МИННЕЗАНГ
Миннезанг (Minnesang) — термин, введенный немецкими учеными в XVIII в. для обозначения немецкой средневековой рыцарской лирики. По своему характеру миннезанг близок к поэзии трубадуров и труверов, хотя и обладает рядом своеобразных черт. Так, в немецкой куртуазной поэзии чувственный элемент играет значительно меньшую роль, чем в поэзии романской. Немецкие поэты более склонны к рефлексии, морализации, к перенесению житейских проблем в сферу умозрительных спекуляций. Их гедонизм обычно носит более сдержанный характер. Многие произведения их окрашиваются в религиозные тона. Однако, несмотря на свою абстрактность, миннезанг, подобно поэзии романской, сыграл все же известную роль в деле секуляризации средневековой культуры. Нередко в произведениях миннезингеров слышалось живое биение простого человеческого сердца, нередко звучали в нем звонкие голоса природы.
Основной формой куртуазной лирики, культивировавшейся миннезингерами XII—XIII вв., является строфическая песня (Lied). Песня может состоять из одной или из ряда одинаковых строф. По тематическим признакам среди песен выделяются:
1. Плясовые песни (Reigen, Winterlied, Tanzlied), по своим сюжетным компонентам во многом соприкасающиеся с пасторелей (см. раздел «Провансальская литература») и рисующие веселье, споры крестьянских девушек и парней и столкновение с ними рыцаря-поэта;
2. Утренняя песня (Tagelied), совпадающая с провансальской альбой;
3. Крестовая песня (Kreuzlied), призывающая к участию в крестовых походах и изображающая переживания крестоносца.
Наличие диалогической формы изложения выделяет так называемый Wechsel, представляющий обычно обмен строфами рыцаря и его дамы.
Другим особенно культивировавшимся миннезингерами жанром является нестрофический шпрух (Spruch—изречение), усвоенный ими от шпильманов и становящийся излюбленной формой политической и поучительно-сатирической поэзии.
Меньшее значение имеет так называемый лейх (Leich), представляющий сложное объединение различных по строению строф и связанный по происхождению с латинским гимном.
Большая часть лирических произведений, дошедших до нас, приписывается определенным миннезингерам — как знатным рыцарям, так и незнатным министериалам и шпильманам.
KUME, KUM, GESELLE MIN...
пер. Р. Шор
Одна из анонимных песен, записанная среди латинских стихотворений знаменитого собрания вагантской роэзии — рукописи, известной под названием «Carmina Ьигапа» (начало XIII в.), но воспроизводящей тексты более ранней поры.
Приходи, мой друг, ко мне —
Так тоскую по тебе.
Так тоскую по тебе,
Приходи, мой друг, ко мне!
Словно роза — алый рот,
Дай забвенье от забот,
Словно роза — алый рот!
DU BIST MIN, ICH BIN DIN...
пер. Р. Шор
Стихи, приведенные в конце латинского любовного письма, написанного неизвестной монахиней монаху Верингеру из Тегернзе (XII в.). Два первых стиха представляют собой форму обручения.
Я с тобой,
Ты со мной,
Этому
Верь, друг мой!
Замкнулась дверца
Моего сердца,
Потерян ключик — не найти:
Век ты будешь взаперти.
Кюренбергер
пер. Б. Ярхо
Образцы миннезанга начинаются песнями, дошедшими под именем Кюренбергера (вторая половина XII в.). Засвидетельствовано несколько лиц с этим именем среди служилых дворян в Австрии и Баварии, но ни с одним из них не удается бесспорно отождествить поэта. Однако и тематика (использование фольклорных мотивов — I, ироническое отношение к служению даме — II), и форма (эпическая строфа, неточная рифма) свидетельствуют о далеко не достаточном знакомстве поэта с требованиями куртуазной поэзии.
I
Я сокола кормила год и много дней.
Когда его взрастила я по прихоти моей
И перья чистым золотом ему увила я,
Он взмыл высоко в небо, умчался в дальние края.
Висел, к ноге привязан, шнурок шелковый;
И перья красным золотом горели ярко вновь.
