у трубадуров сирвента, стихотворение сатирического или остро политического содержания, как правило, направленное против лицемерия и алчности церкви или же самого папского Рима. В жанре плача, выражая скорбь по ушедшему товарищу или сеньору и превознося его добродетели, поэт пользовался случаем высказать собственные политические убеждения.
Причем, политические убеждения поэтов-трубадуров могли существенно отличаться друг от друга от самых демократичных (у Маркабрюна, который был странствующим жонглером и знаменитым воином из Гаскони) до самых консервативных и узко аристократических (у Бертрана де Борна, отстаивающего в сирвентах права и достоинства родовитого рыцарства). Социальный состав трубадуров был чрезвычайно пестрым: к высшей знати принадлежал Джуафре Рюдель, в то время, как Вентадрон был сыном пекаря, Пейре Видаль происходил из семьи скорняка, а Арнаут де Марейль был нотариусом. Среди трубадуров есть и поэты-женщины, особенно искренностью и эмоциональным напором выделяется графиня Диа, легко обращающаяся в тенсонах к поэтам-мужчинам.
Самые разнообразные темы от любовных (которую из дам предпочесть – добродетельную, но холодную, или же благосклонную, но способную на измену, кто более достоин любви: отвечающий куртуазным требованиям простолюдин или грубый, но знатный барон; как вести себя с дамой на ложе) до проблем выбора поэтического стиля разрабатывались в поэтическом споре – тенсоне.
5– спор Гираута де Борнейля и Рамбаута III, графа Орлеанского – посвящена обсуждению достоинств и недостатков двух стилей – «темного», «изысканного», «изощренного» («trobar clus» или «trobar prim», «trobar rie», «trobar sotil») и ясного или легкого, простого («trobar clar»), то есть предпочтению сложного языка символов и намеков (его сторонник Рамбаут) или же простого и ясного стиля, понятного каждому, вплоть до простолюдина (его достоинства отстаивал Гираут). Выдающийся специалист в области генезиса и развития лирики трубадуров М. Б. Мейлах указывал, что именно этот спор выражал обретение трубадурами вершины поэтического самосознания, подчеркивая при этом парадоксальность и противоречивость занимаемой Гираутом позиции, поскольку «у него всетречаются, как песни, составляющие лучшие достижения изысканно-темной манеры, так и другие, выдержанные в традициях сравнительно простого стиля. …Защитиником простого стиля выступает он и в знаменитом «споре» с графом Раймбаутом Оранским, утверждая, что поэзия адресуется «многим» и что она должна быть понятной… Любопытно, что Гираут особенно настаивает на том, что сочинение в «простой» манере требует не меньше искусства и труда, чем изощрение в «темном» стиле». 45
6-7. Собственно полемика о двух стилях органично подводит к вопросу о генезисе лирики трубадуров: А. Жонруа настаивает на книжном происхождении лирики провансальских поэтов, заимствовавших рифму и строфу из восточной поэзии, ему возражает Г. Парис, выдвигающий версию народных истоков лирики трубадуров. В пользу концепции последнего говорят жанры баллады (песни с припевом, сопровождающей пляс) и пасторелы. Собственно сама сюжетная ситуация, воспетая в альбе может быть идентифицирована со свадебным диалогом жениха и друга, охраняющего покой новобрачных. Безусловно, народные истоки лежат в основе генезиса жанра плача. В тоже время изысканная строфическая организация кансоны, настойчивый поиск новых строфических решений и открытие новых возможностей рифмы указывает не неотъемлемую связь лирики трубадуров с книжной традицией. Собственно открытие рифмы, а с нею и строфы было совершено в европейской поэзии именно трубадурами, что отмечал А. С. Пушкин, указывая: «…поэзия проснулась под солнцем полуденной Франции». Открытые трубадурами строфы и созданный ими язык поэтических символов (любовь соловья и розы, метафора жизни как кораблика в бурном море) создали основу для появления итальянской ренессансной лирики «сладостного нового стиля» и «Канцоньере» Ф. Петрарки. «На Пиренейском полуострове поэтика провансальцев легла в основу галисийской школы поэзии, нашедшей самое яркое выражение в песнях короля Кастилии Альфонса Х и португальского короля Дионисия (XIII в.). Наконец, значительное влияние оказали трубадуры на немецкий миннезанг»46 - так характеризуют влияние лирики трубадуров на европейскую поэзию авторы учебника «История зарубежной литературы. Средние века и Возрождение» (М., 1987).
РЫЦАРСКИЙ РОМАН
1. Роман как жанр возникает и развивается в период Зрелого Средневековья на протяжении XII в., и формируется и функционирует внутри рыцарского сословия. Основным ареалом рождения романа были северные и центральные земли Франции. Первоначально под романом понималось произведение светского содержания, написанное на одном из романских языков, а не на классической латыни. По мере развития рыцарского романа в западноевропейской литературе Средних веков он приобретает жанровую определенность: как большая форма эпоса, показывающая значительный промежуток жизни героя через повествование и описание. Рыцарский роман формируется под влиянием самых разных факторов: рыцарской современности, эпохи Крестовых походов, представлений об идеальном рыцаре, эпопей и героев античности, народных эпических песен и героических эпосов, восточных сказок, христианских агиографий. Но решающее воздействие на генезис рыцарского романа оказали литературные обработки кельтских легенд о племенном вожде Артуросе.
2«античного цикла». Эти романы не могут считаться собственно рыцарскими, поскольку в них пока не найден способ соединить любовь и рыцарские подвиги. Поведение героя по-прежнему имеет государственную, а не личную направленность, хотя характеры героев теряют однозначность, подвергаются психологической разработке. Историческими романы на античные сюжеты назвать нельзя, поскольку античные герои перенесены в рыцарскую современность XII в.. Смысл обращения к героям античности в рыцарском романе состоял в необходимости установить преемственные связи между современным рыцарством и древними и прославленными героями, чтобы создать иллюзию длительности пребывания в мире рыцарского сословия. Кроме того, уже в этих романах обнаруживается стремление создать идеал рыцаря, показать способы достижения этого идеала. Так, «Александрия» Ламбера де Тора и Александра де Берне показывает, как был воспитан и чему обучался Александр Македонский, чтобы стать образцовым рыцарем и героем: кроме искусств ведения боя и верховой езды, Александр обучается искусству охоты, игре в шахматы, письму, счету и астрономии. Правда, свои способности Александр направляет больше на познание мира (поднимается в клетке, несомой двумя грифами, под облака, спускается на дно морское), чем на поиски любви и славы, что определяло бы его как современного эталонного рыцаря.
