ЛЕКЦИЯ 4
Новелла после Боккаччо: углубление противоречий между идеалом и действительностью. Мазуччо, А. Фиренцуола, А. Граццини, Дж. Чинтио, М. Банделло.
К числу самых ярких и характерных явлений литературы итальянского Возрождения принадлежит, бесспорно, новелла. Вместе с новеллой, обретшей завершенную форму у Боккаччо, в литературу вторглась повседневная жизнь в ее красочном многообразии. Правда, не следует упрощать вопрос, утверждая, что литература средних веков была вовсе чужда повседневной жизни. В средневековых фаблио, шванках и ранних итальянских новеллах она уже громко заявляла о себе. Однако на фоне героического эпоса, рыцарского романа и агиографических повестей, тяготевших к сфере идеального, средневековая новелла воспринималась как явление второго ранга.
В новеллах Боккаччо и его последователей табель об эстетических рангах утрачивает свое значение. Земная жизнь становится интересной именно потому, что она жизнь земная. Нет необходимости подчинять ее строгим схемам. Любой ее поворот заслуживает внимания. Все в ней таит манящую новизну. На это прямо указывает и само название литературного жанра (новелла - рассказ о чем-то новом). Эпоха Возрождения была эпохой динамической, и жанр новеллы как нельзя более соответствовал ее духовным потребностям.
Правда, не сразу у Боккаччо появились последователи. Его современник Франко Саккетти (ок. 1330-1400) в своих незамысловатых новеллах ("Триста новелл") во многом еще связан с литературной традицией средних веков. Близкий к новелле жанр латинских фацетий - остроумных анекдотов - разрабатывал в XV в. Поджо Браччолини (1380-1459), ученый гуманист, открывший много неизвестных до того рукописей античных писателей, автор ряда трактатов в защиту личных достоинств человека ("О знатности" и др.).
Зато талантливым последователем Боккаччо был итальянский новеллист XV в. Мазуччо Гвардато (ок. 1420 - после 1476). Он родился в Салерно близ Неаполя, происходил из дворянского рода, жил при неаполитанском дворе. Им написано пятьдесят новелл, образующих книгу "Новеллино", изданную в Неаполе в 1476 г. Это единственный сборник итальянских новелл XV в.
Продолжая традиции "Декамерона", Мазуччо вместе с тем отказался от новеллистического обрамления, привлекавшего многих авторов эпохи Возрождения. Книга состоит из пяти частей, по десять новелл в каждой, причем каждая часть связана определенной темой (1-я - нападки на монахов, 3-я - нападки на недостойных женщин, 5-я - о великих щедротах и т.п.) Все новеллы рассказывает сам автор, якобы слышавший их от людей, заслуживающих безусловного доверия. В заключительной "Речи автора к своей книге" он прямо заявляет, "что все это вполне истинные происшествия, случившиеся по большей части в наше, нынешнее время"[Мазуччо Гвардато из Салерно. Новеллино / Пер. С.С. Мокульского и М.М. Рындина; Под ред. А.А. Смирнова. М.; Л., 1931. С. 608.] .
Что касается литературных образцов, за которыми готов следовать автор, то он в прологе к третьей части прямо указывает на "древнего сатирика Ювенала и славного и достохвального поэта Боккаччо, изящному языку и стилю которого" он "всегда старался подражать". Упоминание Ювенала не случайно, так как многие новеллы Мазуччо являются откровенными сатирами на пороки современного мира.
Желая по примеру Боккаччо воссоздать в "Новеллино" атмосферу жизненной правды, Мазуччо стремится точно фиксировать время и место действия. Так, новеллу восьмую он начал словами: "Превосходный город Неаполь по заслугам является столицей нашего Сицилийского королевства; он всегда цвел и будет цвести как воинской доблестью, так и словесными науками, славный благородными своими гражданами. В этом городе несколько лет тому назад жил один ученый законовед..." Подобным же образом начинается новелла двадцать вторая.