Соедини, о господи, тех, кто в душе хранит любовь!
II
«Стояла поздно ночью я у бойницы
И слышала, как дивно пел песню рыцарь
Размером Кюренберга пред сборищем большим.
Иль он страну покинет, иль вдоволь я натешусь с ним».—
«Подай, подай скорее коня и панцирь мой:
Теперь по воле дамы я расстаюсь с страной:
Меня заставить хочет, чтоб ласков был я с ней.
Но ей вздыхать придется до скончания дней...»
Дитмар фон Айст
пер. М. Шор
Самая ранняя из дошедших до нас утренних песен (Tagelied), разрабатывающая тему еще не по канонам куртуазной альбы (влюбленных будит не друг или страж своей песней, а птичка), приписывается Дитмару фон Айсту (имя Дитмара фон Айста встречается в документах середины XII в.).
I
«Спишь ли, мой друг ясноокий?
Ах, будит нас жестоко
Птичка-певунья злая,
Среди веток липы порхая».
— Был сладок сон мой прекрасный.
Нет любви без терзанья.
Лишь скажи — я исполню желанье.
Безутешно дама рыдает:
«Милый мой меня покидает.
Друга увижу ли вновь я?
Он уводит всю радость с моею любовью».
Как и утренняя песня Дитмара, его женская песня тесно соприкасается с фольклором.
II
Бедняжка среди луга,
Все поджидая друга,
Стояла одиноко...
Вдруг видит: вьется сокол.
«О сокол, хорошо тебе!
Летать запрета нет нигде,
Избравши дерево в дубраве,
Полет к нему свободно править.
Я так же сделала как раз:
Тому всем сердцем отдалась,
Кого мои избрали очи.
Но зависть женам душу точит.
Мне ни один чужой дружок не люб!»
Генрих фон Фелъдеке
Сатирическая песенка о женском легкомыслии принадлежит основоположнику куртуазного стиля в немецкой и нидерландской литературе фламандскому рыцарю Генриху фон Фельдеке (вторая половина XII в.), автору эпоса «Энеида», разрабатывающего тему, заимствованную из античного эпоса.
I
пер. Р. Шор
Уже не первый год
Молва идет:
«Пропал у старости почет».
Меня гнетет,
Что даме седина
Не по сердцу: к юнцу она,
К глупцу нежна.
Не в том моя беда,
Что голова седа.
Мне в даме суетность горька:
На медь она падка,
Коль тускнет злата цвет.
«Старца любить, — она в ответ, —
Терпенья нет!»
В отличие от более ранних миннезингеров, охотно заимствующих свои сравнения из фольклора, Фельдеке обращается к образам куртуазного эпоса.
II
Королеве верен был
Потому Тристан, что к страсти
Роковой его склонил
Кубок ядовитой сласти.
Я такого не испил,
Но Тристана я затмил
В подчиненье сладкой власти.
Лишь тоской любви гоним,
Друг желанный, необманно
Быть хочу твоим;
Светом будь моим!
Все тускнеет солнца свет,
Холода наступят скоро,
Малых птах простыл и след,
Не слыхать их разговора.
Ах, поры грустнее нет!
Луг почти совсем раздет,
Омрачают наши взоры
Бедные цветы в саду,
За бедой беду
От зимы я жду.
Фридрих фон Хаузен
пер. Б. Ярхо
Куртуазная обработка мотивов крестовой песни (Kreuzlied) представляет собой подражание песне французского трувера Конона де Бетюна (см. раздел «Французская литература») и принадлежит рыцарю Фридриху фон Хаузену, занимавшему видные должности при дворе императоров Генриха VI и Фридриха I. Он принял участие в крестовом походе и погиб в сражении с турками в мае 1190 г., по свидетельству хроники.
Ах, плоть и сердце спорят меж собою,
Что так согласно жили много дней.
И жаждет плоть с язычниками боя,
А сердце льнет к избраннице своей,
Что краше всех... Скорблю я всех сильней:
Никак я распри их не успокою.