3. Рыцарские идеалы и рыцарская мечта об идеальном монархе нашли выражение не в романах «античного цикла», способствовавших становлению жанровой традиции, а в романах «артуровского цикла», истоки которых лежат в кельтских и валлийских легендах и в их более поздних обработках. В качестве наиболее продуктивного материала для рыцарского романа выступила легенда о племенном вожде бриттов Артуре или Артуросе (Y в. н. э.), который объединил кельтские племена в борьбе против англосаксов. Клирик и поэт Гальфрид Монмутский в латинской хронике «История королей Британии» (1136) изображает Артура (Артуроса) как всеевропейского монарха. А историограф и поэт Роберт Вас во французской обработке хроники стремится не столько к тому, чтобы придать Артуру черты идеального короля, сколько к разработке сюжета и политического подтекста хроники. Вас вводит идею рыцарского братства, образ Круглого стола, разрабатывает темы предательства и коварства вассалов, супружеской измены, вводит волшебных, сказочных персонажей – Мерлина, Моргану. Королевство Артура у Васа отнесено к прошлому, такое дистанцирование выражало упрек далекой от идеалов рыцарского братства современности. Утопический характер государства короля Артура в интерпретации Васа так охарактеризован Г. Стадниковым: «Образным олицетворением главного принципа этого «государства» является Круглый стол — стол согласия, дружбы, мира. Располагаясь за этим столом, все рыцари оказываются равны. Поэтому «Бретонский цикл», или цикл «Короля Артура», называют еще и циклом «Круглого стола»»47 . В «артуровских романах» традиционная, формульная сюжетная рамка – изображение «картины двора короля Артура как средоточия идеального рыцарства в его новом понимании….. Отсюда паломничество всех героев к этому двору, а также включение в артуровский цикл сюжетов первоначально ему чуждых», поскольку нельзя было сделаться совершенным рыцарем, героем романа, «в смысле воинских подвигов и высокой любви, не пожив и не «потрудившись» при дворе короля Артура»48. «Артуровский цикл» как наиболее специфическое выражение рыцарского романа складывается в западноевропейской литературной традиции в творчестве К. де Труа.
О жизни Кретьена де Труа (Крестьена из Тройе) известно немного. Свои наиболее значительные произведения он создал при дворе Марии Шампанской (с 1164 г.), затем нашел нового покровителя Филиппа Фландрского (1169-1188), позже его следы теряются. В романах Кретьена мир короля Артура – воплощение идеальной рыцарственности – возник бесконечно давно и длится вечно как гарант продолжения бытия рыцарского сословия. Этот мир идеален, трансисторичен и вынесен за пределы реальности. Герои романов Кретьена совершают подвиги и влюбляются во внеисторическом, противопоставленном реальной действительности мире. Нравственной мерой поведения рыцаря становится подвиг – «авантюра», т. е. подвиг, совершенный во имя любви, к тому же нравственно формирующий рыцаря. Основная проблема у Кретьена – соотношение любви и авантюры, поскольку образцовый рыцарь – это рыцарь влюбленный. Конфликт между любовью и авантюрой приводит Кретьена к идее о направленности, моральном смысле приключения, которое перестает быть самоцелью, а имеет задачей и результатом нравственное воздействие на рыцаря. «Авантюра» не только прославляет рыцаря, но и воспитывает его, духовно формирует. Этим обусловлен в романах Кретьена устойчивый мотив поисков приключений, выбора пути, в том числе, а иногда и в первую очередь, – в этическом смысле. Чем выше этическая направленность поведения героя, тем возвышеннее и благородней его образ.
силу человеческой личности. Герои ищут опоры только в самих себе, поэтому их личные переживания, особенно любовные, рассмотрены так подробно. Уже первый роман Кретьена «Эрек и Энида» (ок. 1170) поднимает проблему совместимости любви и брака, а также счастливой супружеской любви и рыцарского подвига. Испытание, которое Эрек назначает себе как рыцарю и Эниде как любящей супруге, осуществляется уже после свадьбы героев. Таким образом, роман уже в своем генезисе намечает пути преодоления стереотипа, связанного с представлением о счастливой развязке как о свадьбе героев. В «Клижесе» (1175) Кретьен поднимает актуальную для его эпохи проблему адюльтера. Император Алис женат на германской принцессе Фенисе, которая влюблена в его племянника Клижеса. Страсть молодых людей обоюдна, но они исключают самую мысль об адюльтере: Фениса каждую ночь дает Алису волшебный напиток, который погружает его в сон, а когда император умирает, не опрочив невинности своей жены, Клижес и Фениса вступают в законный брак. Г. К. Косиков считает, что мотив волшебного напитка и любовный треугольник, сложившейся между венценосным дядей, его племянником и Фенисой, избран Кретьеном в полемике с популярными легендами о Тристане и Изольде и их первыми литературными обработками. 49
В романе «Ивэйн, или Рыцарь Льва» (между 1176-1181) герой показан в развитии, изображен процесс формирования характера. Кретьен, создавая психологический портрет героя, обращается к динамическому портрету, самоанализу и аналитическому описанию чувств героя, прямой авторской характеристике. Здесь Кретьен снова поднимает проблему осмысленности и нравственной направленности подвига. Прославленный рыцарь Круглого стола Ивэйн в честном поединке побеждает Черного рыцаря, стража лесного источника. Скрываясь от погони, Ивэйн прячется в замке только что сраженного им рыцаря. Помощь разумной служанки, снабжающей героя шапкой-невидимкой, помогает ему спрятаться. Иэйна потрясает глубина скорби и красота вдовы Клодины, и он решает во что бы то ни стало на ней жениться. Вновь при помощи разумной служанки, которая внушает хозяйке замка, что никто не сумеет лучше охранять ее и источник, чем тот, кто сразил ее мужа, Ивэйну удается стать мужем Клодины. Хотя союз, по крайней мере, со стороны Клодины, был заключен по вполне рационалистическим соображениям, молодожены любят друг друга. Но Ивэйн заскучал и просит у супруги разрешения уехать на год к королю Артуру. В пирах и забавах время пролетает незаметно, Ивэйн легкомысленно забывает о назначенном сроке, а когда возвращается, находит опустевший замок. Несчастный Ивэйн не знает, где искать Клодину и от печали впадает в безумие. Он, как дикий зверь бродит по лесу, спит на сырой земле. В таком-то жалком виде однажды Клодина обнаруживает спящего Ивэйна. Она полна сострадания, но пока не может простить своего легкомысленного возлюбленного, потому что не знает, стал ли он дейстивтельно дорожить ее любовью. Ее диалог со спутницей Ивэйн слышит сквозь сон и просыпается исцелившимся от безумия. Теперь герой знает, что ему делать, чтобы вернуть Клодину: он должен доказать ей, что он - настоящий рыцарь, достойный ее любви. С этого момента в романе героя начинает сопровождать лев, как символ осмысленности и правильности его поступков. Поединок с Черным рыцарем был вызван эгоизмом и самоутверждением Ивэйна, которому нужно было доказать всем и прежде всего своему антоганисту Говэйну, что он самый смелый и сильный рыцарь. Теперь, излечившийся от безумия Ивэйн совершает совсем другие подвиги: он освобождает девушек-ткачих, томящихся в плену у великана, и выступает защитником девицы, обделенной сестрой при разделе наследства. На этом судебном поединке присутствует Клодина и прощает Ивэйна после победы. Подвиги Ивэйна во второй части романа – подвиги истинного рыцаря, который не просто стремится к славе, а защищает слабых, несправедливо обиженных, униженных и оскорбленных. Таким образом, приключение нравственно формирует рыцаря, выступает не занимательным сюжетным узлом и не рыцарской забавой, а психологически оправданным этапом нравственной эволюции героя. Повествание у Кретьена чередуется с описаниями, воссоздающими картины быта. Кретьен не скупится и на описание турниров, праздников, пиров, убранства комнат. Таким образом, рыцарский роман становится отражением реального быта рыцарского сословия. Кретьен не боится показать несоответсвие куртуазного идеала нравственным требованиям («Клижес») или человечности («Ивэйн»).
