Глава 48
— Ты вернулся к «Королю Иоанну»?
Да. Я вернулся к истории. Я рассказывал печальные истории о смерти королей. Бен Джонсон, естественно, не одобрял того, что я трачу время на мертвецов.
Может, он был прав? Может, я с таким удовольствием погрузился в безопасный мир великих, которых давно уж изглодал могильный червь, чтобы избежать печального призрака недавно умершего Хамнета? В прошлом были спокойствие и полная определенность, в его бесповоротности — свобода. Это то, что прошло. История от Ричарда II (Бордо) до Генриха V принесла мне облегчение.
Генрих IV, как Эдип, принес много несчастий своему народу, свершив тягчайший грех — убийство законного короля, Ричарда II. Генрих был лучшим правителем, чем Ричард, но руки его были запятнаны кровью, и ничто не могло ее смыть. И он остался в истории тем, чем был: шутом в королях, карманником на царстве, королем в заплатах и лохмотьях, заурядным вором.
Вором и карманником. Речь Генриха IV была сдержанна и обдуманна, а для Ричарда II жизнь и язык были делом интуиции. Но в этом мире Ричарды — лишь марионетки истории. И они терпят крах потому, что, несмотря на их позерство, вне государственных ролей в них нет несгибаемого стержня, нет истинного себя. Они — расклеивающиеся бумажные куклы, слабый и податливый зеленый камыш и находят нелегкое удовлетворение лишь в поражении и смерти, признавая последнюю истину — что они неудачники, короли-тени, размышляющие о тенях королей, которые правили до них.
— Молчите о надеждах, поговорим о смерти, о червях.
Стареющей королеве уже ничто не могло помочь. Было очевидно, что ей недолго оставалось жить. Ее уже объяла печаль конца века и уныние конца жизни.
— Но нет покоя голове в венце...
— ничтожным. Унылый главный герой, и две пьесы о нем были бы вдвойне унылы. Мне нужно было что-то, что могло б их оживить.
— Фальстаф?
Лжец, плут, хвастун, блудливый жирный трус — и за что я его так любил? Наверное, за то, что в нем не было ничего от брюзги пуританина, который так и норовит испортить всем удовольствие. Джек не патриот, который посылает тебя умирать за родину, и не бездушный набожный властитель, который желает сделать тебя винтиком в государственной машине. Он стареющий толстяк, грешащий библейский Адам, падшее человечество, черт с чувством юмора. Он Тарлтон, он Йорик, он восстает против морали, он ренегат, и его предает его друг, принц Генри. Фальстаф одалживается у судьи Шеллоу и тратит тысячу фунтов, не в состоянии расплатиться с долгом.
Так ему и надо — паразиту, живущему за чужой счет, праздному, нечистому на руку бездельнику. Неужто мы должны работать и воевать, чтобы содержать таких, как он? Жирного бесстыжего жулика, который подталкивает тебя в таверне локтем в бок, чтобы ты купил ему еще выпивки. Грязный лодырь и совратитель юношества.
Но если вам претит война, если вы не терпите пуритан, политиков и их пустословия, то вы на стороне Фальстафа. Он наглядный пример того, что можно иметь толстое брюхо и быть блестяще остроумным. Он любит жизнь. Он вышел из того же моря, что Венера, и в голове его шумят волны поэзии. Он помогает нам принимать жизнь такой, какая она есть, ощутить под ногами славную добрую землю родины. По сравнению с ним короли — далекие и призрачные планеты. Без него государство возвращается в свое обычное состояние скуки. Конечно, Генриху V пришлось от него отказаться, ведь, став королем, он превратился в достояние государства. Расставшись с Фальстафом, он перечеркнул свою юность и этим отказом от старого друга положил конец воображению и поэзии.
— Фальстаф пронзает душу, как осколок старой Англии.
И это потому, Фрэнсис, что настоящий герой этих пьес не Бог и не король, а сама Англия, не Англия великих, пусть даже Джона Гонта1, а Англия Шеллоу и Сайленса2, трогательных стариков, вспоминающих молодость. После Шрусбери3 именно Фальстаф думает о судьбе трехсот изрешеченных стрелами рекрутов, которые теперь годятся лишь на то, чтобы попрошайничать на окраинах Лондона. Это они дали название Крипплгейту4 уже больше не встретятся так, как сейчас. Такова была моя Англия, Фрэнсис. И она не имела ничего общего с официозом: Святым Георгием, Святым Криспином и любым из Генрихов. Они нужны были королеве, правительству и Тайному совету. Я писал о них для распорядителя увеселений и цензоров, для герцогов, генералов и зрителей, толпящихся у сцены в бездумном патриотическом порыве. А может быть, даже для кассовости и зрелищности. Ведь никто не записал имена простолюдинов, погибших при Шрусбери и Азенкуре, увековечены лишь имена великих. Но именно из тех, не перечтенных и безымянных, состояла моя Англия. Храни их небо!
Примечания
2. Мировые судьи, персонажи пьесы Шекспира «Генрих IV. Часть вторая».
3. Битва 1403 г. между армией Генриха IV и мятежниками во главе с Генри Перси.
— букв.: «ворота калек» (англ.).