Меня глаза измучили тоскою!
Пусть судит бог, кто из двоих правей.
Не чуялось мне быть в такой кручине,
Как в честь Христа взялся я крест нести.
Теперь я рад бы биться в Палестине;
Но верность даме встала на пути.
Как должно, душу мог бы я спасти,
Когда б желанье сердца смолкло ныне.
В рай или в ад придется мне идти.
Но раз ты, сердце, глухо к уговору
И даже скорбь моя тебе чужда,
Молю, чтоб бог тебя отправил скоро
В места, где злая ждет тебя беда.
Как ты одна дерзнешь идти туда,
Бедняжка, в дом печали и укора?
И в ком найдешь ты верную опору,
Какою я служил тебе всегда?
Генрих фон Морунген
пер. О. Румера
Обработка мотивов утренней песни (Tagelied) в форме так называемого Wechsel — «обмена» строф, произносимых по очереди рыцарем и дамой,— принадлежит рыцарю Генриху из рода Морунген в Верхней Саксонии, имя которого засвидетельствовано в документах начала XII в.
«Увы, еще когда-нибудь
Узрю ль во тьме ночей
Белее снега грудь
Возлюбленной моей?
Ночь пронизав до дна,
Сверкала так она,
Что думал я: луна!
— Увы, когда-нибудь опять
Мне б до рассвета с милым
Лежать и не вздыхать
С предчувствием унылым:
«Увы, уж день настал»,
Как он в ту ночь вздыхал,
Когда со мной лежал:
Уже светало.
«Увы, лобзанья без конца
Я чувствовал во сне;
Текли с ее лица
Потоки слез по мне.
Но я их смог унять,
Проси меня обнять,
К себе тесней прижать.
Уже светало».
Увы, хотел желанный мой
С зари до поздних пор
Моей простой красой
Готов был каждый раз,
Не отрывая глаз,
Глядеть хоть целый час.
Уже светало».
Рейнмар Старый
Типичный образец тематики «высокой любви» (hohe minne, провансальской fin ашог), эта песня принадлежит Рейнмару, австрийскому рыцарю из рода Хагенау, участнику третьего крестового похода (жил во второй половине XII — начале XIII в.).
Когда ее узрел впервые я,
Любовью так наполнился мой взор,
Что сделалась блаженной жизнь моя.
Свершилось чудо дивное с тех пор:
Себя не раня в глаз моих теснине,
Она тихонько в сердце мне вошла
И бедное навеки заняла;
Черты ее храню я там поныне.
О госпожа моя! Постой, постой!
Как вторгнуться сумела ты туда,
Куда доселе женщине другой
Войти не удавалось никогда?
Пощаду окажи мне бога ради.
Там власть мою сменила власть твоя,
Взывать могу я только о пощаде.
Соколиная охота. Миниатюра из большой гейдельбергской рукописи XIV в.
Гартман фон дер Ауэ
Песня Гартмана интересна своим осуждением «высокой любви» — куртуазного служения даме. Восхваляя любовь к простой, но преданной девушке, поэт выступает, таким образом, от своего лица с теми же мыслями, которые он вложил в уста «Бедного Генриха».
Друзья мне часто говорят
(Я слушать их не очень рад):
«Пойдем-ка, Гартман, с нами
Под окна к знатной даме!»
Раз навсегда ответ им дан:
Друзья, не по дороге нам».
Что видел я от знатных дам?
Служил им лишь на срам.
Для дам я грубый нелюдим;
Не лучше отношусь я к ним.
Нет, женщин, мне приятных,
Ищу я средь незнатных,
Везде, куда ни прихожу,
Прелестных женщин нахожу;
А к звездам путь свой не держу.
Однажды, искренний простак,
Я к даме обратился так:
«И мыслью и мечтами
Всегда, везде я с вами!»
Она взглянула вдруг в упор
И оборвала разговор.
Ишу я женщину с тех пор,
Чей ласков неизменно взор.