Жизни монахов посвящены все десять новелл первой части "Новеллино". Именно они открывают собой книгу. Прежде всего речь идет о распутстве монахов, несовместимом с обетом телесного воздержания (новеллы 1, 2, 3, 5, 7, 9). Распутство, шарлатанство и сребролюбие принадлежат, согласно "Новеллино", к числу наиболее распространенных пороков католических монастырей. Автор их осуждает. Но, будучи писателем эпохи Возрождения, он вслед за Боккаччо иногда даже любуется ловкостью, находчивостью и умом энергичных клириков. О таком ловком, находчивом монахе, повествует, например, новелла восемнадцатая. Сообразительный монашек выманивает у простодушной крестьянки кусок тонкого холста, а затем оставляет в дураках и ее мужа, пожелавшего отнять у него этот дар.
И все же добродушия у Мазуччо гораздо меньше, чем гнева. Негодующие реплики и тирады то и дело появляются на страницах "Новеллино". В прологе к своей книге автор прямо заявляет, что в намеренье его входит сообщить некоторые сведения, "на основании которых можно было бы судить, как многоразличны преступные ухищрения, применявшиеся лживыми монахами для обмана глупых или, скорее, неосторожных мирян. Целью моей было, таким образом, остеречь современников и предупредить будущее поколение, чтобы оно не позволяло впредь надувать себя этому подлому и развращен ному отродью, вводящему всех в обман своей показной добродетелью".
В дальнейшем Мазуччо неоднократно обличает клириков за их алчность. "Ведь если присмотреться как следует, - пишет он, - какое множество важных прелатов достигли своего положения за счет жалких и глупых мирян! Один добился таким образом должности инквизитора ересей, другой - сборщика пожертвований на крестовый поход, умолчу уже о тех, кто, имея папские буллы - настоящие или подложные, - дают отпущения грехов и при помощи денег отводят кому угодно место в раю. Таким образом, всеми правдами и неправдами набивают они себе брюхо флоринами, хотя это строго воспрещено их святейшим уставом" (новелла 4). Иные из пастырей превращались "в волка, но сохраняли вид кроткого агнца" (новелла 7). Автор называет монахов "зловредным и гнусным отродьем" (Послесловие к первой части) и даже "воинами великого дьявола" ("Речь автора к своей книге") и т.д.
Но и этого мало. Бесцеремонно расправляясь с монашеской братией, он осмеливается поднять руку на самого папу. В новелле 49, повествующей о поездке германского императора Фридриха Барбароссы ко гробу господню, римский папа Александр IV изображен гнусным предателем, решившим погубить благородного монарха, выдав его в руки вавилонского султана. Однако великодушный султан не поверил "пагубным и лживым" наветам папы, "вызванным слепой завистью и лютой ненавистью".
Антиклерикальные выпады Мазуччо, естественно, должны были раздражать господствующую церковь, и, когда настала пора Контрреформации, книга Мазуччо в 1564 г. была внесена в "индекс запрещенных книг".
Правда, к женщине Мазуччо далеко не всегда относится с уважением. Вся третья часть книги предает "немалому бичеванию несовершенный женский род". В ряде новелл оживают старомодные взгляды, не характерные для "Декамерона". Правда, автор заверяет читателей, "что он нападает только на коварство и бесчисленные подлости злых женщин". Но тут же гнев его набирает силу, и он начинает поносить это "гнилое, подлое, несовершенное женское поле, вероломство и гнусные деяния которого таковы, что не только разум человеческий, но даже мудрость богов никогда не будет в состоянии оградить нас от них" (пролог к третьей части).
Но Мазуччо все же не был угрюмым аскетом, готовым проклясть богиню любви Венеру как воплощение дьявольских сил. Он сразу оживает, сразу забывает о "злых" женщинах, когда в его памяти возникают примеры большой сильной любви. Сильная любовь не терпит измены (новелла 27). Она обостряет находчивость влюбленной девушки (новелла 30). Новелла 33 в ряде моментов предвосхищает трагическую историю Ромео и Джульетты (тайный брак, снотворный напиток, мнимая смерть и погребение и пр.). Героической гибелью двух верных влюбленных завершается новелла 35. О самоотверженной любви и редком героизме молодой девушки из Гаэты рассказано в новелле 39, наполненной драматическими событиями, происходящими на суше и на море.