В полной мере куртуазному идеалу с его условностями и ограничениями соответствовал образ Ланселота из романа «Ланселот или Рыцарь телеги» (между 1176-1181), написанному скорей всего по заказу покровительницы Кретьена - Марии Шампанской. Кретьен показывает рыцаря, который даже по время сражения не рискует повернуться спиной к своей даме, наблюдающей за поединком, и предпочитает сражаться спиной к противнику, глядя к зеркало, а дама не может простить ему минуты замешательства, которое Ланселот испытал перед тем сесть в грязную телегу перевозчика, знающего дорогу к узилищу похищенной Гиневры. По-видимому, этот роман был Кретьену не особенно интересен, и он доверил его завершение своему ученику. Кретьен создавал проблемные, новаторские произведения, и программная условность куртуазного идеала, не выражающего истинные чувства, едва ли его занимала.
Последний, неоконченный роман Кретьена «Персеваль, или Повесть о Граале» (1181-1191) предлагает новый мотив для циклизации рыцарских романов – мотив поисков святого Грааля. Здесь любовно-приключенческое начало отходит на второй план, уступая место поискам нравственного просветления, стремления к христианскому идеалу. Вполне закономерно, что проблема нравственного совершенстования героя от подвига к подвигу, соответствия героя не куртуазному идеалу, а нравственному, привела Кретьена к актуализации христианской легенды о Граале, поскольку владеть Граалем может только достойный его рыцарь. Открытая Кретьеном тема получает развитие в немецком рыцарском романе, в частности, Вольфрам фон Эшенбах показывает, что причиной несоответствия Парцифаля христианскому идеалу хранителя Грааля выступает его излишняя приверженность куртуазному этикету, хотя со временем Парцифалю удается после многих побед над собой снова найти замок Короля-Рыбака и стать восприемником святыни.
Соединение в рыцарском романе любовного и приключенческого элементов в приеме авантюры открывает большие возможности для включения в роман большого количества вставных эпизодов, ретардирующих действие и позволяющих заострить внимание слушателей. Фантастические эпизоды напоминали читателю о том, что он находится в мире вымысла, содержащего однако поучительный урок. В рыцарском романе литература обретает самоценность как вторая реальность, параллельная настоящей. Сюжеты рыцарских романов вымышлены, они не связаны с фактической исторической основой, как в эпосе. Чудо в рыцарском романе равновелико герою, преодолимо. Силой духа или оружия герой способен снять заклятие, разрушить чары, победить злую силу (дракона, колдуна). Христианские чудеса были непостижимы и непреодолимы, теперь же мысль о преодолимости чуда усиливала индивидуализацию героя, подчеркивала его человеческую силу.
«Рамка артуровского двора, взятая из хроники Гальфрида, - указывают авторы учебника «История зарубежной литературы. Средние века и Возрождение» (М., 1987), - послужила ему (Кретьену) лишь декорацией, на фоне которой он развертывал картины жизни вполне современного ему рыцарского общества, ставя и разрешая весьма существенные вопросы, которые должны были это общество занимать. Эта проблематика господствует в романах Кретьена над самыми увлекательными приключениями и яркими образами. Но способ, каким Кретьен подготовляет решение той или иной проблемы, свободен от всякого резонерства и назидательности, так как он берет внутренне правдоподобные положения и насыщет свой очень живой рассказ меткими наблюдениями и живописными подробностями» 50.
4. Цикл романов о Тристане и Изольде образует отдельную линию в истории рыцарского романа. Г. К. Косиков, обращаясь к французским источникам, указывает: «Роман о Тристане и Изольде сохранился в двух неполных вариантах, записанных нормандскими труверами Тома (70-80-е годы XII в.) и Берулем (90-е годы), однако восходят они к более ранним редакциям и опираются на кельтскую эпико-мифологическую коллизию»51. К приведенным источникам можно добавить следующие, собственно романные: немецкий роман Эйльгарта фон Оберге (ок. 1190), немецкий роман Готфрида Страсбурского (начало XIII века), французский прозаический роман о Тристане (ок. 1230), а также выполненные в иных жанровых формах интерпретации: лэ «О жимолости» Марии Французской, небольшую английскую поэму «Сэр Тристрем» (конца XIII века), скандинавскую сагу о Тристане (1126), эпизодическую французскую поэму «Безумие Тристана», известную в двух вариантах (около 1170). Приведенный список красноречиво свидетельствует об огромном интересе, который вызывала легенда в Зрелом Средневековье. Продолжить список можно обработками легенды, созданными медиевистами XIX-ХХ века Жозефом Бедье (1898) и Пьером Шампионом (1938), обработка последнего приведена в «Библиотеке всемирной литературы» в томе 22 «Средневековый роман и повесть» (М., 1974).
Специфичность исходного материала, связанная с архаическим происхождением образов легенды (О. М. Фрейденберг, указывает на то, что, возможно, персонажи легенды выступают сублимацией доантропоморфных божеств, репрезентирующих стихии, участвующие в солярном мифе: солнце и море)52 , ведет к столкновению архаического и современного смысловых начал в средневековых обработках легенды.