Вальтер фон дер Фогельвейде
I—IV (пер. О. Румера), V (пер. И. И. Иванова), VI—VII (пер. О. Румера)
Приводимые далее семь произведений принадлежат крупнейшему из миннезингеров — Вальтеру фон дер Фогельвейде (около 1160— 1230 гг.), профессиональному поэту, переходившему от одного княжеского двора к другому и деятельно участвовавшему в основных политических распрях того времени — в споре претендовавших на самостоятельность германских епископов с папой и в борьбе вельфов и гогенштауфенов.
Вальтер фон дер Фогельвейде. Миниатюра из большой гейдельбергской
Начав как ученик миннезингера Рейнмара фон Хагенау с воспевания «высокой» рыцарской любви, Вальтер впоследствии сблизился с народной песенной лирикой, а также с жизнерадостной поэзией вагантов. Вальтер стремится спустить любовь с заоблачных высот на землю. Для него любовь — это «блаженство двух сердец», одно сердце не может ее вместить. При этом простое слово «женщина» (wtip) он предпочитает слову «госпожа» (frouwe). И героиней его песен подчас выступает не знатная, надменная дама, заставляющая страдать влюбленного, но простая девушка, сердечно отвечающая на чувства поэта. Лучшие лирические стихотворения Вальтера отличаются ясностью и простотой выражения, безыскусным. изяществом, музыкальностью стиха, непосредственностью и теплотой чувства.
Но Вальтер проявил себя не только в области любовной лирики. Он был также выдающимся политическим поэтом, откликавшимся на различные злободневные события того времени. Он резко нападал на папский Рим, обличая его необузданное корыстолюбие, его стремление обобрать немцев и подчинить их своему господству. Он восставал также против феодальных междоусобий, разгоревшихся в Германии после смерти единственного сына Фридриха Барбароссы Генриха VI. Он горячо любил свою отчизну и с горькой иронией описывал, как коварный папа Иннокентий III втихомолку смеется над немцами, наполняющими свою страну раздорами, а папскую казну деньгами (см. стих V). Инвективы Вальтера отражали рост антипапских настроений в широких общественных кругах Германии, которая со временем пришла к Реформации.
Стихотворение I — образец тематики чувственной любви (провансальской fol amor), обработанный в форме монолога героини (так называемая женская песня—Frauenlied).
II—III—образцы тематики «высокой любви».
Следует отметить, что любовные песни относятся в большинстве к раннему периоду творчества Вальтера, связанному с его пребыванием при венском дворе герцога Фридриха Католического.
IV—VII—образцы политического шпруха.
Дело в том, что Оттон короновался на три месяца раньше, чем Филипп (в июле 1198 г.), но в Аахене, где не было подлинных имперских клейнодий; Филипп же короновался в Майнце в сентябре 1198 г. подлинной короной. Таким образом, восхваляя венец Филиппа, Вальтер подчеркивает законность его коронования. В шпрухах V—VI ответственность за междоусобную войну в Германии поэт, не без основания, возлагает на папу.
Шпрух VII направлен против сбора пожертвований на крестовые походы, организованного папой Иннокентием III в 1213 г. Пожертвования должны были собираться в особые ящики, ключи от которых находились на хранении у двух представителей духовенства — белого и черного — и у одного мирянина. Разоблачительная речь поэта и адресована такому ящику (в подлиннике—Stock).
I
Под липой свежей,
У дубравы,
Где мы лежали с ним вдвоем,
Найдете вы те же
Цветы и травы:
Лежат, примятые, ничком.
Подле опушки соловей —
Тантарадей! —
Заливался все нежней.
Когда пришла я
На лужочек,
Уж и прием устроил мне —
Мать пресвятая! —
Мой дружочек:
Я и доселе как во сне.
Поцеловал?
Да раз пятьсот —
Тантарадей!
Убрал он ложе
Необычайно:
Сложил цветы и там и тут...
Досель прохожий
С улыбкой тайной
Глядит на тихий наш приют;
Поймет: где розы без числа —
Тантарадей!
Там голова моя была.
Мне б стыдно было,
Когда б молвою
Любовь ославилась моя.