Фортуна в "Новеллино" все время врывается в жизнь людей. О ней автор упоминает не реже, чем о злых женах. Чаще всего "злая и неприязненная" фортуна "совершенно перевертывает" светлые человеческие надежды (новелла 33). "Причуды и непостоянство завистливой фортуны велики и ужасны" (новелла 35). "О жестокая фортуна, кто сможет остановить твое быстрое и сильное колесо?" (новелла 42), - восклицает взволнованный автор. Многие новеллы Мазуччо служат как бы подтверждением этой истины. При этом автор охотно сгущает краски, тяготеет к изображению мрачного и страшного. С новеллы о странствовании мертвеца (новелла 1) начинается книга. Поистине страшной новеллой является новелла о том, как двое влюбленных в силу роковых обстоятельств попадают в жилище прокаженных и там расстаются с жизнью (новелла 31). Молодости, красоте и искренним чувствам влюбленных противостоят преступные замыслы людей, изуродованных неизлечимой болезнью. Ужасен самый их внешний облик, описанный автором: "Я вижу их воспаленные глаза, - говорит он, - вылезшие брови, сломанные носы, их опухшие разноцветные щеки, вывороченные и гноящиеся губы, их вытянутые, <...> скрюченные руки, весь их облик, более похожий на дьявольский, чем человеческий..."
Впрочем, не всегда "завистливая фортуна" доводит события до горестной развязки. Она может стать и "любезной", и тогда все завершается развязкой счастливой, как, например, в увлекательной новелле о Веронике и Антонио (новелла 43). Прекрасная девушка чуть было не погибла по воле упрямого отца, но добрые люди спасли се от гибели, и счастливый брак увенчал верность и терпение достойных молодых людей.
слезы и печаль, а в следующей эта печаль будет умеряться веселием и шутками". И он намеренно завершает свою книгу новеллами об "исключительных доблестях", великодушии, щедрости и благородстве достойных людей.
Книга Мазуччо пользовалась значительной популярностью. До середины XVI в. она выдержала 12 изданий. С ее отголосками мы встречаемся в "Гептамероне" Маргариты Наваррской и в пьесах Шекспира.
Если в XV в. в Италии появился только один сборник новелл, то в следующем XVI в. книги новелл стали обычным явлением. Конечно, характер новелл у различных авторов менялся в связи с изменением политической, социальной и культурной обстановки в стране. У одних усиливались "придворные" тенденции, у других жизнерадостное вольномыслие оттеснялось трагическим мирочувствием. И все же со времен "Декамерона" новелла продолжала оставаться одним из самых ярких и популярных явлений итальянского Возрождения. Человек и его земной мир, подвижный и многоцветный, составляли ее неизменное содержание. Высоко стоял и авторитет Боккаччо - создателя самого жанра новеллы и его великолепного мастера.
Так, на Боккаччо постоянно ссылается Аньоло Фиренцуола (1493-1543), автор новелл, вошедших в книгу "Беседы о любви" (1548)[Фиренцуола Аньоло. Сочинения / Пер. и коммент. А.Г. Габричевского. Л., 1934.] , изданную посмертно, но писавшуюся еще в двадцатые годы XVI в. Автор - человек высокообразованный, знаток античной культуры, в частности - почитатель Платона. Как на это указывает название книги, новеллы Фиренцуолы посвящены главным образом любовным историям. То это авантюрная повесть в духе греческого романа, со злоключениями влюбленного, попадающего в берберийское рабство, с бурей на море и благополучным финалом (1). То это нескромный анекдот о молодом человеке, который под видом служанки живет в доме глупого старика и его молодой жены и ловко выходит из затруднительного положения, когда хозяин неожиданно обнаруживает его мужскую природу (2). Не упустил Фиренцуола также возможности посмеяться над алчностью монахов (6), хотя и сам одно время принадлежал к монашескому сословию. Есть у "Бесед о любви" и восходящее к "Декамерону" новеллистическое обрамление, рассказывающее о том, как в 1523 г. трое юношей и три женщины вместе со слугами встретились на красивой вилле близ Флоренции и решили развлекать друг друга рассказыванием новелл.
