Глава 7. Центр
В саге «Установление владений Тары» Финтан объявляет, что пять пятин Ирландии «считать подобает от Тары доУснеха», ибо эти два места на острове «словно две почки у зверя». Уснех, действительно находящийся в самом центре страны, входит в область Мит («срединную»), тогда как Тара находится в Бреге, но эта территориальная двойственностьне абсолютна, поскольку, согласно «Книге прав», область Брега тоже входит в Мит. Поэтому целесообразно остановиться на роли этих двух «центров» в ирландской эпической и мифологической традиции. Начнем с Тары.
Говоря о женской природе верховной власти в Ирландии, мы отмечали, что правителями острова были мужчины, которые оказывали внимание некоему женскому существу, персонифицирующему власть, или же были признаны им. Обряд инаугурации верховных королей традиционно представлял собой бракосочетание с Властью. В ритуале Тары, с другой стороны, король должен был получить признание от персонификации мужского начала. Как известно, Ирландия зовется именами многих богинь, но есть у нее и еще одно название — «Долина Фала» или «Остров Фала», сами же ирландцы именуются «людьми Фала», а король — «правителем Фала». Фал (Fal) — это камень, лежавший на вершине холма в Таре и видом похожий на гигантский пенис; в поздней народной традиции он известен как «Мужской член Фергуса». Этот камень был «Камнем знания», ибо, когда к нему прикасался будущий король, он издавал пронзительный крик. В одной из повестей описан более сложный ритуал, где крику Фала предшествует символическое «второе рождение» будущего короля. Кроме того, в Таре было два каменных столпа, называемые Блокки Блуигне, и стояли они так близко друг к другу, что между ними можно было просунуть лишь ладонь, да и то повернутую ребром. Но если эти столпы «принимали в свое лоно мужчину», то они сами собой раздвигались перед ним так широко, что в просвет могла свободно проехать колесница. «И стоял Фал, "каменный пенис", на пути колесницы (?), и если сей муж должен был получить королевскую власть, фал задевал об ось колесницы и пронзительно кричал, и все могли это слышать». Сходным образом в древней Индии, хотя персонификацией царской Власти была богиня, «дух царской власти, согласно верованиям, обитал в лингаме, своего рода палладии царства, который считался манифестацией самого Шивы. Этот лингам (фаллос) размещался на вершине пирамиды в самом центре царской резиденции, в том месте, где мировая ось выходила на поверхность земли».
Двор Тары, центр Долины Фала, был квинтэссенцией государства. В одном средневековом источнике рассказывается, как верховный король Ирландии Домнал сын Аэда ставил свой королевский дом не в Таре, а в Дунна Геде, на берегу Бойне, потому что Тара была проклята всеми святыми Ирландии. «И обнес он свою крепость семью большими валами так, как было это в Великой Таре, и все строения внутри крепости расположил он так, как было это в Великой Таре. В самом центре велел поставить он Главный чертог, где жил сам король и где мог он достойно принимать других королей, и королев, и послов, и поэтов, и музыкантов, и всех, кто сведущ был в разного рода искусствах; а еще был там чертог Мунстера и чертог Лейнстера, да еще пиршественный зал Коннахта, да зал для собраний уладов. Кроме названных чертогов четырёх областей, там находилась «тюрьма, где содержались заложники, а так же Зал Звезды Поэтов и Дворец (Grianan) Одинокого Столпа (в прежние времена Кормак сын Арта выстроил такой для своей дочери, и было там ещё много разных построек.
«И тогда он (Домнал) созвал к себе в Тару на праздник всех людей Ирландии. Королевское ложе было пригоповлено для него в самом центре дворца, а вокруг были поставлены ложа для гостей, так что люди Мунстера заняли южную часть дома, люди Коннахта — западную, люди Ульстера — северную, а люди Лейнстера все сидели в восточной его части». В центре зала сидели все пять королей Ирландии. «Центр Ирландии был в этом доме вокруг короля Ломнала. Так уж там было устроено. Король Лейнстера садился к востоку от верховного короля, король Мунстера — по правую руку от него, король Коннахта — позади него, а король Ульстера — по левую руку». Такое расположение персонажей, присутствующих в зале удивительным образом согласуется с существующей в гойдельских языках системой терминов обозначающих стороны света, при которой соответственно лексемы со значениями «север, юг, запад и восток» означают также «слева, справа, сзади и спереди». Конечно, короли древней Ирландии не имели политической власти Людовика XIV, однако в мире символов у них были все основания для того, чтобы сказать, «государство — это мы».