Нет! То, как милый
Играл со мною,
Никто не знает, лишь он и я.
Да пташке вцдеть довелось —
Тантарадей!
Она не выдаст нас, авось.
II
Благословляю день знакомства с тою,
Она мое сердце своей добротою
Приворожить к себе сумела.
Меня навек отныне полонил
Образ ее, благой и прекрасный,
И алый рот с улыбкой ясной.
Я мысли и чувства направил к ней —
К милой, чистой и доброй безмерно;
Нас много ждет счастливых дней,
Если будет она милосердна.
Жизнь полюбить меня научил
Образ ее, благой и прекрасный,
И алый рот с улыбкой ясной.
III
Я думал, сидя на лугу,
Терзаем пыткою сомненья:
«Служить ей больше не могу!»
Но вдруг обрел я утешенье.
Не утешеньем это было, впрочем,— нет!
А только утешеньицем, не боле.
Вам рассказать,— вы посмеетесь поневоле,
Я весел от былинки стал,
Она мне счастье предсказала;
По ней, как дети, я гадал:
Всю смерив, начинал сначала.
Теперь посмотрим, улыбнется ль мне она?
«О да, о нет, о да, о нет, о да!»
Конец благоприятным был всегда, всегда.
Утешен я... Нет слов, и вера тут нужна!
IV
Корона старше, чем король Филипп годами,
Но посмотрите все, не чудо ль перед нами?
Кузнец сковал ее как будто для него!
Она пришлася так к его главе державной,
Что мысль их разлучить считаю я бесправной.
Никто из них величья своего
Не потерял. Ее камней сиянье
Сливается с его чудесной красотой.
Любуются князья картиной дивной той,
Что представляет нам его коронованье!
V
Как набожно, небось, смеется папа в Риме,
«Я все устроил с ними».
Что так он вправе утверждать, позор для нас!
«Двух алеманнов,— говорит он, — я венчал зараз
С тем, чтоб помочь немецким землям разоряться,
Казне же нашей быстро наполняться.
К церковным ящикам своим я их согнал, как скот;
Их серебро в сундук мой скоро перейдет.
Вино и кур, попы, гоните в рот!
А немцы пусть... постятся».
VI
Дал римскому престолу встарь
1 — прещедрый царь! —
Копье и крест и к ним венец в придачу2.
Восплакал ангел в оный час:
«Увы, увы и в третий раз
3 О мире христианском плачу.
Яд на него дождем излился,
В желчь мед его преобразился,
Повис над ним тяжелый рок».
А величайший — в умаленье,—
То рук поповских преступленье4.
Благой господь, им дай урок!
Они мирское извращают право.
VII
К нам, сударь Ящик, вы от папы не затем ли,
Чтоб разорять, с поживой для него, немецкие земли?
Как и всегда, замыслил он коварный план
Еще по-новому обогатить свой Латеран5,
«Дела имперские невыносимы!»
И вот в приходах — сборы в пользу Рима.
Но до Святой Земли дойдет немного серебра:
Рука поповская не очень-то щедра.
От вас нам, сударь Ящик, нет добра.
Вольфрам фон Эшенбах
пер. О. Румера
Утренняя песня Вольфрама фон Эшенбаха развертывает типичную ситуацию альбы в форме Wechsel — спора стража (ст. 1, 3) и дамы (ст. 2, 4), за которым следует короткий рассказ поэта (ст. 5). Глубоко своеобразным, характерным для Вольфрама является образ рассвета в виде страшного чудовища, рассекающего своими когтями-лучами тучи, которым начинается утренняя песня.
1.«Прорвав когтями
Взбирается на небосвод
Там за холмами
Своею поступью могучей
Рассвет, который не дает
Кого я сам сюда впустил.
Я должен весть подать ему!
Он преданность и дружбу заслужил».
2. «То, что поешь ты,
Мне ненавистна песня эта!
Весть подаешь ты
О приближающемся дне
Всегда задолго до рассвета.
И нам не пой,
Что все светлеет неба круг,
Чтоб мог еще побыть со мной
В моих объятиях мой друг».