Впрочем, у этого новеллистического обрамления есть и одна своеобразная черта. Оно превращается в пространный трактат об истинной любви, понимаемой в духе платонизма. По словам избранной молодыми людьми "королевы", "седалище любви - красота", красота же "это по преимуществу красота души", а красота души "состоит в добродетели...". В этом и заключается благотворная сила истинной любви, делающей людей "причастными небесных вещей на земле".
обожествлявшего человека, они весьма характерны. Дальнейшим развитием этих мыслей являются два рассуждения "О красоте женщин", написанные Фиренцуолой до 1544 г. Вновь он обращается к красоте и при этом к красоте женщин, о которых он в отличие от Мазуччо не склонен говорить худо. Он полагает, что "красота и красивые женщины заслуживают того, чтобы каждый их восхвалял и ценил их превыше всего потому, что красивые женщины есть самый прекрасный объект, каким только можно любоваться, а красота - величайшее благо, которое господь даровал человеческому роду"[Фиренцуола Аньоло. С. 387-388.] . По словам А.Г. Габричевского, диалоги Фиренцуолы "дают нам возможность непосредственно ощутить ту атмосферу, в которой рождались великие произведения "золотого века" итальянского искусства, ту типичную для Возрождения живую связь, которая существовала между заказчиком, художником и зрителем, тот язык, на котором они говорили друг с другом".
Флорентийцем был также Антонфранческо Граццини, прозванный Ласка (т.е. рыба голавль) (1503-1584). Превосходный рассказчик, по своему яркому и выразительному дарованию он не уступает лучшим новеллистам Италии. В отличие от Фиренцуолы он не был связан с придворными кругами. Сын флорентийского нотариуса, скромный аптекарь, он не тяготел к возвышенному платонизму и не отворачивался от повседневного языка, хотя и состоял членом языковых академий, стремившихся нормализовать итальянский язык. В своей книге новелл "Вечерние трапезы" (между 1540 и 1547)[См.: Новеллы итальянского Возрождения, избранные и переведенные П. Муратовым. Часть III и последняя: новеллисты Чинквеченто. М., 1912. С. 145-188; Итальянская новелла Возрождения / Сост. А. Эфроса. М., 1957. С. 413-449; Европейская новелла Возрождения / Сост. и вступ. ст. Н. Балашова, А. Михайлова, Р. Хлодовского. М., 1974. С. 182-220.] Граццини с глубоким почтением отзывается о Боккаччо, который и является его главным наставником. Во вступлении к книге автор сообщает, что "в богатом и прекрасном городе Флоренции" в 1540 г. в дни карнавала собралось несколько юношей и молодых женщин, решивших доставить себе пристойное развлечение. У одного из молодых людей оказалась в руках книга. И одна из дам "спросила его, что это за книга. Он ответил ей, что это самая лучшая и самая полезная из всех книг, а именно новеллы мессера Джованни Боккаччо, нашего Иоанна Златоуста". Сперва все присутствующие решили читать вслух новеллы "Декамерона", а затем пришли к выводу, что лучше самим придумывать новеллы и рассказывать их присутствующим.
И все же дух "Декамерона" витает над "Вечерними трапезами". Разумеется, Граццини был писателем другой эпохи, других возможностей. Ему, несомненно, была близка пополанская направленность "Декамерона". И в одной из своих новелл он очень живо рассказал о том, как подлинная любовь восторжествовала над сословными и имущественными привилегиями. Дочь богатой и знатной вдовы Лизабетта полюбила достойного во всех отношениях юношу Алессандро, лишенного, однако, богатства и знатности. Мать решительно противилась их браку, и только удивительная находчивость умной девушки, которой якобы приснился пророческий сон, напугавший легковерную вдову, привел к счастливой развязке (II, 3).
Вслед за Боккаччо и другими новеллистами Граццини готов посмеяться над скупостью и сластолюбием клириков (I, 6). Но той обличительной силы, которая свойственна была антифеодальным и антиклерикальным новеллам "Декамерона", в "Вечерних трапезах" мы уже не найдем. В середине XVI века герцогская Флоренция была уже совсем не той, какой она была во времена Боккаччо.