Раздел города, страны или даже целого мира на четыре части с выделением при этом центральной, пятой, части отнюдь не уникален. Так, «Ригведа» говорит о пяти направлениях в пространстве на север, на юг, на запад, на восток и «здесь» что странным образом перекликается с такими гэльскими поговорками, как «все пять сторон света» или «на всех пяти точках», что должно соответствовать нашему «в четырех углах земли» или «всюду, во все стороны». В Индии все царства и все города обычно разделяются на четыре четверти «иногда при этом выделяется отдельная царская зона, что в общей сложности составляет число пять». Тот же принцип присутствует в древнекитайских космологических представлениях и при этом наблюдестся разительное сходство между пятью чертогами королевского дворца в Ирландии и также разделенным на пягь частей «Чертогом Света» — мифологическим дворцов в китайской традиции. Пять залов, его образующих, оказываются «обиталищем духов пяти Ли (обожествленных императоров)», что правили в пяти странах света. Волшебныи Замок Грааля, описанный в Sone de Naussay, опять таки представляет собой символ универсального космологического устройства. Он стоит на острове, и у него пять башен — четыре на внешних углах стен и одна, круглая, в центре (иногда квадратная), собственно говоря, она «и есть дворец» Параллели можно найти во всех уголках мира, что подтверждает глубокое космологическое значение, которое имеет в Ирландии деление страны на четыре части с добавлением к нему пятой части — центра.
В саге «Пир у Брикрена» ycтройство пиршественного зала в Гюс описано иначе. Брикрен Злоязычный известный сеятель распрей и раздоров среди уладов, решил устроить для короля Конхобаpa и его воинов большой пир и поэтому построил новые пышные палаты. «Дом этот был сделанпо плану Tech Midchuarta (Пиршественного зала в Таре), с девятью покоями от очага до стены. В передней части дома для короля Конхобара был устроен особый королевский покой, и был он выше, чем все остальные. Вокруг него были устроены покои для каждого из воинов двенадцати ульстерских колесниц. Светлица самого Брикрена была поставлена на одном уровне с покоями короля и его героев. В стенах ее были прорезаны окна и застеклены прозрачным стеклом, одно из них было прямо над ложем Брикрена, так что мог он со своего ложа видеть весь пиршественный зал, и делал он так потому, что знал: не разрешат ему улады входить в зал во время пира».
На первый взгляд утверждение, что пиршественный зал в Таре имел девять отдельных покоев, не соответствует описанному выше плану, однако обращение к древнекитайской и древнеиндийской космологии помогает разрешить это противоречие. Особенно поразительно сходствомежду пиршественным залом Тары и китайским «Чертогом Света». Он поделен как бы одновременно на пять и на девять покоев или залов, и числа эти соответствуют пространственной и временной символике. Не вызывает сомнений, что девять залов соотносятся с восемью основными направлениями компаса (четверти и получетверти) и центром, а число пять отражает упрощенную схему — четыре главных направления плюс все тот же центр». В «Чертоге Света» также имеется приподнятый над основным уровнем покой, астрономическая обсерватория — «Дом, открытый небу», «Зрелище небес», «Башня созерцания», «Сверкающий дворец», светлица Брикрена, где было множество окон, в какой-то мере сходна с этим покоем. Хотя главенствующее место в китайской числовой символике занимает число «пять», «девять» тоже «число совершенное», и страна делилась на девять областей, соответствующих девяти покоям в «Чертоге Света». На острове Ява «священная пятерка» также превращается в «священную девятку» путем добавления четырех дополнительных направлений компаса. Аналогичным образом в древней Индии наряду с четырехпятичастной концепцией городов и странсуществует традиция девятичастной структуры города и укрепленного военного лагеря. Царское жилище располагалось в северной девятине центральной девятины, тогда как в самом центре обитали боги. План, представленный на фиг. 9, соответствует также устройству «Чертога Света» и китайского государства в целом.
Вокруг ложа короля Конхобара в пиршественном зале Брикрена располагались ложа двенадцати героев Ульстера, что имеет прямую аналогию с двенадцатью кроватями двенадцати пэров Франции, расположенными вокруг великолепной кровати Карла Великого. Уместно вспомнить и короля Артура и двенадцать его рыцарей, Одина, сидящего в кругу двенадцати богов-советников, Хрольфа и его двенадцать берсерков, Одиссея и его двенадцать спутников, а также двенадцать новозаветных апостолов. Мэри Даниелли показала, что четырех-пятичастное деление страны сочетается также и с двенадцати-тринадцатичастным делением в столь далеких друг от друга космологиях, как исландская, китайская и мадагаскарская. Как и Ирландия, Исландия состояла из четырех четвертей, Севера, Востока, Юга и Запада, но каждая четверть при этом делилась на три части, что в совокупности составляет двенадцать частей, или тингов. Каждый тинг должен был посылать определенное число своих представителей на ежегодное общее собрание, Альтинг, которое происходило в теоретическом центре Исландии под руководством «законоговорителя». На поле Альтинга ставили временное поселение, воспроизводившее модель государства с его четырьмя четвертями, двенадцатью тингами и т. д. Судя по всему, место собрания тщательно размечали с учетом этих задач. В ирландской традиции король Конхобар и его двенадцать воинов-героев отнюдь не единичный пример двенадцатеричной структуры, где центром является король. Согласно юридическому трактату Crith Gablach, свиту короля каждого туата составляли двенадцать человек, и в королевском доме всегда было двенадцать лож. В саге «Сватовство к Эмер» говорится о короле Мунстера и его двенадцати короляхвассалах. Когда Конайре отправился на праздник быка в Тару, где его изберут верховным королем Ирландии, на каждой из четырех дорог, ведущих в Тару, его ждали по три короля с подобающим для него одеянием. В день гибели короля Конайре в Доме Да Дерга вокруг его покоя расставили четыре группы, из трех человек каждая.
