Рис Алвин и Бринли. Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе
Глава 10. Репертуар рассказчиков

 Глава 10. Репертуар рассказчиков


Наверное, кому-нибудь покажется, что я всего лишь pазвлекаю самого себя и пересказываю повести поэтов с тою же вольностью, с какой поэты их сочиняли. Но это не так. Слишком хорошо я знаю, из какого податливого материала созданы повести и как легко при известной сноровке и живости ума привнести в них смысл, кторого там никогда не было. Все это я тщательно проверил и взвесил.

Фр. Бэкон

В первой части книги мы познакомили читателя с главными персонажами кельтской эпической традиции, сгруппировав их по «циклам». Хотя сказители древности, несомненно, отдавали себе отчет в существовании таких «циклов», в каждом из которых деиствовали особые персонажи, упоминний об этом во всей обширной литературе не сохранилось. В дошедшей до нас классификации повести не группируются в циклы, а события в историях жизни отдельных персонажей не упорядочиваются хронологически, как в житиях святых. В основу классификации эпических преданий положены их сюжеты — как в современных указтелях по сюжетам народных сказок. Сейчас пожалуй, уже невозможно установить древность такого принципа классификации сюжетов. Можно лишь сказать, что сохранившиеся средневековые версии, называемые ныне Список А и Список Б скорее всего восходят к оригиналу, бытовавшему уже в Х в.

«разделов», причем совпадают они друг с другом не полностью. Так, в Списке А содержится семнадцать типов повестей, а в Списке Б — пятнадцать, и лишь тринадцать из них всгречаются в обоих списках. Однако у нас нет никаких оснований предполагать, что типы сюжетов, упомянутые только в одном из списков, например Зачатия и Рождения, Плавания и Насильственные Смерти, менее аутентичны или не столь важны. Итак, списки можно сопоставить следующим образом:

Сюжеты, общие для Списков А и Б

Разрушения (Togia)

Похищения скота (Тaпа)

Сватовства (Tochmarca)

Пиры (Fessa)

Приключения (Echtrai)

Похищения и Тайные бегства (Aithid)

Резни (Airgne)

Видения (Fisi)

Любовные истории (Serca)

Военные походы (Sluagid)

Вторжения (Tochomlada)

Укрытия (Uatha)

Плавания (Immrama)

Насильственные смерти (Oitte)

Осады (Forbassa)

Зачатия и Рождения (Coimperta)

Безумия (Buili)

В небольшом предисловии к Списку А, содержащемся в «Лейнстерской книге», говорится, что филиды запоминали саги, группируя их по этим разделам:

«Поэт должен быть сведущ в Повестях и Деяниях, дабы исполнять их перед королями или вельможами, а именно надлежит ему знать семь раз по пятьдесят повестей, то бишь пять раз по пятьдесят главных повестей да еще дважды по пятьдесят повестей дополнительных. И дополнительные эти повести недозволено исполнять никому, только поэтам четырех рангов — Ollamh, Anrath, Cli и Сапо. И вот каковы главные повести: Разрушения, Похищения скота, Сватовства, Битвы, Укрытия, Плавания, Насильственные смерти, Пиры, Осады, Приключения, Похищения и Резни».

«И эти тоже суть главные повести, а именно Набеги, Видения, Любовные истории, Военные походы и Вторжения».

и ни одной дополнительной. Возможно, отдельные категории главных повестей оказались в обоих списках утрачены. Например, «Детские подвиги Кухулина» (Macgnimartha, фрагмент саги «Похищение быка из Куальнге») и, соответственно, «Детские подвиги Финна». Так или иначе, отсутствие сведений о характере «дополнительных» повестей (foscela), создает серьезный пробел в наших знаниях. Тот факт, что они не включены в дошедшие до нас списки, а исполнять их имели право лишь поэты первых четырех рангов, заставляет предположить, что, вероятно, они не были предназначены для исполнения перед широкой публикой и что термин «дополнительные», или «второстепенные», отнюдь не несет здесь пренебрежительного смысла.

Совокупность традиционных повестей, исполнявшихся во время Собрания в Кармуне, включает такие темы, как Собрания, Анналы, Запреты и Разделы, которые не вполне перекрываются указанными в списках категориями. Кроме того, там упомянут такой важный пласт нарративной традиции, как «Старины мест» (диншенхас — Dindshenchas), который в списках не назван вообще. Таким образом, сколь бы ни были важны эти списки как свидетельства подхода поэтов к организации эпического материала, их никак нельзя считать исчерпывающим каноном традиционной литературы, хотя если вспомнить об особом значении числа семнадцать (см гл IX), то Список А, включающий двенадцать плюс пять элементов, представляет собой попытку упорядочить сюжеты в соответствии с космологической моделью.