Как и его предшественники, Граццини не чуждался фривольных шуток (веселая новелла, из которой читатели узнают, как любовные утехи излечивают самые загадочные неизлечимые болезни, - I, 1). Считал он своим долгом защищать выдающиеся памятники ренессансного искусства, если их третировали тупые профаны. Об этом мы узнаем из новеллы, в которой появляется сам Лоренцо Великолепный, так много сделавший для подъема ренессансной культуры Флоренции. Невежественный, лишенный художественного понимания аббат прибывает во Флоренцию. Молодой художник, ученик Микеланджело, по имени Тассо, показывает ему скульптурные творения своего гениального учителя, а также другие достопримечательности города, в том числе прославленный купол церкви Санта-Мария дель Фьоре, сооруженный в 1420-1436 гг. по проекту Филиппо Брунеллески, одного из создателей архитектуры Возрождения. Приезжий аббат пренебрежительно отзывается об этих шедеврах. Тогда молодой художник с криком: "Этот монах сошел с ума!" запирает его в темном чулане, связав по рукам и ногам. Узнав об этом происшествии, Лоренцо Медичи спокойно заметил, что за такие слова злополучный аббат "заслуживает канатов, мало ему веревок!" (I, 8). В пространной десятой новелле третьего вечера Граццини подробно рассказывает, как всесильный Лоренцо позабавился над лекарем Маненте, человеком безобидным, хотя несколько назойливым и не всегда почтительным. Маненте якобы умирает от чумы, его увозят из города, жена его вторично выходит замуж, а когда несчастный лекарь все-таки возвращается домой, его принимают за призрак покойника. И хотя все улаживается в конце концов, злополучному лекарю, не совершившему ничего худого, пришлось по прихоти Лоренцо пережить много трудных дней. По словам приятеля Маненте поэта Буркьелло, "князья всегда остаются князьями, и когда мы позволяем себе быть с ними запанибрата, они частенько вот таким образом ставят нас на место".
в длинные белые монашеские рясы, а лица и головы их "закрывали огромные, опускавшиеся на плечи маски... Эту монашескую одежду они взяли из гардеробной, где хранилась целая уйма всевозможных одеяний и разных масок, когда-то использованных на карнавальных шествиях". Для усугубления лицедейского эффекта слуги держат в руках обнаженный меч и горящий факел. "Игровые" элементы мелькают и в последующем развитии событий.
Здесь уместно вспомнить, что "Вечерние трапезы" были приурочены автором к дням карнавала. И это, конечно, не случайно, поскольку как писатель Граццини был склонен к бурлеску и озорным шуткам. К числу его любимых поэтов принадлежали Буркьелло и Берни. Он издавал их произведения, а Буркьелло даже сделал участником вышеназванной новеллы о злоключениях лекаря Маненте. Под пером Граццини мир подчас превращался в арену самых неожиданных и удивительных происшествий. В одной из новелл "Вечерних трапез" появляются два приятеля, необычайно похожие один на другого. Только один из них богат, а другой беден. Богатый неожиданно тонет, а бедный, облачившись в одежду погибшего, занимает в жизни его место. Он становится богатым и счастливым. Причудливый житейский спектакль благополучно завершается к удовольствию зрителей (II, 1).
Не столь благополучно закончилась другая новелла, в которой по воле автора вновь появился роскошный карнавальный реквизит. Веселые собутыльники решили напугать простоватого Каландру, золотых дел мастера, переставшего их угощать вином. Когда ему нужно было поздно вечером переходить по мосту через Арно, откуда-то снизу появились длинные шесты, складывавшиеся вверху крестом. "На эти кресты были повешены длинные белые простыни, а на верхний конец каждого креста было надето по страшной роже, у которой вместо глаз были два фонаря..." Когда же смертельно напуганный Каландра заглянул в свой дом, он увидел знакомую комнату всю убранную черной материей, а на стенах картинки, изображавшие кости, мертвые головы и т.п. (II, 6).
Подобные "розыгрыши" в "Вечерних трапезах" становятся возможными благодаря тому, что в Италии XVI в. были еще прочны суеверия разного рода, а вместе с подъемом феодально-католической реакции возрастала и вера в мрачные потусторонние силы: привидения, призраков, ведьм и прочее. И являются такие розыгрыши в новеллах Граццини зачастую весьма жестокими (например, новелла о наказанном педагоге - II, 7), отражая нравственную деградацию итальянского общества на исходе эпохи Возрождения.