виноваты в своей запретной страсти, как могут, сопротивляются ей, но им не суждено никогда победить ее до конца. Даже смерть не кладет конца их любви: ветвь, вырастающая из могилы Тристана, прорастает в могилу Изольды, эту ветвь срубают трижды и трижды она вырастает снова. Трагической коллизии не знал даже новаторский роман Кретьена де Труа, строящийся на рациональной основе, несмотря на чудесные подвиги героев (недаром О. Мандельштам называл пропасть «готической души» рассудочной!). Здесь средневековым авторам предстояло осмыслить нечто иррациональное. Парадокс, по наблюдениям Г. К. Косикова, состоял в том, что «все авторское (а также читательское) сочувствие целиком и полностью находится на стороне любящих: не только добрый отшельник Огрин, но даже и «божий суд» склоняется на их сторону»53 . Любовная страсть героев пришла из архаического мира, это, по определению М. М. Бахтина, «чудо, тайна, магия, болезнь»54, присущие кельтской саге, а в мире, где герои живут и действуют, правят иные законы – законы короля Марка. Фигура именно этого героя и оказалась наиболее подверженной интерпретациям: изображая короля Марка трусливым и мстительным, можно было бы оправдать героев, поскольку тогда Изольда закономерно бы выбрала более достойного. Но король Марк находит героев в лесу Моруа и, не причинив им вреда, оставляет перстень и перчатку, через эти символы супружеской и вассальной верности напоминая о долге обоих героев. После этого великодушного поступка Тристан возвращает Изольду королю Марку. Но получив до неузнаваемости изменившие его раны, возвращается снова и разыгрывает роль шута до тех пор, пока Изольда не узнает его, и их свидания и преследования коварных придворных не возобновляются снова. Именно преследование придворных, открывающих королю Марку правду, которую он хотел бы не замечать, выступают движущей силой в развитии сюжета. Они-то и отвечают идее несоврешенства рыцарства и поискам идеала, которые в творчестве Кретьена привели к появлению рыцарской утопии артуровского братства Круглого Стола. Придворными движет не стремление к добродетели, а страх, что место бездетного и не очень деятельного короля Марка займет идеальный рыцарь Тристан, смелый и благородный, который может потребовать и от них соответствия этим же рыцарским идеалам. Именно придворные понуждают короля Марка жениться и завести потомство, чтобы трон не достался его племяннику Тристану. И тогда Марк находит золотой волос, принесенный двумя ласточками, и ставит невыпонимую задачу – найти его обладательницу, свою будущую жену – задачу, с которой не справится ни один придворный, кроме Тристана. Коварный Одре (у Шампиона транскрипция – Андретт) выслеживает Тристана, когда тот приходит в опочивальню Изольды, и предлагает королю Марку взобраться на дерево, чтобы стать свидетелем измены, но заметившие короля влюбленные разыгрывают очень «правильный», куртуазный диалог; Одре готовит Тристану засаду, но сильный и доблестный герой избегает смерти, позже, снова преследуемый и окруженный, Тристан совершает из окна часовни свой фантастический прыжок в море, и море его спасает.
Тристан – самый смелый и сильный воин в королевстве Марка, он наделен почти сверхчеловеческими способностями, как герои архаических эпосов. Способности эти не укладываются в рамки вассального служения и человеческого разумения: Тристану помогают сами стихии. Особую роль играет в развитии событий море: из-за моря прибывает за данью Морхольт и наносит Тристану рану, от которой нельзя умереть, но жить тоже нельзя, Тристан снаряжает ладью и отдает себя на волю волн, сочтя, что если рану ему нанес великан, прибывший с другого берега моря, то море и вылечит его или погубит; море выносит Тристана к берегам Ирландии, где живет единственная в мире девушка, которая способна его вылечить – Изольда; за морем Тристан находит избранницу Марка - Белокурую Изольду, на море случается штиль, и герои, страдая от жажды, выпивают не им предназначенный любовный напиток; Изольда, за которой послал умирающий Тристан, на спешит на корабле в королевство Тристана, чтобы излечить его, но ложь его жены – Изольды Белорукой, не дает спасению свершиться. Не менее расположен к героям лес, на лесной поляне Изольда, перенесенная через ручей переодетым Тристаном, дает клятву в своей невиновности и проходит испытание огнем; в лесу влюбленный скрываются от короля Марка и преследований его свиты, ведя уединенную , полную лишений жизнь в шалаше в лесной чаще. Чудесное исцеление Тристана, его необыкновенная доблесть, чудесные способности Изольды, умеющей врачевать, помощь со стороны первозданных стихий и самой природы – ставят героев вне куртуазного мира. Но именно к этому миру они принадлежат и осознают и свою неправоту и опасность, которой подвергаются. Именно эта двойственность положения толкает героев на жестокие поступки: Изольда замышляет убить Бранжьену, но потом горько раскаивается в своем замысле. Тристан не раз совершает попытку покинуть Изольду, выполнить долг пред королем Марком, но неизбежно возвращается назад. Куртуазный идеал не допускал безумной любви. Уже в «Романе об Энее» («античный цикл») изображались два типа любви: безумной страсти Дидоны, которая осуждается, и рассудочной благородной любви Лавинии, которая приветствуется. Примириться с безумной страстью куртуазный мир не мог, поэтому в версиях романа о Тристане и Изольде искались возможности ее оправдания. Таким оправданием для героев стал любовный напиток (хотя не все сюжетные эпизоды в этом контексте получали объяснение, в частности, оставалось непонятным, почему Изольда не убила беззащитного Тристана, обнаружив, что он – убийца ее дяди, которому надо отомстить). Не имея возможности, объяснить страсть героев иначе, как чудесным вмешательсвом колдовского напитка, и примириться с ней, куртуазный роман, оправдывая ее, подчеркивал страдания героев, нарушающих долг. На это обстоятельство указывают А. Д. Михайлов55 и Г. К. Косиков.56
5. Романы-идиллии возникают во Франции как жонглерские версии романов рыцарских, им свойственны элементы комизма и пародии. Романы «византийского цикла» соответствуют сюжетной структуре позднегреческого романа («Флуар и Бланшефлор»), воспроизводя эпизоды морского плавания, кораблекрушения, похищения пиратами, продажи в рабство, узнавания, судебного разбирательства и торжества справедливости. Строго говоря, это не рыцарские романы: подвиги заменены превратностями судьбы, смелость заменяется терпением, воинская сноровка хитростью и изобретательностью. Стойкость героев проявляется не в поединке, а в любви. Сюжет романа и особенности конфликта (любовь людей разной веры) сместили акценты повествования в сторону быта. А в песне-сказке «Окассен и Николет» появляются элементы пародии. Воинское поведение Окассена, который не хочет быть рыцарем, страна, в которой воюют сырами, в которой женщины сражаются, а мужчины рожают детей – эпизоды, пародирующие традиционные повествовательные клише рыцарских романов. Элементы пародии говорят не столько о кризисе жанра, сколько о выработке устойчивого жанрового канона.
Специфический мотив французской идиллии – принадлежность влюбленных к разной вере и их разный социальный статус. Эта коллизия разрешается в пользу любви, а не религиозных и социальных (изображается любовь пленницы и принца) норм.
В городской литературе фаблио «О сером в яблоках коне» предлагает свою версию прочтения куртуазного романа с точки зрения игры всемогущего случая, который, однако, оказывается на стороне обделенных и обиженных. Взаимодействие рыцарского романа с городской литературой открывало значительные возможности для развития и обогащения самого романного жанра.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Постепенно складывалась устойчивая жанровая форма романа со специфическим каноном, которая выстраивала соотношение человека и действительности в повествовании так, чтобы вызвать интерес у читателя к развитию событий и исследовать при этом мир души главных героев, показанный в становлении и развитии.
В XIII веке появляются прозаические переработки стихотворных рыцарских романов (прозаический «Роман о Тристане»). В период ренессансного интереса к готике романы артуровского цикла получают энциклопедическое завершение в Англии в эпопее «Смерть Артура» Томаса Мэлори (XY в.), проиллюстрированной в эпоху декаданса замечательным графиком Обри Бердслеем.
Поэтика рыцарского романа, его сюжеты и образы приобретают особую актуальность в эпоху романтизма, в первую очередь, у немецких романтиков (Гельдерлина, Новалиса, Вагнера). Придать историческую достоверность рыцарской действительности стремится Вальтер Скотт. Сюжет о Тритане и Изольде постепенно становится одним из «магистральных», пронизывающих всю мировую культуру по вертикали: одной из последних его интерпретаций можно считать роман Дж. Апдайка «Бразилия» (1994).