— шесть в половине Конна и шесть в половине Муга. «Это — свободные государства Ирландии». Таким образом, когда пять вождей ирландцев пошли на север с Эремоном, а пять — на юг с Эбером, вся страна автоматически оказалась поделена на дважды по шесть частей. По другим версиям, на север пошли семь правителей, а на юг — шесть, т е. в совокупности тринадцать. В соответствии с этим есть и упоминания, что, по крайней мере, три из четырех основных областей Ирландии некогда, в свою очередь, делились на три части. Речь идет о «трех областях Ульстера (Востоке, Севере и Западе)» и о «трех Коннахтах». Во время ежегодного Кармунского собрания в Лейнстере король Оссори (область на юге Лейнстера) сидел справа от верховного короля Лейнстера, а король Оффали (область на севере Лейнстера) — слева отнего, что наводит на мысль о трехчастном делении Лейнстера. В «Житии св. Патрика» также говорится о «двенадцатой части Ирландии», кроме того, в Ирландии было двенадцать гор, двенадцать рек, двенадцать озер, двенадцать ветров, а весь небесный свод также был поделен на «дважды по шесть частей», которым соответствовали «дважды по шесть месяцев»
В Китае и на Мадагаскаре двенадцать частей вокруг космического квадрата представляют двенадцать месяцевгода. Связь этих двенадцати частей с календарем была известна и в Европе, что отмечал еще Аристотель, сообщавший, что население Афин делилось на четыре рода, по числу времен года. Каждый из родов состоял из трех фратрий, что вместе давало число двенадцать, соответствующее числу месяцев в году. Каждая фратрия включала всебя тридцать семей, а каждая семья — тридцать взрослых мужчин, как месяц включает тридцать дней. Аналогичных прямых корреляций между делением Ирландии или королевского двора в Таре и календарем нет, однако не следует забывать, что само деление года на четыре сезона, как и деление острова на четыре области, есть лишь абстрактная идея, а не природный феномен. Устройство дома, описанное в саге «Пир у Брикрена», бесспорно обладает глубокой календарной символикой. Недаром бревна для постройки этого дома приносили семь героев Ульстера, а строили этот дом тридцатъ лучших строителей Ирландии. Кроме того, в пиршественном зале было двенадцать лож для двенадцати уладских героев, и был он построен ровно за один год.
Связь образа короля Конхобара с календарной обрядностью подтверждается и одним текстом из «Лейнстерской книги». У матери Конхобара Несс было двенадцать воспитателей, сам же он становится сначала королем Ульстера сроком ровно на один год. При его хозяйстве было триста шестьдесят пять человек — «таково число дней в году, и ровно столько человек числил король Конхобар в своем хозяйстве». Каждый из них обеспечивал еду и питье на один вечер в году, «так что тот, кто кормил и поил их первым, вновь вспоминал об этой обязанности лишь через год». Интересно, что в ночь Самайна, в ночь поворота времени, на большом пиру Конхобар сам выставляет всем угощение. Среди его подданных есть герой Фергус Мак Ройх, который правил уладами до Конхобара и на год предоставил Конхобару свой трон в качестве свадебного дара, когда женился на его матери. Как можно предположить, Фергус символизировал собой неделю, поскольку все измеренияего огромного тела кратны семи — «гептада Фергуса». В отличие от других, он должен был кормить короля и его двор целую неделю. Но если число семь для Фергуса ключевое, то не менее значимо оно и для самого Конхобара. Его приход предрекают семь прорицателей за семь лет до его рождения, он становится королем в возрасте семи лет, и праздник в честь Самайна также длится при нем семь дней: три дня перед Самайном, Самайн и еще три дня после Самайна. Таким образом, Конхобар представлял собою одновременно и год, и неделю.
Можно ли считать, что отождествление короля и его двора с годом было особенностью Ульстера? Сравнительные данные позволяют сделать вывод, что король Тары и его двор в не меньшей степени, чем король Конхобар в доме Брикрена (выстроенном по образцу пиршественного зала в Таре), символизировали собою год, а четыре отделения, на которые был поделен в Таре королевский покой, соответствовали четырем временам года.