Что касается многочисленных новелл, появлявшихся в середине и во второй половине XVI в., то они приобретали все более хмурый характер. Яркие карнавальные огни на их страницах все чаще сменялись тревожным мерцанием погребальных факелов. У жизнерадостного вольномыслия исчезала почва из-под ног. Мир человека все чаще превращался в мир темных эгоистических страстей, порождавших разрушение и гибель.
Чинтио (или Чинцио) (1504-1573), жившего при феррарском дворе. В 1527 г. войска "благочестивого" Карла V захватили Рим, подвергнув его страшному разгрому. В городе вспыхнула эпидемия чумы. Спасаясь от бесчинства испанских солдат, немецких ландскнехтов и мировой язвы, несколько благородных мужчин и дам ищут спасения на корабле, плывущем во Францию. В пути они развлекают друг друга рассказами. Итак, перед читателем - вновь чума. Но в "Декамероне" чума являлась стихийным бедствием, не зависевшим от воли человека, в "Ста сказаниях" - это результат преступной деятельности иноземных захватчиков.
Мрачные страсти и "злая судьба" то и дело врываются в книгу Джиральди Чинтио. "Жесточайшей пытке" подвергает невинного человека бесчеловечный подеста, который подобно другим блюстителям закона, "прикрываясь знаменем правосудия", действует как служитель Вельзевула (II, 4). Страшным злодеяниям вероломного персидского царя Сульмона посвящена новелла вторая второй декады. Мрачный деспот умерщвляет достойного мужа своей дочери Орбекки и ее малолетних детей, но и сам не уходит от справедливого возмездия, совершаемого рукой родной дочери.
Находим мы среди новелл Джиральди Чинтио и новеллу о венецианском мавре, в пылу ревности убившем свою добродетельную жену венецианку Дисмонду (III, 7). Шекспир положил ее в основу своей трагедии "Отелло". Только у Шекспира "уголовный" сюжет поднят на огромную человеческую высоту, в то время как у итальянского новеллиста он так и не вышел за пределы уголовной хроники. В новелле много места уделено "технике" убийства. С помощью мешочка, туго набитого песком, поручик на глазах мавра убивает несчастную женщину (любопытно отметить, что этот способ казни применялся инквизицией). Если у Шекспира Отелло осознает свою страшную вину и карает себя за совершенное преступление, то в новелле мавр даже под пыткой ни в чем не признается, оставаясь диким варваром, движимом темными страстями.
Этому хаосу страстей автор готов противопоставить идеи религиозной морали, душевного благородства, правда, подчас вознесенного на идеальную высоту. Так, верная жена прощает своего беспутного мужа, решившего ее отравить (III, 5). В другой новелле жена восходит на эшафот, чтобы спасти любимого мужа от смерти (V, 4). Наконец, благородная Ливия спасает от казни юношу, только что убившего ее сына, заявляя слугам правосудия, что отныне он будет ее сыном (VI, 6).
Для новелл Дж. Чинтио характерно стремление к исключительным образам и экстремальным ситуациям, к эффектной риторике. Приближалась эпоха барокко, и автор "Ста сказаний" находился среди ее провозвестников.
1485- 1561) родился в Пьемонте (на северо-западе Италии) в дворянской семье, был монахом доминиканского ордена, затем священником, много лет провел при дворах североитальянских князей, особенно тесно был связан с Миланом. На его глазах Ломбардия сотрясалась от столкновений французских и испанских войск, стремившихся утвердиться на Аппенинском полуострове. После поражения французов в 1525 г. Банделло, будучи сторонником французской партии, вынужден был оставить Италию и переселиться во Францию. Там ему был пожалован в 1550 г. сан епископа города Ажена. На склоне лет Банделло начал приводить в порядок свои литературные труды и публиковать сборники новелл. Первый сборник (I часть) увидел свет в 1554 г., последний (IV часть) - посмертно в 1573 г.[См.: Новеллы итальянского Возрождения / Избранные и переведенные П. Муратовым. М., 1913. Ч. III. С. 61- 119; Итальянская новелла Возрождения. М., 1957. С. 515-653; Европейская новелла Возрождения. М., 1974. С. 221-270.] . Всего им написано 214 новелл.