Собственно само открытие жанра романа, совершенное в период Зрелого Средневековья, беспрецедентно по своему значению для мировой литературы, равно, как и фактическое рождение поэзии в лирике провансальских трубадуров. Именно рыцарская литература определила основные направления развития западноевропейской художественной словесности и культуры в целом.
ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЙ АППАРАТ
«РЫЦАРСКАЯ ЛИРИКА. ПОЭЗИЯ ТРУБАДУРОВ»:
ТРУБАДУР (от прован. trobar – творить, сочинять, изобретать) – южнофранцузские поэты конца XI-XIII вв.. Известно почти 500 имен трубадуров. В поэзии трубадуров значительное место занимала тема куртуазной любви.
КУРТУАЗНЫЙ (от фрран. сour – двор) – основа рыцарского поведения в XII-XIII вв.. Куртуазный кодекс предполагал соблюдение «семи рыцарских добродетелей».
«СЕМЬ РЫЦАРСКИХ ДОБРОДЕТЕЛЕЙ» - верховая езда, фехтование, владение копьем, плавание, соколиная охота, игра в шашки или шахматы, умение слагать стихи в честь дамы сердца.
КУРТУАЗНАЯ ЛЮБОВЬ – высокая утонченная любовь (fin amor), форма взаимоотношений между молодым рыцарем, как правило, вассалом, и Дамой, как правило, женой сеньора. Молодой рыцарь обязан был поклоняться Даме, демонстрировать свою влюбленность и преданность, посвящать ей победы в сражениях и на турнирах. При этом куртуазная любовь допускала телесное влечение рыцаря к Даме, но исключала его удовлетворение. Страдания от невозможности достичь желаемого должны были совершенствовать рыцаря нравственно. В лирике куртуазная любовь находила выражение в жанрах канцоны и послания. Куртуазной любви противостояла «низкая», телесная любовь, направленная на простолюдинок (fal’s amor), этот тип любви нашел отражение в жанре пастореллы (пестуреллы).
КАНЦОНА (КАНСОНА) – любовная песнь, обращенная к возлюбленной, с которой трубадур находится в разлуке. В последней строфе (торнаде) трубадур обращается к Даме, в отличие от послания, которое при сходстве содержания с кансоной, заканчивалось обращением к гонцу, а не к адресату. Автором изысканных кансон о «любви издалека» выступает Джуафре Рюдель («Мне в пору долгих майских дней…»)
АЛЬБА (песнь рассвета)– эмблематичный для провансальской лирики жанр, изображающий расставание влюбленных на рассвете после тайного свидания и передающий диалог, в котором Дама хочет удержать рыцаря. Иногда диалог ведется между рыцарем и его оруженосцем, который предпреждуает о наступлении рассвета. Каждая строфа альбы заканчивалась словом альба (прован. – рассвет).
– жанр, противоположный альбе, изображающий нетерпеливое ожидание влюбленным назначенного на вечер свидания (Гираут Рикьер «Дама к другу не была столь строга на этот раз…»)
СИРВЕНТА (СИРВЕНТИС) – стихотворение сатирического содержания, обличающее те или иные социальные недостатки или же злоупотребления святой церкви. Например, Бертран де Борн пишет сиверту «Я сирветис сложить готов…», направленную против богатого, но не титулованного и не куртуазного рыцарства («золотых мешков»).
ПАСТОРЕЛЛА (ПАСТУРЕЛЛА) – стихотворение, избражающее встречу рыцаря и пастушки на лоне цветущей весенней природы. Рыцарь добивается любви пастушки и либо получает ее согласие, либо та зовет своего дружка, и тот с ватагой деревенских парней прогоняет сластолюбивого рыцаря.
ТЕНСОНА – поэтический спор на те или иные куртуазные или социально значимые темы. В форме тенсоны дошла до нас полемика о «темном» и «ясном» стилях между Гираутом и Рамбаутом.
ПЛАЧ – жанр, в котором поэт выражает скорбь по поводу гибели того или политического деятеля или полководца и выражает при этом собственные политические убеждения (Например, плач по Молодому Королю Бертрана де Борна).
БАЛЛАДА – песня с плясовым припевом, изборажающая, как правило, наступление весны.
СЕНЪЯЛЬ – условно-поэтическое имя Дамы, посланника или же сеньора-покровителя.
ТРУВЕРЫ – северофранцузские поэты-рыцари, разрабатывающие жанры ткацких песен, женских жалоб (о разлуке или неудачном замужестве), песен о Крестовых походах («Песнь об альбигойском Крестовом походе» XIII в.)
«РЫЦАРСКИЙ РОМАН»:
РОМАН – первоначально стихотворное произведение светского содержания на романском языке, по мере развития жанра приобретает черты большой формы эпоса, изображающей судьбы нескольких главных героев на протяжении значительного промежутка времени.
ПАМЯТЬ ЖАНРА – категория, разработанная М. М. Бахтиным, существо которой состоит в утверждении глубинной взаимосвязи произведений одного жанра как ориентированных на один «канон» (набор приемов повествования, построения характера и др.).
– способ соединения любви и рыцарских подвигов в рыцарском романе путем их взаимной обусловленности: подвиги совершабтся во имя любви к Даме, чтобы прославить насравненную красоту и добродетели Дамы и добиться ее благосклонности.
ИДИЛЛИЯ – жанр рыцарского романа со счастливым концом, в котором, несмотря на все злоключения, герои добиваются благополучия и счастья и все герои, независимо от религиозной принадлежности и социального статуса, проникнуты расположением друг к другу.
КОЛЛИЗИЯ – в художественном произведении интрига, столкновение героев, связанный с ним сюжетный узел.
САМОРАЗВИТИЕ ХАРАКТЕРА – психологический рост героя под влиянием обстоятельств, обусловленный воздействием внешних причин, коллизий сюжета, а не произволом автора.
РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ:
«РЫЦАРСКАЯ ЛИРИКА. ПОЭЗИЯ ТРУБАДУРОВ»:
1. Жизнеописания трубадуров /Изд. подгот. М. Б. Мейлах. – М., 1993.
2. Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов. – М., 1974. (БВЛ)
3. Песни трубадуров. - М., 1979.
К РАЗДЕЛУ «РЫЦАРСКИЙ РОМАН»:
– М., 1984.
2. Средневековый роман и повесть. – М., 1974.
3. Кретьен де Труа. Эрек и Энида. Клижес. – М., 1980.
4. Две старофранцузские повести. Мул без узды. Окассен и Николет. – М., 1956.
УЧЕБНАЯ ЛИТЕРАТУРА:
«РЫЦАРСКАЯ ЛИРИКА. ПОЭЗИЯ ТРУБАДУРОВ»:
Основная:
1. Иванов К. А. Трубадуры, труверы, миннезингеры. – СПб.,1991.
2. Мейлах М. Б. Язык поэзии трубадуров. – М., 1975.
3. Руа Ж. Ж. История рыцарства. - М., 1996.
– М., 1999. С. 69-88.