Хотя четыре области и центр знаменуют собой государство, т. е. упорядоченный космос, они вовсе не исчерпывают всего существующего. За пределами Ирландии и подземной ее поверхностью лежит иной «мир», и, как мы увидим в ч. III нашей книги, множество повестей рассказывает о вторжении в упорядоченный космос странных существ из мира хаоса и о путешествиях смертных людей в Иной мир. Аналогичным образом за крепостными валами Тары, символа микрокосмоса, находится мир, тоже по-своему «иной» и зачастую враждебный. Оппозицию между этими двумя мирами можно опять таки выразить посредством аналогии, уподобляя Тару и Ирландию доске для игры, называемой брандуб. По правилам этой игры королевская фишка и четыре фишки, изображающие подданных короля, располагались в центре доски, и, как можно предположить на основе сравнения с такими более исследованными играми, как валлийский tawlbwrdd и шведский tablut, в игре участвовало еще восемь «враждебных» фишек, располагавшихся на краю игрового поля. Видимо, на игровой доске было сорок девять «лунок», или полей (7 х 7). В «Установлении владений Тары» говорится, что на каждой стороне зеленого луга в Таре была долина, «открытая на семь сторон» и что вся Ирландия — это доска для игры в брандуб, где Тара занимает центральное место, четыре же поля вокруг центра суть столицы четырех областей, при этом королевская фишка символизировала верховного короля Ирландии, а окружающие ее четыре фишки — королей соответствующих областей:
«Центр Долины Фала — это замок Тары, прекрасный холм, он лежит не точно посреди долины, подобно отметине на пестрой доске для игры в брандуб. Перед тобой лежат благие дороги, иди же по ним, как подобает это бранану (Branan — королю), и доска для игры подчинится тебе. Обрати свой взгляд, о белизна кости, на благородные поля, принадлежащие королю (Тара, Кашел, Кроган, Наас, Ойлях), ипусть они будут заняты тобою. Золотой король вместе со своими войсками будет принадлежать тебе и все четыре области к ним в придачу. Ты, о король Бреги, должен будешь занять главное поле, а люди с других полей встанут вокруг тебя».
Игра подразумевает, что Тара и космос, центром которого она является, окружены враждебными силами. Такие игры на досках были любимым времяпрепровождением при дворах королей и знати, и, по данным валлийских и ирландских законов, им придавалось очень большое значение. Видимо, изначально по своим целям они сопоставимы с ритуальной игрой в кости на тибетских праздниках, когда далай-лама побеждал человека из народа, который изображал царя демонов. В древней Индии решение о царской власти также зависело от броска костей. Во время инаугурационного ритуала жрец вручал царю пять игральных костей, говоря при этом: «Ты — мастер, так пусть же эти пять областей станут твоими».
О верховном короле Конце рассказывается, что он ежедневно поднимался на крепостной вал Тары, чтобы народ из сидов и фоморы не напали внезапно на Ирландию. Потенциально Тара всегда находилась в осаде. Знаменитый «Праздник Тары» устраивался ежегодно как раз во время Самайна, когда чрезвычайно возрастала опасность нападения со стороны обитателей сидов, таких, как, например, Айлен Мак Мидна, который на каждый Самайн являлся в Тару, чтобы поджечь крепость и все прилегающие к ней постройки. Цитированное нами описание устройства двора и крепости в Таре содержится в рассказе о праздновании Халлоуина. В эту ночь разрушения и хаоса короли четырех областей вместе со своими людьми размещались на четырех квадратных площадках вокруг верховного короля Ирландии, символизируя космическую структуру государства и общества, а вовне меж тем царил хаос. В размещении очень важно было первенство, и споры о превосходстве героев — излюбленный сюжет традиционных повестей о праздниках. Ни одно нарушение привычной иерархии не могло остаться безнаказанным, ибо имело силу предзнаменования того, как все сложится в новом году.
2
Если Тара была местопребыванием королевской власти, то холм Уснех связан с друидами. Именно на холме Уснех Миде (эпоним Мита) верховный друид племени Немеда, зажег первый в Ирландии костер. Он ярко горел в течение семи лет «так что пламя его освещало все четыре четверти Ирландии». Именно от этого огня зажигали все ритуальные костры и все очаги в стране «Потому то преемник Миде имел право на мешок зерна и свинью от каждого очага в Ирландии». Однако же местные друиды сказали про этот огонь «Злом (mi-de игра слов) обернулся для нас этот костер, который разожгли на нашей земле». Когда по приказанию Миде этих друидов собрали в один дом и вырезали им языки. Эти языки Миде закопал в земле холма Уснех, где он тогда восседал. Другая история о зажигании священного костра связана с окрестностями Уснеха. Она объясняет, как Делбаэт получил свое имя. Изгнанный со своими пятью сыновьями из Мунстера, «он отправился к каирну Фиаху и зажег там друидический огонь, из которого взвилось пять столпов пламени. По одному из этих столпов он дал каждому из своих сыновей. И пошло от этого пять Делбэтов. И стали после этого называть его Delbaed, «придающий форму огню».