За годы своей долгой жизни Банделло накопил богатый жизненный опыт. На его глазах развертывались события, исполненные глубокого драматизма. Он видел обычаи и нравы придворных кругов, видел жизнь различных сословий, городов и стран. Как писатель Возрождения, он с огромным интересом присматривался к окружающему миру, его привлекательным и отталкивающим сторонам. Будучи клириком, он не отрекся от светской культуры великой эпохи. У него все время сохраняется острое чувство реальной действительности, и он умеет рассказывать о ней без излишней аффектации, убедительно и выразительно. Отказавшись от ставшего традиционным новеллистического обрамления, он вкладывает свои новеллы в уста различным людям, обычно реально существовавшим и даже достаточно известным, как, например, Леонардо да Винчи или Макиавелли, что усиливает ощущение достоверности, присущее его рассказам.
Так, одна из новелл, действие которой развертывается в Милане, начинается словами: "Милан, как вы все знаете и каждый может в этом убедиться, является одним из тех городов, которому мало равных в Италии. Здесь собрано все, что только может сделать город славным, многолюдным и богатым, ибо то, в чем поскупилась природа, возместил человеческий труд. В Милане можно найти не только то, что необходимо для жизни, но и все, что душе угодно" (I, 9). Чувственная прелесть реального мира еще продолжала привлекать Банделло. Вслед за Фиренцуолой ("О красоте женщин") он в одной из своих новелл с видимым удовольствием описывает пленительную красоту обнаженного женского тела (I, 3). Для него еще не погасли огни карнавала (I, 2; II, 48). Ему дороги лучшие образцы итальянского искусства эпохи Возрождения, жизнерадостная нарядная живопись кватроченто (XV века). Сам Леонардо да Винчи рассказывает, как замечательный живописный талант Фра Филиппо Липпи, одного из лучших флорентийских художников того времени, поразил суровых берберийских мавров, захвативших его в плен. Изумленные его "прекраснейшими картинами", они даровали ему свободу и, одарив многими ценными вещами, "вместе с земляками целыми и невредимыми" доставили в Неаполь (I, 58).
В отличие от Джиральди Чинтио, идя вслед за Боккаччо и Мазуччо, Банделло не слишком церемонится с клириками, особенно монахами, обычаи и склонности которых он хорошо знал. Они сребролюбивы. Движимый алчностью монах выдает тайну исповеди, а это приводит к тому, что обезумевший от ревности муж убивает свою жену (I, 9). Они надменны и всюду хотят быть первыми (III, 32). Они распутны. Кто из итальянских новеллистов эпохи Возрождения не касался этой темы? Касается ее и Банделло. Весьма остроумно рассказывает он о нравах женского монастыря и о том, как находчивый каноник посрамил епископа, спознавшегося с аббатисой. Епископу, попавшему в затруднительное положение, оставалось только сказать: "Дон Бассано, мы все человеки: развлекайся сколько хочешь и не мешай другим заниматься тем же" (II, 45). Не столь благополучно завершились любовные похождения священников, которых сообразительный красильщик с помощью верной жены вывалял в синей и зеленой краске (III, 43).
Среди прочих персонажей Банделло запоминаются колоритные фигуры куртизанок, составлявших неотъемлемую часть тогдашней городской среды. Они могут быть находчивыми и остроумными и ловко посадить в лужу того, кто хотел ославить их на весь мир (II, 51), а то и сами забавным образом попадают впросак (II, 48). Подчас соприкосновение с куртизанкой приводит к трагической развязке. Влюбленный юноша, не поняв тактики продажной женщины, кончает самоубийством (III, 31).
Правда, это не значит, что писатель разучился смеяться (III, 65), что исчезли из жизни забавные ситуации (IV, 14), или благородные порывы, или самоотверженная любовь. Однако фортуна в облике рокового случая способна мгновенно испепелить человека, будь он достойным или недостойным (I, 14).
Умевший видеть жизнь такой, какой она была на самом деле, Банделло с тревогой взирал на ее острые углы и трагические будни. Ведь положение Италии с каждым десятилетием становилось все более трудным и зыбким. В это взбаламученное время у людей трагически обострялись чувства и страсти, и Банделло явился летописцем этих чувств и страстей, а его наиболее характерными новеллами стали трагические новеллы.