Дополнительная:
1. Дюби Ж. История Франции. Средние века. – М., 2000.
2. Шишмарев В. Ф. Лирика и лирики позднего средневековья. - Париж, 1911.
3. Фридман Р. А. Любовная лирика трубадуров и ее истолкование // Уч. Зап. Рязанского гос. пед. ин-та. Т. 34. М., 1965.
«РЫЦАРСКИЙ РОМАН»:
Основная:
1. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. – М., 1975.
2. Булфинч Т. Мифы и легенды рыцарской эпохи – М., 2009.
3. Мелетинский Е. М. Средневековый роман. Происхождение и классические формы. – М., 1983.
– М., 1986.
5. Михайлов А. Д. Французский рыцарский роман и вопросы типологии жанра в средневековой литературе. – М., 1976.
Дополнительная:
1. Андреев М. Л. Рыцарский роман в эпоху Возрождения. – М., 1993.
2. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. – М., 1986.
– М., 1962.
4. Кожинов В. В. Происхождение романа. – М., 1963.
5. Кузьмина В. Д. Рыцарский роман на Руси. – М., 1964.
6. Михайлов А. Д. Легенда О тристане и Изольде и ее завершение (роман Пьера Сала «Тристан») Philologica: исследования по языку и литературе. Памяти акад. В. М. Жирмунского. – Л., 1973.
РАБОТА С ИСТОЧНИКАМИ:
«РЫЦАРСКАЯ ЛИРИКА. ПОЭЗИЯ ТРУБАДУРОВ»:
Задание 1.
Прочитайте фрагмент из работы А. М. Бердичевского «Методические материалы к курсу истории зарубежной литературы Средних веков и эпохи Возрождения» и ответьте на вопросы:
1. Какие дополнительные акценты вносит исследователь в понятие куртуазности?
2. Как по куртуазному канону строятся отношения между рыцарем и Дамой?
Слово «куртуазия» происходит от французского «court» - «двор» и буквально означает «вежество», «учтивость», «придворные манеры». Но в качестве научного термина «куртуазия» означает особый тип культуры, включающий три элемента: этику, этикет, выражение того и другого в определенных литературных жанрах. Исторически куртуазная культура имеет два основных варианта – южнофранцузский и северофранцузский. Более ранний – южнофранцузский, возник в Провансе на рубеже XI-XII вв., северофранцузский – в XII веке. О различиях между ними – ниже; сначала об их единой основе – куртуазной этике.
Куртуазная этика – это принципы, на которых строятся отношения между двумя фигурами – Рыцарем и Дамой (донной). Смысл этих отношений – куртуазная любовь или любовь-служение. Это словосочетание означает, что женщина становится объектом рыцарского служения наряду с сюзереном и Богом, и это – подлинная этическая революция. Суть ее – в преклонении сильнейшего перед слабейшим – воина перед женщиной, которая становится Дамой (или Донной), то есть «Госпожой». До этого ни в одной культуре – ни в классической античной, ни в традиционной христианской – женщина не удостаивалась такого возвеличивания. Куртуазная любовь – не чувство, а социальный ритуал, в котором у обоих участников есть предписанные роли: активная – у Рыцаря, пассивная – у Дамы. Согласно «Трактату о любви» Андрея Капеллана, рыцарь, чтобы заслужить благосклонность своей избранницы, должен пройти четыре стадии любви-служения («вздыхающий», «замеченный», «признанный» и «возлюбленный»). Дама, чтобы стать объектом такой любви, должна быть воплощением куртуазного канона красоты – душевной и телесной.
А. М. Бердичевский «Методические материалы к курсу истории зарубежной литературы Средних веков и эпохи Возрождения»// Работа размещена на сайте: «Средние века и Возрождение»: http://svr-lit.niv.ru/
Задание 2.
«Куртуазная любовь и перемены в положении женщин во Франции XII в.» и ответьте на вопросы:
1. В чем состоит оригинальность автора в трактовке куртуазной любви?
2. Какие стихотворения из лирики трубадуров подтверждают позицию исследователя?
Мужчина, однако, всячески подчеркивает свое подчинение. Он, как вассал, встает на колени, он отдает себя, свою свободу в дар избраннице. Женщина может принять или отклонить этот дар. Если она, позволив себе увлечься словами, принимает его, она более не свободна, так как по законам того общества никакой дар не может остаться без вознаграждения. Правила куртуазной любви, воспроизводящие условия вассального контракта, по которому сеньор обязан вассалу теми же услугами, что получил от него, требуют от избранницы в конце концов предаться тому, кто принес себя ей в дар.
Однако дама не может располагать своим телом по своему усмотрению: оно принадлежит ее мужу. Все в доме наблюдают за ней, и если она будет замечена в нарушении правил поведения, ее объявят виновной и могут подвергнуть вместе с сообщником самому суровому наказанию.
влюбленный ожидал вознаграждения. Ритуал предписывал женщине уступить, но не сразу, а шаг за шагом умножая дозволенные ласки, с тем чтобы еще больше разжечь желание почитателя. Одна из тем куртуазной лирики — описание мечты влюбленного о наивысшем блаженстве. Он видит себя и свою даму обнаженными: вот наконец возможность осуществить свои желания. Однако по правилам игры он должен контролировать себя, бесконечно оттягивая момент обладания возлюбленной. Удовольствие, таким образом, заключалось не столько в удовлетворении желания, сколько в ожидании. Само желание становилось высшим удовольствием. В этом — истинная природа куртуазной любви, которая реализуется в сфере воображаемого и в области игры.
Жорж Дюби. Куртуазная любовь и перемены в положении женщин во Франции XII в //Одиссей. Человек в истории. - М., 1990. С. 90-96. С. 91.
Задание 3.
Прочитайте стихотворение из сборника Генриха Гейне «Романсеро» (1851), часть I «Истории» и ответьте на вопросы:
1. К каким эпозодам их биографии Джуафре Рюделя обращается поэт?
3. К какому из жанров поэзии провансальских трубадуров восходит семантика дня и ночи в стихотворении? Как этот жанр интепретируется Гейне?
4. Что вносит поэт-романтик в историю любви Джуафре Рюделя?
ЖОФФРУА РЮДЕЛЬ И МЕЛИСАНДА ТРИПОЛИ
В замке Блэ ковер настенный
Так графиня Триполи
Шила умными руками.
И в шитье вложила душу,
И слезой любви и горя
Где представлено и море,
И корабль, и как Рюделя
Мелисанда увидала,
Как любви своей прообраз
Ах, Рюдель и сам впервые
В те последние мгновенья
Увидал ее, чью прелесть
Пел, исполнен вдохновенья.
И зовет, и ждет ответа,
Обняла его, целует
Губы бледные поэта.
Тщетно! Поцелуй свиданья
Чаша радости великой
Стала чашей смертной муки.
В замке Блэ ночами слышен
Шорох, шелест, шепот странный.
На картине шелкотканой.
И, стряхнув оцепененье,
Дама сходит с трубадуром,
И до света обе тени
Смех, объятья, нежный лепет,
Горечь сладостных обетов,
Замогильная галантность
Века рыцарей-поэтов.