Зажигание огня как ритуальное знамение власти того, кто его зажигает, описано в ряде других кельтских повестей: так например, св. Давид, чтобы овладеть землей, получившей его имя, зажег костер, силой своей и высотой превзошедший костер местного вождя, — «тот, кто зажег этот костер, могуществом своим будет превосходить всех и всюду, куда достигнет дым от его жертвенного огня, и будет так до конца мира». Точно так же и св. Патрик, зажигая пасхальный костер, присвоил себе традиционные привилегии друидов, которые зажигали священный огонь в Таре. Повесть о том, как св. Киаран основал монастырь Лох Ри, напоминает о племени Немеда, состоявшем из восьми человек. «Киаран переправился через озеро с восемью спутниками; на суше, однако, с ним было двенадцать сотен. Монахи разожгли костер. Тогда мудрецы сказали Диармаиду: Цель, ради которой зажжен сегодня тот костер, такова, что отныне он никогда не угаснет». По валлийским законам право войти и занять страну, которой до своей смерти владел отец, реально воплощалось в праве зажечь на ней костер (datanhud). В этой связи стоит упомянуть и об одной прочной традиции: если простолюдин успевал за одну ночь выстроить на пустоши дом и к рассвету нового дня над его крышей уже курился дым очага, то он получал во владение и постройку и земельный участок, окружность которого будет зависеть от того, как далеко он сумеет с порога бросить топор.
«Ригведе» прибытие на землю Пяти Родов и Восьмерых Адитьев знаменует начало Вселенной, начало месяцев и дней «весну космического года, когда рассвет впервые озарил человека». После прибытия боги в первую очередь озаботились тем, чтобы на земле был установлен обряд в подражание первожертве». Они воздвигают огненный жертвенник и этим священным актом обеспечивают себе власть над страной и законные права на владение ею. В ирландской традиции считается, что и Партолон и Племена богини Дану, и сыновья Миля прибыли в Ирландию в день Бельтана, т. е. в начале нового летнего сезона когда принято вставать пораньше, чтобы увидеть, как занимается рассвет и когда в прибрежных меетностях Британии происходят ритуальные «процессии кораблей». Известно также, что Великое собрание в Уснехе тоже происходило в день Бельтана, и, хотя нам неизвестно, когда именно высадилось у берегов Ирландии племя Немеда, можно предположить, что священный костер, который разжег на холме его друид Миде, тоже был ритуальным костром Бельтана. В «Глоссарии» Кормака, как и в «Истории» Дж. Китинга, говорится, что костры Бельтана на весь следующий год ограждали скот от болезней, а, кроме того, «Глоссарий» сообщает, что друиды пели вокруг костров свои заклинания. Обычай разжигать такие костры с помощью особой палочки сохранился в отдельных районах Ирландии вплоть до наших дней, как и вера, что зажигание очага в день Бельтана сопряжено с опасностью и потому весьма знаменательно.
С Великим собранием в Уснехе, описанным в средневековых ирландских текстах, можно сопоставить ассамблею галльских друидов. Цезарь сообщает, что «в определенное время года друиды собираются на заседания в священное место в стране карнутов, которая считается центром всей Галлии. Сюда отовсюду сходятся все тяжущиеся и подчиняются их определениям и приговорам». Интересно отметить, что среди немногих дошедших до нас подробностей касательно Уснеха есть, в частности, традиция, что именно там, на большом собрании трех благородных племен, поделивших между собой Ирландию, впервые был вынесен суд о раздорах. Согласно дитиенхас, именно там, на большом миротворческом собрании, три внука Дагды решили, что Луг должен умереть, а это событие, несомненно, усиливало сакральность данного места еще в дохристианский период.
Гиральд Камбрийский пишет, что Камень Раздела в Уснехе — это якобы «пуп Ирландии», а в одном стихотворном произведении Финтан говорит:
потопа из пупа Уснеха.
не случаен, так как верование, согласно которому очаг или огненный алтарь находится именно в центре, тоже присутствует во многих других космологиях. Например, согласно пифагорейской доктрине, огонь был центром Вселенной. Агни — жертвенный огонь вед, — пуп земли; «это алтарь в центре всех пределов, а жертва — пуп мира».
Агни — это также столп на пересечении путей, и его можно сравнить с колонной, которая поддерживает все пять родов. Каменный столп в Уснехе имел пять граней, символизировавших пять областей Ирландии. Вокруг него был размечен участок — доля каждой области в Уснехе. Здесь, в Таре, мир символизировался рядом микрокосмов, расположенных один внутри другого. В других традициях центр земли предстает обычно как некая ось, протянутая из подземного мира вверх к небесам и соединяющая вселенную как в вертикальном направлении, так и в горизонтальном. Иногда центр предстает как шахта, уходящая далеко вниз, в подземные недра, и принявшая в себя воды потопа, — это может быть дыра в земле, как римский mundus, куда уходят души умерших, или пещера оракула в Дельфах. Холм Уснех выпадает из этой традиции — с нею его связывают разве что зарытые языки друидов. Однако мы полагаем, что и здесь присутствует знак Иного мира, только в другой форме. Западный Мунстер, «внешняя пятина», ведущая к острову Донна, приюту смерти, имеет в Уснехесвою законную долю, как и остальные четыре области. Не случайно сыновья Миля, которые встретили королей Племени богини Дану в Таре, беседовали с королевами как раз в Западном Мунстере, в Уснехе. Если в Таре структурированный космос изображается как четыре внутри четырех, что внутри четырех, то в Уснехе космос вместе со своим источником, первозданным хаосом, предстает как пять внутри пяти, что внутри пяти. В сагах Уснех изображается без крепостных валов. С другой стороны, он сильно отличается от индийской горы Меру с ее четырьмя сторонами и от других архаических четырехгранных символов центра, скорее, его можно сравнить с такими фигурами и символами, как пятиконечная звезда и цветок с пятью лепестками, в виде которых алхимики изображали «квинтэссенцию» в центре пересечения элементов.