«Пускай спешит он!
Пора расстаться вам, поверь;
Не лгу я, подавая весть.
Пусть затаит он
Свою любовь к тебе теперь,
Мой долг сказать ему о том,
Что час разлуки наступил.
Уж день, а ночь была кругом,
Когда вас поцелуй соединил».
«Пой, что угодно,
О страж, но друга не тревожь,
Его отсюда не зови!
Твой клич бесплодный
Нас может только бросить в дрожь,
Еще не вижу я денницы,
Еще не блещет солнца свет,
А ты велишь нам разлучиться
Сердца не разлучатся наши, нет!»
В ней все же вызвала заря,
Пришедшая в окно взглянуть,
И к груди друга,
Волненьем за него горя,
А рыцарь, услыхав призыв,
Что к расставанью торопил,
Ей нежности своей прилив
В прощальных ласках выразить спешил.
пер. О. Румера
Образец плясовой песни — «хоровода» (Reigen) — принадлежит баварскому рыцарю Нейдгарту фон Рейенталю (около 1180—1250 гг.), крупнейшему представителю так называемого сельского миннезанга (hoTische Dorfpoesie).
Это направление миннезанга, возникшее в период начинающегося упадка немецкого рыцарства и его культуры, порывает с традициями «высокой» куртуазной любви. Оно вводит в миннезанг грубоватые картины повседневной крестьянской жизни, а также использует народную плясовую песню, однако жизнь народа представителями сельского миннезанга изображается обычно с антидемократических феодальных позиций, народная же плясовая песня охотно пародируется ими.
Диалогическая форма изложения — спор матери с дочерью, старухи с молодой или двух подруг — типична для этого жанра лирики. Выпады против крестьян, довольно частые в «Зимних песнях» («Winterlieder») Нейдгарта, послужили основой для создания в XIV в. авантюрно-сатирической стихотворной повести «Нейдгарт с мужиками» («Neidhart mit den Bauern»).
Привел с собой дубравы,
И в них листвою новой
Покрыты все деревья вновь.
Конец зиме суровой!
«Как я лужайкам рада!..
Весенняя отрада
Томит меня все боле! —
Сказала девушка-краса. —
Скорей, скорее в поле!
Уж пляшут там ребята;
Что может быть чудесней?
Я не слыхала так давно
веселых новых песен».
«Тебя, о дочь родная,
Одну ведь родила я,
Подумай о позоре,
Не бегай за парнями, ты,
не причиняй мне горя!»
«Но он ведь тоже с ними.
Назвать мне стоит имя,
Его ты вспомнишь, верно:
Зовут его фон Рейенталь,
и он мне мил безмерно.
И, знаешь, уверяет,
Что нет в баварском крае
Такой красавицы, как я.
Пусти меня, родная!»
пер. О. Румера
Поэт середины XIII в. Готфрид фон Нейфен выступает как представитель так называемого сельского миннезанга, продолжая манеру Нейдгарта. В своих песнях он еще шире, чем Нейдгарт, привлекает бытовые мотивы из крестьянской жизни, как показывает приводимая здесь песенка.
Все-то лето напролет
Быть мне при ребенке, —
Там под липой хоровод,
А меня пеленки
Не пускают никуда.
До рассвета я пою:
Спи, любовь, не плачь!
Тоску укачаю я твою.
Няня, ты помочь должна.
Дитятко баюкай,
Можешь только ты одна
Разделить докуку,
Дать мне свет увидеть дня.
До рассвета я пою:
Спи, любовь, не плачь!
Тоску укачаю я твою.
Примечания.
1. Как все люди средневековья, поэт верит в подлинность Константинова дара.
— орудия казни Христа — символизируют духовную власть, венец же — власть светскую , якобы завещанную римскими императорами папам.
3. Образ, взятый из «Апокалипсиса», VIII, 13, XI, 12.
4. Папа Иннокентий III отлучил Филиппа и его приверженцев от церкви в 1201 г.; к этому времени и относится, вероятно шпрух Вальтера.
5. Латеран — папский дворец в Риме