«Жоффруа! Погасший уголь
Загорелся жаром новым.
Сердце мертвое подруги
Ты согрел волшебным словом».
«Мелисанда! Роза счастья!
Я забыл — и жизни радость
Пью в твоем глубоком взоре».
«Жоффруа! Для нас любовь
Сном была в преддверье гроба.
—
Мы верны и в смерти оба».
«Мелисанда! Сон обманчив,
Смерть — ты видишь — также мнима.
Жизнь и правда — лишь в любви,
»
«Жоффруа! В старинном замке
Любо грезить под луною.
Нет, меня не тянет больше
К свету, к солнечному зною».
«Мелисанда! Свет и солнце —
Все в тебе, о дорогая!
Там, где ты, — любовь и счастье,
Там, где ты, — блаженство мая!»
Так болтают, так блуждают
И, подслушивая, месяц
Робко светит на ступени»
Но, видениям враждебный,
День восходит над вселенной —
В темный зал, в ковер настенный.
(перевод В. Левика)
К РАЗДЕЛУ «РЫЦАРСКИЙ РОМАН»:
Задание 1.
«Рыцарская поэзия. Роман» и ответьте на вопросы:
1. В чем состоят особенности композиции рыцарских романов как типологически однородного явления?
2. Почему романы о Тристане и Изольде исследователь привлекает к анализу романов «артуровского цикла» как самостоятельное явление?
3. В чем состоят черты сходства и различия между героическим эпосом и рыцарским романом?
4. В чем состоит своеобразие психологизма в рыцарском романе?
6. Какую задачу решает рыцарский роман по отношению к куртуазным ценностям?
Все романы состоят как бы из двух частей (напоминая в этом отношении «Тристана и Изольду») - предварительной и основной, собственно «романной».
В предварительной части главный персонаж проходит своего рода проверку, испытание, доказывая своими подвигами, что он действительно достоин имени образцового рыцаря и куртуазного героя. Завязка состоит в том, что исходная ситуация, гармоническое состояние, царящее в артуровском королевстве, каким-либо образом нарушается: Эрека оскорбляет неизвестный рыцарь, в «Ивене» герои узнают о рыцаре чудесного источника, всех побеждающем, в «Ланселоте» Мелеаган похищает королеву Гениевру, в «Персевале» Красный рыцарь наносит оскорбление королеве.
Тем самым создаются препятствия, которые герой преодолевает, совершая подвиги и выказывая себя куртуазным рыцарем: Эрек побеждает рыцаря в лазурных доспехах и в награду завоевывает Эниду; Явен побеждает стража источника и женится на Лодине; Ланселот побеждает Мелеагана, освобождая королеву и пленников; Персеваль побеждает Красного рыцаря и врагов Дамы Бланшефлор, завоевывая ее любовь. Таким образом, первоначальная гармония оказывается восстановленной, а герой не только выдерживает испытание, но и приобретает дополнительную «награду»- благодарность Дамы, ее любовь или даже супружество.
«романическая» коллизия: самоудовлетворенный герой как бы не осознает всей «многосоставности» эпико-куртуазного идеала, в нем появляется внутренняя «трещина». В первую очередь это касается взаимной уравновешенности между «любовью» и «рыцарством». Так, Эрек, увлеченный супружеством, становится изнеженным, забывает о подвигах, тогда как идеал (о котором хорошо помнит Энида) состоит в том, что любовь - только тогда истинна, когда постоянно питает доблесть; в «Ивене», наоборот, герой, увлеченный рыцарскими забавами, оставляет молодую жену и не возвращается в срок, забывая, что подвиги значимы не сами по себе, а лишь тогда, когда совершаются во имя любви и благородных целей; в «Ланселоте» ситуация еще более сложная: на мгновение заколебавшись, прежде чем сесть в позорную телегу ради любви к королеве, Ланселот погрешил тем против куртуазности, против безоглядной преданности Даме; однако само требование взойти в повозку карлика было своего рода «капризом», проверкой преданности и герой слишком легко унизил свое рыцарское достоинство, погрешив против «эпичности»; наконец, Персеваль, не решившийся спросить о смысле увиденной им странной сцены, тем самым не проявил достаточного сострадания, погрешив против милосердия.
Дальнейшее развитие сюжета заключается в том, чтобы, проведя героя через ряд испытаний-авантюр, восстановить гармонию, т. е. куртуазно-эпическую цельность персонажа, вернуться к идеалу, но уже как бы на новой ступени, выстраданной и обогащенной опытом странствий, приключений и опасностей. Эрек, например, в ходе этих странствий не только подтверждает безграничную любовь к жене, но и вновь доказывает свое мужество; Ивен совершает эпические подвиги ради любви к Лодине и в конце концов заслуживает ее прощения; Ланселот, вызвавший гнев Гениевры, многократно доказывает ей свою преданность и добивается награды; в «Персевале» искупление достигается за счет беззаветных поисков Грааля, воплощающего религиозно-нравственные ценности всего христианского общества.
Установка на готовый, общезначимый идеал принципиально роднит куртуазный роман с эпосом. Различие же состоит в том, что эпический герой с самого начала является полноценным носителем этого идеала, до конца слит с ним, равно как и с коллективом, от лица которого представительствует. Герой романа также представительствует, также полностью разделяет коллективные ценности; у него нет своей особой «правды», отделенной или тем более противопоставленной правде героического рыцарского мира. Доблесть, верность, благородство героя здесь заданы с самого начала. Однако новизна, по сравнению с эпосом, заключается в том, что в завязке романа все эти качества еще не проверены и не испытаны, а потому не раскрыты и не осуществлены до конца. Этот процесс проверки и осуществления как раз и составляет специфику куртуазного романа, смысловую основу его сюжета. Куртуазный роман есть классическая средневековая разновидность романа испытания.
Итак, роман изображает путь персонажа к идеалу, показывает, каким образом он из неопытного юноши становится героем-рыцарем. Он, следовательно, в отличие от эпоса, раскрывает индивидуальную судьбу героя и в этой связи интересуется его внутренним миром и психологией: в кретьеновском романе важное место занимает описание душевной жизни героя и его переживаний. При этом, однако, ни индивидуальность, ни психология не имеют в куртуазном романе самоценного значения, не противопоставляются социальным требованиям и не вступают с ними в конфликт. Поскольку речь идет лишь о проверке героя на степень соответствия идеалу, все романные коллизии возникают в результате своего рода «ошибок», больших или меньших отклонений от этого идеала. Путь героя, определяющий сюжетное построение куртуазного романа, можно определить как путь индивидуального усвоения сверхиндивидуальных ценностей, а его психологию - как внутреннее переживание общезначимых норм и принципов.
Вот почему и герой романа, и окружающий его мир принципиально статичны. Что касается героя, то его поступки никоим образом не направлены на изменение действительности, потому что действительность эта изначально благоустроена и речь может идти лишь об искоренении в ней ростков всяческой колдовской зловредности. Вместе с тем и сам мир лишь испытывает героя, но никак его не меняет, не меняет его нравственных ориентиров, его позиции, его взгляда на действительность. Сюжетные перипетии не приводят к внутреннему развитию характера героя; эти перипетии, как и весь «жизненный опыт» персонажей куртуазного романа, способны лишь вновь и вновь подтверждать правоту и незыблемость куртуазных ценностей.