В различных космологических системах гора в центремира — одновременно исток мировых рек. Символом центра являются не только столп, гора, алтарь с горящим на нем жертвенным огнем или дерево, но и источник жизни, река. Иллюстрация тому — рассказ о появлении двенадцати рек, стекающих с холма Уснех. Однажды, во время праздника по случаю коронации Диармайда сына Кербалла, на собравшихся обрушился страшный ливень. «И так велика была его сила, что единственный шквал навеки оставил в Ирландии двенадцать больших потоков». В другой версии той же повести появление этих двенадцати рек приписывалось чуду, с помощью которого св. Киаран прекратил засуху, и подобно тому, как Миде, который зажег первый огонь, получал плату с каждого очага, так и св. Киаран получал свою долю по всей Ирландии. В саге «Разговор стариков» говорится, что, когда Кайльте, Патрик и их спутники были «у каменного столпа в Уснехе», Ойсин отправился на поиски воды для пира. Он шел вперед, а голову повернул назад, чтобы видеть, не идет ли кто-нибудь следом за ним. И так дошел он до «белостенного» источника Уснеха, который никто не мог найти со времен битвы у Гавры. Там увидел он «восемь прекрасных лососей, покрытых яркой искрящейся чешуей, и было это место скрыто от людских глаз, так что не надо было им никого опасаться». Тогда Ойсин сорвал восемь стеблей водяного креса и восемь стеблей вероники, связал их вместе и, опуская эту вершу на дно источника, постепенно вытащил из воды живыми всех восьмерых лососей, которые при этом отчаянно трепыхались. Вернувшись, он поставил посудину с этими рыбами перед королем Ирландии, и ночь провели они, пируя и рассказывая занимательные истории.
На самом деле Уснех не является гидрографическим центром Ирландии, хотя предание, видимо, и осмысляетего именно так, приписывая чуду появление двенадцати потоков, текущих по его склонам. Более того, упоминание о тайном источнике в его окрестностях заставляет вспомнить об Источнике Коннлы, местонахождение которого не было известно никому, кроме Нехтана и трех его кравчих. Как и источник Мимира, текущий у корней скандинавского мирового древа, этот источник заключал в своих водах поэтическое вдохновение и знание. Над ним росли девять лещин учености, из которых «мудрецы берут свою мудрость». Орехи, падавшие в этот источник, создавали в водах ручьев, которые он питал, пузыри высшего вдохновения. В свою очередь орехи эти поедались лососями или же попадали в реку Бойне, и тот, кто отведывал этих орехов или мяса лосося, обретал дар предвиденья и поэтического вдохновения. Сведения о местоположении этого источника довольно разноречивы. В частности, называют исток реки Бойне, а также исток реки Шаннон, равно как и истоки семи главных рек Ирландии, более того, источник этот имеет своего двойника в Обетованной стране, где вытекающиеиз него пять рек суть пять чувств.
Хотя политическим центром была Тара, Уснех, видимо, в свое время ничуть не уступал ей значимостью. Согласно «Книге прав» (IX в.), область Мит, центром которой является Уснех, включала также Брегу, где находится Тара. Собственно Мит состоял из пяти свободных королевств и из пяти королевств-данников. Брега же состояла из шести королевств-данников, одно из которых принадлежало народу десси. Обе зоны, видимо, играли взаимодополняющую роль в национальном ритуале. Согласно диншенхас, когда «верховный король созывал всех на праздник в Тару, король Мита устраивал пир на склоне холма Слиав Миде. В отличие от других королей Ирландии, король Мита не принимал материального участия в празднике Тары, поскольку для верховного короля Ирландии было бы бедой (нарушением гейса), если бы король Мита не праздновал на холме Слиав Миде, когда он сам празднует праздник Тары. В одном весьма древнем тексте говорится, что все областные короли и, очевидно, король Тары имели «места в Уснехе». «Король Тары должен был дать пир для них, и имели они право требовать этого от него. И вслед за тем покупали они все свои места в Уснехе. И цена этих мест была такова: золотые воинские браслеты, что носил на руке всякий знатный вождь, оставляли они потом на своих питейных местах». В то время как праздник Тары, видимо, представлял собой торжество (feis) в честь бракосочетания короля с государством, большое собрание в Уснехе представляло собой, скорее, своего рода oenach — воссоединение народа. Огонь в Уснехе был впервые зажжен для кланов Немеда, т. е. для хозяев или для тех, кто допущен к жертвоприношениям, в то время как «начало Тары» заложил Эохайд, идеальный король племени Фир Болг.