2

Остается не совсем понятно, почему поэты заучивали повести, пользуясь такой классификацией по событиям и деяниям. Почему им не приходило в голову группировать их по циклам или хотя бы ориентироваться на биографию того или иного героя? Заключительные пассажи ирландской саги «Видение Мак Конглинне» как будто бы проливают свет на эту важную проблему. Не без иронии рассказчик говорит «И ничего печального не доведется более услышать тому, кто слушал сейчас эту повесть, рассказ наш на целый год оградит всех слушателей от горестей и напастей». И чтобы не быть голословным, он тут же добавляет: «Супруги, прослушавшие этот рассказ, не останутся без наследника, никогда не будет у них недостатка в пище и одежде. Если будет рассказана эта повесть первой в новом доме, то никогда не вынесут оттуда мертвого тела, и никто в этом доме не будет испытывать нужды ни в пище, ни в одежде, и огонь не сожжет никогда этот дом. Король, который услышит эту повесть перед битвой или поединком, одержит победу. И когда собираются люди, чтобы сварить пиво, или устроить пиршество для знатного господина, или принять наследство, то следует им непременно послушать сначала эту повесть»

«освящения» нового дома, варки пива, устройства пира, вступления в наследство, в канун сражения. Стихотворный фрагмент, цитированный нами в гл. I, подтверждает, что повести исполнялись и перед отправлением в путешествие, на судебное собрание или на охоту. Кроме того, традиционные повести исполнялись во время календарных празднеств, на поминках, на крестинах и свадьбах вплоть до наших дней. И хотя в цитированных нами текстах говорится, что одну и ту же повесть исполняли в самых разных ситуациях, изначально, по-видимому, для каждой ситуации, для каждого действия предполагалась своя особая повесть. Так, в саге «Разговор стариков», где рассказывается, как св. Патрик и его спутники путешествуют по Ирландии, останавливаясь то в одном, то в другом достопримечательном месте, святому каждый разрассказывают легенды о том, откуда и почему получило это место свое название. А в наше время, например, истории с привидениями принято рассказывать именно в канун 1 ноября. Не следует ли поэтому предположить, что «Битвы» исполнялись перед выступлением на войну, «Похищения скота» — перед угоном коров у соседа, «Плавания» — перед выходом в море, «Зачатия и Рождения» — во время родов, «Сватовства» — на свадьбах, «Насильственные смерти» — на похоронах и т. д. Держа в памяти классификацию, подобную Спискам, рассказчик мог легко извлекатьиз своего обширного арсенала подходящие к случаю истории. Мы вовсе не настаиваем, что исполнение тех или иных саг было раз и навсегда закреплено за соответствующей им жизненной ситуацией. Недаром мы отмечали, что на Собрании в Кармуне, а возможно, и во время других аналогичных собраний исполнялся весь репертуар. В этом кельтская языческая обрядность вряд ли сильно отличалась от христианской. Вспомним, что крещение Иисуса в Иордане упоминается при каждом обряде крещения, чудо в Кане Галилейской — при каждом венчании, Воскресение — на каждом отпевании. Эти «отсылы» вполне отвечают названным ситуациям, однако упоминания этих библейских событий никогда не сводились лишь к рождениям, свадьбам или смертям.

«Видения Мак Конглинне» пародирует то, во что некогда искренне верили слушатели, надеявшиеся, что та или иная повесть одним своим звучанием принесет им долгую жизнь, наследников и благополучие. Но если оставить в стороне материальные блага, то истории эти служили мифологическими моделями. По выражению А. Ван Хамеля, «деяния других нужно рассматривать как повод для размышлений». Конечно, дальнейший его вывод, что древние герои служили «образцами» для людей раннего кельтского общества, нельзя понимать буквально. К проблеме соотношения мифа и ритуаламы обратимся позднее, однако уже сейчас необходимо отметить, что вне ритуала деяния мифологических героев смертными людьми повторены быть не могут. Перенесенные в будничную жизнь, они всегда фантастичны, антисоциальны, аморальны и катастрофичны. Однако, как будет показано ниже, один из величайших парадоксов человеческой жизни в том-то и состоит, что она черпает глубочайший свой смысл в царстве мифа, а поступки его обитателей прямо противоположны нормам повседневного поведения и опыта.

В валлийском языке само слово «значение, смысл» (ystyr) происходит от латинского historia, которое дало в современном английском языке два слова — «повесть» (story) и «история» (history). Понятие «история» утратило ныне большинство изначальных экстраисторических содержаний, присущих латинской «historia», которая восходит к корню, обозначающему «знающий», «мудрый», «ученый», «судья». Древневаллийское слово «повесть» (cyfarwyddyd) означает одновременно «руководство», «наставление», «ученость», «искусность», «предписание». Его основа, arwydd, также имеет значение «символ», «знак», «проявление», «чудо» ивосходит к корню «видеть» (и «провидеть»). Повествователь (cyfarwydd}, таким образом, был одновременно провидцем и учителем, который вел души своих слушателей через мир «тайны».

В последующих главах мы опираемся на классификацию повестей, принятую древними рассказчиками, но поскольку более трех четвертей названных в Списках текстов донас не дошли, а известные нам тексты в Списках отсутствуют, мы взяли на себя смелость применить традиционную классификацию к тому материалу, которым мы реально располагаем. Кроме того, объем нашего исследования не позволяет проанализировать все имеющиеся тексты, мы ограничимся лишь выборкой. В ч. I мы уже говорили о великих Битвах при Маг Туиред и о самом знаменитом из Похищений; в ч. II достаточно подробно освещены Вторжения, Видения, Пиры и Собрания. Поэтому ниже мы рассмотрим повести, касающиеся непосредственно жизненного цикла индивида.

Миф принадлежит миру символов, а понимание их — вопрос интуиции. «Диапазон» символических референций невозможно ограничить каким-то одним частным представлением или рядом представлений, и едва ли следует особо подчеркивать, что предложенные здесь комментарии отнюдь не исчерпывающи и не полны и вовсе не исключают иного подхода к теме. Например, мы намерены рассмотреть, в какой мере повесть о рождении героя проливает свет на тайну рождения человека, но это не означает, что мифы о рождении не могут быть символами инициации, перехода или реинкарнации. Полное «содержание» мифа невозможно адекватно выразить «иными словами». Однозначного толкования тут быть не может.