Так, новеллу четвертую четвертой части Банделло начинает с грустных размышлений о преступлениях, которые творят люди, одержимые властолюбием. Это прежде всего сыновья, обагряющие свои руки отцовской кровью. И таких случаем немало: "Еще Селим в 1512 году отравил отца своего Баязета, чтобы стать императором Константинополя, будучи не в силах дождаться естественной смерти его, хотя тот был уже стар, а еще задолго до этого Фреско д'Эсте, чтобы стать властителем Феррары, своими руками задушил родителя своего Аццоне, маркиза феррарского, - все это повергает меня в грустные размышления". В названной новелле повествуется о событиях, происшедших во Фландрии. Сын Гельдернского герцога Адольф, "человек бессовестный, безмерно жестокий и жаждущий власти", свергает с престола своего старого отца, бросает его в мрачную темницу и упорно не желает допустить восстановления справедливости.
Ревность и злоба толкают распутного феррарского маркиза Никколо III д'Эсте на убийство своей молодой жены и побочного сына графа Уго (I, 44). Купеческий сын Галеаццо похищает в Падуе девушку, а затем из ревности убивает ее и себя (I, 20). К Титу Ливию и поэме Петрарки "Африка" восходит трагическая история карфагенной царицы Софонисбы, добровольно принявшей смерть, чтобы спастись от римского рабства (I, 41). Мавританский раб, избитый своим господином христианином, мстит ему за это со страшной жестокостью. Он убивает госпожу и ее сыновей, сам же потом бросается с высокой башни (III, 21).
Следует отметить, что среди трагических новелл Банделло наибольшую известность получили три новеллы: "Ромео и Джульетта", "Графиня ди Челлан" и "Герцогиня Амальфийская".
превосходит итальянскую новеллу психологической глубиной и поэтической силой, она все же во многом близка последней. Здесь те же персонажи, те же имена и события. Наряду с ведущими в новелле появляются и такие персонажи, как кормилица (правда, у Шекспира это значительно более яркая фигура) и благородный фра Лоренцо, проницательный естествоиспытатель, хорошо знавший свойства различных трав и камней. В новелле Банделло нет ничего такого, что противоречило бы замыслу Шекспира, как это было в новелле Джиральди Чинтио о венецианском мавре.
Мрачного трагизма исполнена новелла о графине ди Челлан (I, 4), в основе которой лежат подлинные события. Эта "демоническая красавица", дочь ростовщика, менявшая любовников, а затем стремившаяся их убить, была казнена в Милане в 1526 г. По словам рассказчика, "она была женщиной сумасбродной и способной на самые страшные преступления". Судьба графини ди Челлан не раз привлекала к себе внимание поэтов и драматургов. Она служила примером трагического кризиса гуманистической веры в гармонического человека на новом этапе исторического развития Италии.
В мрачные тона окрашена также новелла о герцогине Амальфийской, легшая в основу трагедии "Герцогиня Амальфи" (1612-1614) английского драматурга Джона Уэбстера (Вебстера), младшего современника Шекспира. Герцогиня Амальфийская, давно уже овдовевшая, тайно сочетается браком со своим управителем Болоньей. Они любят друг друга, у них рождаются дети. Ради любви к мужу герцогиня готова отказаться от высокого сана. В связи с этим рассказчик восклицает: "Кто захочет теперь сказать, что любовь - не великая сила? Поистине могущество ее несравненно больше, чем мы можем себе представить. Разве не видят люди, что любовь каждый день творит чудеса самые необычайные и что она все побеждает?" Но не так смотрели на вещи знатные братья герцогини, из которых один был могущественным кардиналом. Свои церковные связи он использовал для того, чтобы погубить графиню, посмевшую "запятнать" феодальную честь неравным браком.
Новелла рисует страшный облик феодальной реакции, надвигавшейся на Италию. Заметим еще, что бесчеловечные братья герцогини были испанцами (арагонцами), а в Испании, попиравшей военным сапогом родину Банделло, культ феодальной "чести" отличался особой неистовостью.