«Средние века и Возрождение»: http://svr-lit.niv.ru/
Задание 2.
Прочитайте фрагмент из статьи Г. Стадникова «Роман» (Г. Стадников «Краткая история средневнековой литературы») и ответьте на вопросы:
1. В чем состоит своеобразие немецкого рыцарского романа?
—ХIII вв. высокого расцвета достигает немецкий рыцарский роман. Богатый художественный опыт французского романа не остался незамеченным немцами. Один из первых авторов немецкого рыцарского романа Гартман фон Ауэ (1170—1215 гг.), прежде чем создать свой шедевр — маленькую повесть о печальной и радостной судьбе рыцаря — «Бедный Генрих» (1195 г.), осуществляет вольное переложение на немецкий язык двух романов Кретьена де Труа («Эрек», «Ивейн»).
Крупным явлением немецкой литературы явился роман Вольфрама Эйшенбаха (1170— 1220 гг.) «Парцифаль». Творение поражает уже своим объемом — это 25 тысяч стихотворных строк. В романе множество героев, бесчисленная цепь приключений. Повествование начинается издалека. Прежде чем изложить долгую жизнь главного героя — от его раннего детства до зрелого возмужания, подробно рассказано о подвигах и перипетиях судьбы отца Парцифаля — славного рыцаря Гамурета. Сам Парцифаль ищет чашу святого Грааля. Но заветную задачу долго не удается решить. Сначала герой слишком прост и наивен и, сам не желая того, приносит зло окружающим. Затем, обученный рыцарскому вежеству, слишком строго придерживается формальных правил этикета. Лишь пройдя через трудные испытания, лишь строго оценив каждый свой жизненный шаг, Парцифаль оказывается готов к бескорыстному человеческому состраданию, сердечному участию к другим людям. И только теперь Парцифаль достигает желаемого — становится владельцем чудесного Грааля.
Одна из самых интересных обработок истории о Тристане и Изольде принадлежит немецкому поэту Готфриду Страсбургскому (ум. в 1220 г.). Интересно, что роман Готфрида «Тристан» (1210 г.) уже затронут веяниями, которые возобладают в литературе следующего столетия. Куртуазные идеалы в романе снижены, и о многом говорится с иронией. Герой наделен рядом качеств, истинному рыцарю не свойственных. Тристан не озабочен славой воинских подвигов, его оружие — не столько мужество и сила, сколько хитрость, лукавство, изобретательность. Так, завершая свою жизнь, рыцарский роман разрешил прийти на свои страницы и такому, что не отвечало его природе. Наступало новое время. Первенство от литературы рыцарской переходило к литературе городской.
«Роман» //Г. Стадников «Краткая история средневнековой литературы»// Статья размещена на сайте: «Средние века и Возрождение»: http://svr-lit.niv.ru/
Задание 3.
«Тристан» (1921) и ответьте на вопросы:
1. К какому эпизоду легенды о Тристане и Изольде обращается В. Набоков?
3. К каким символическим образам легенды и ее романных обработок обращается поэт? Почему особое значение в стихотворении придается образам луны, неба и воды?
ТРИСТАН
плывет ладья и звоном струнным
луну лилейную зовет.
Под небом нежным и блестящим
с увещеваньем шелестящим
волна передает волне.
В ней рыцарь раненый и юный
ласкает бледная рука.
И веют корабли далече
что это плачет и лепечет -
.
ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОКОНТРОЛЯ
«РЫЦАРСКАЯ ЛИРИКА. ПОЭЗИЯ ТРУБАДУРОВ»:
1. Прокомментируйте вывод к которому, анализируя значение лирики трубадуров, пришел В. Ф. Шишмарев: «Впервые поставлен вопрос о самоценности чувства и найдена поэтическая формула любви».
2. Как применительно к лирике трубадуров понимать утверждение Арнаута де Марейля: «Я не думаю, что любовь может быть разделенной, ибо, если она будет разделена, должно быть изменено ее имя»?
«РЫЦАРСКИЙ РОМАН:
«увлекательны, но бесплодны» или же они «прельстительная выдумка, смущающая сердца и портящая души»?
2. Как вы считаете, из каких элементов художественной системы слагается жанровый канон рыцарского романа?
Примечания.
39. Е. П. Карякина. Культура средневековой Европы. Гл. 4 «Формирование светской культуры» // Учебное пособие размещено на сайте: «Средние века и Возрождение»: http://svr-lit.niv.ru/
– М., 1999. С. 71
41. «История зарубежной литературы. Средние века и Возрождение» /М. П. Алексеев, В. М. Жирмунский, С. С. Мокульский, А. А. Смирнов. – 4-ое изд. – М., 1987. С. 75.
42. Косиков Г. К.: Средневековая литература и литература Возрождения во Франции. // Работа размещена на сайте «Средние века и Возрождение»: http://svr-lit.niv.ru/
43. Осокин Н. История альбигойцев и их времени. – Казань, 1869-1872. Переизд.: Осокин Н. История альбигойцев и их времени. – М., 2003
– М. -Л., 1965. С. 182-183
«темного» и «изысканного» стиля. Известия Академии наук СССР. Серия язык и литература. Т. 34. № 6, 1975. С. 525-526.
46. «История зарубежной литературы. Средние века и Возрождение» /М. П. Алексеев, В. М. Жирмунский, С. С. Мокульский, А. А. Смирнов. – 4-ое изд. – М., 1987. С. 83.
47. Г. Стадников. Краткая история Средневековой литературы. Раздел: Рыцарская литература. Роман. // Работа размещена на сайте «Средние века и Возрождение»: http://svr-lit.niv.ru/
«История зарубежной литературы. Средние века и Возрождение» /М. П. Алексеев, В. М. Жирмунский, С. С. Мокульский, А. А. Смирнов. – 4-ое изд. – М., 1987. С. 95.
49. Косиков Г. К.: Средневековая литература и литература Возрождения во Франции. // Работа размещена на сайте «Средние века и Возрождение»: http://svr-lit.niv.ru/
«История зарубежной литературы. Средние века и Возрождение» /М. П. Алексеев, В. М. Жирмунский, С. С. Мокульский, А. А. Смирнов. – 4-ое изд. – М., 1987. С. 98.
51. Косиков Г. К.: Средневековая литература и литература Возрождения во Франции. // Работа размещена на сайте «Средние века и Возрождение»: http://svr-lit.niv.ru/
– Л., 1932. С. 3
53. Косиков Г. К.: Средневековая литература и литература Возрождения во Франции. // Работа размещена на сайте «Средние века и Возрождение»: http://svr-lit.niv.ru/
54. Бахтин М. М. Лекции по истории зарубежной литературы. Античность. Средние века. – Саранск, 1999. С. 42-43.
– М., 1976. С. 65-68.
«Средние века и Возрождение»: http://svr-lit.niv.ru/