два главных очага и один дополнительный. Один из двух главных очагов, а именно очаг хозяина или приносящего жертву, был тем, от которого зажигали все другие очаги, он — залог права владения землей и символ мира людей. Другой очаг, к востоку от первого, символизировал космический небесный мир богов; здесь было традиционное место жертвоприношений, причем в устройстве его наблюдался тот же числовой символизм, какой мы отмечали в устройстве Тары. Первый очаг, очаг хозяина, зажигали только при помощи палочки для добывания огня, а само место непременно посыпали (в частности) солью, ибо «соль — это скот, а человек умножает скот в этом мире». Этот очаг имел круглую форму, тогда как второй был прямоугольным и ориентированным на восток. Что касается ассоциации Успеха с Эриу, следует отметить, что в Индии восточный огонь зажигался в честь богов, огонь же западный, возле которого во время обрядов сидела жена жертвователя, зажигался в честь супруг богов. Проф. Дюмезиль сравнивает эти два типа огней с двумя типами ритуальных алтарей, известных в Древнем Риме, первый из них представлен очагом Весты, прообразом же второго, называмого templa quadrata, был город или его главный символ. Очаг Весты был круглым, символизировал землю как дом людей и представлял собой центр мира. Если очаг Весты угасал, его зажигали вновь при помощи Ignis Vesta, добываемого трением друг о друга палочек священного дерева. Templa quadrata, имевший, как говорит само название, прямоугольную форму и ориентированный на восток, был центром политической обрядности страны.
Касательно неявного отождествления Тары с «миром богов», надо помнить, что космогонические верования кельтов почти совершенно утрачены или, по меньшей мере, «приземлены». В Индии царь был персонификацией Индры, царя богов, и его придворные также имели свои параллели в небесной иерархии. И именно Тара, а не Уснех, больше всего похожа на Небесный Иерусалим христианского Апокалипсиса, четвероугольный, ориентированный на восток, — город, из стен которого изгнаны все грешники, колдуны и адские легионы. Представляется, что Тара изначально символизировала космос богов, противостоящий хаосу демонов. Уснех же, напротив, был местом первозданного единения, где все противопоставления сняты.
Нам неизвестно, существовал ли обычай зажигать костры Халлоуина в самой Таре. Дж. Китинг говорит, что друиды обыкновенно собирались в Тлахтге, в двенадцати милях от Тары, именно в канун Самайна и что главный костер, на котором сжигались приносимые дары, зажигали как раз там. Это была своего рода «прелюдия» к празднику Тары. Китинг утверждает далее, что в эту ночь гасились все очаги Ирландии, и зажечь их снова можно было только от огня Тлахтги. Если это действительно так, значит, источником всех летних огней в Ирландии был Уснех, а зимних — Тлахтга. Данные Китинга относительно функции центра не полностью соответствуют концепции Уснеха как пупа Ирландии. Он рассказывает, что Туатал Техтмар построил в Митечетыре крепости, каждая из которых соответствовала одной из областей Ирландии. Если следовать этой схеме, то Уснех соотносится с Коннахтом, Тара — с Лейнстером, Тайльтиу — с Ульстером, а Тлахтга — с Мунстером.
Достоверность построений Китинга вызывает сомнение у современных исследователей, которые считают смехотворной идею географического соотнесения Тлахтги с Мунстером. Однако существует и мнение, что свидетельство Китинга — не вполне фальшивка. Как известно, Тайльтиу была супругой самого знаменитого короля племени Фир Болг, главы военной аристократии, которая основала в Ирландии королевство, и не удивительно, что центр собраний, носящий ее имя, имеет связь с Ульстером и что именно там находится место погребения знатных уладов. Неудивительно также, что в двух сагах, рассказывающих о встрече пяти братьев с женщиной — персонификацией Власти, эти братья после испытания оказывались именно в Тайльтиу и что большое собрание в Тайльтиу, которое устраивал король Тары, происходило на Лугназад, а как разв это время на острове высадилось племя Фир Болг, и только оно.
Соотнесенность Уснеха с Коннахтом, традиционно жреческой областью, достаточно естественна, тогда как сама Тара находилась в Бреге, которую средневековые авторы (и сам Китинг тоже) считали частью Лейнстера. Персонификацию Власти, с которой короли Тары должны были сочетаться браком, являла собой Медб Летдерг из Лейнстера. Кроме того, если взять камень Фал как символ королевской власти, сердце которой в Тайльтиу, то сексуальный символизм связывает его с третьей функцией — обеспечением плодородия земли и скота. Таким образом, король как воин был связан с Ульстером, но как даритель животворной силы соотносился с Лейнстером.
«которая вместе со своим отцом обучилась тайной премудрости мира». Именно к ней «церковная традиция питала особую ненависть, какой не испытывала, пожалуй, ни к одной другой кельтской богине и легендарной героине». Другой колдуньей из Мунстера, тесно связанной с Халлоуином, была Монгфинд, дочь Фидаха из Мунстера, жена короля Эохайда Мугмедона и злая мачеха Ньяля Девять Заложников. Она умерла в канун Самайна, приняв яд, который сама же приготовила для своего брата-короля. Праздник Самайн в народе иногда называли «Праздником Монгфинд», потому что, «пока была она жива, было у нее много власти и была она ведьмой, вот поэтому в канун Самайна и обращаются к ней женщины и чернь со своими просьбами». Все это согласуется с тем, что мы говорили выше о традиционной соотнесенности Мунстера с рабами, ведьмами и демонами. Канун Самайна — ночь, когда все эти нечестивые создания вырываются на свободу, и вполне логично, что главный костер Самайна, который, как теперь говорят, зажигали, чтобы «спалить ведьм», должен был находиться в месте, символизирующем Мунстер. Более того, Тлахтгу можно приравнять к третьему, дополнительному огню из древнеиндийских жертвенных обрядов — тому, от которого зажигали восточный огонь, соотнесенный нами с Тарой. Именно на этом третьем огне сжигали подношения предкам, причем имя его и местоположение связаны с югом. Он защищал жертву, приносимую на восточном огне, от злых сил, угрожающих с юга.
То, что Китинг связывает Тлахтгу с праздником Тары соответствует средневековым свидетельствам о трёх главных праздниках года в Ирландии — в Уснехе, в Тайльтиу и в Таре. Сакральные ритуалы — прерогатива представителей первых трех функции, поэтому естественно, что Тлахтга, представляющая Мунстер, и соответственно, четвертую функцию, не должна обладать независимым статусом, необходимым для проведения в ней ежегодного четвертого праздника. Тот факт, что собрания в Уснехе и в Тайльтиу, т. е. в местах, ассоциируемых с половиной Конна, маркировали летние праздники, Бельтан и Лугназад, тогда как сакрализованные пункты, отмечающие зимние праздники, располагались в южной половине острова, подсказывают что север ассоциировался с летом, юг же — с зимой, и в свете этого уместно вспомнить что именно зимой простой люд должен был оказывать знати гостеприимство. В древней Индии север означал день, а юг — ночь, север — мужское, юг — женское, весна и лето при этом соотносились соответственно со жречеством и военной знатью, а сезон дождей — с простым народом. Однако мы не располагаем данными о существовании анологичной систематизации в кельтских странах, и инверсии, о которых мы говорили выше, лишают гипотетические построения всякого смысла. Близость сверхъестественного элемента ночью и зимой предполагает корреляцию этих двух периодов, а равно и юга с Иным миром. Опять-таки Иной мир изображается как страна вечного лета, особенно когда на земле царит зима.
Учитывая несовпадения между двухчастной и четырехчастной концепциями срединной области и ее центров, остается лишь повторить, что сосуществование противоречивых космологических систем характерно не только для кельтской традиции.
4
Столицы областей Ирландии имеют с центром много общих черт. Почти все они располагались на естественных холмах или хотя бы на искусственных насыпях. И все были местами погребения, что роднит их, скорее, с нашими церквами, нежели с дворцами. Подобно церквам, они посвящались памяти их основателей, которые, как обычно считалось, были в них погребены. Применительно к ирландской традиции уместно говорить не столько об основателях, сколько об основательницах, поскольку в основном это были женщины. В центре страны такой женщиной-покровительницей оказывается в Уснехе — Эриу, в Таре — Tea, в Тайльтиу — Тайльтиу, а в Тлахтге — колдунья Тлахтга. Сама Эмайн Маха, столица Ульстера была основана богиней войны Махой, Наас был местом погребения Наас, жены Луга в то время как Круахан столица Коннахта по преданию назван так в честь Круахи, служанки сопровождавшей Этайн когда та была похищена Мидиром из Племени богини Дану. Имена и подвиги женщин фигурируют также в повестях о менее известных местах, таких, как Кармун в Лейнстере, о котором ниже мы поговорим подробнее. А пока, продолжая аналогию с церквами, можно сказать, что большинство ирландских центров были своего рода «храмами богинь», подобно религиозным центрам поздней Галлии.
В большинстве случаев женщины-основательницы, вроде Кессар, которая первой прибыла в Ирландию, жили недолго и умирали безвременно. Так у Тальтиу разорвалось сердце, когда она расчищала долину, получившую впоследсгвии ее имя, Кармун умерла в изгнании от тоски, и «смерть явилась к ней в облике весьма непотребном». Маха умерла, подарив жизнь двум близнецам, после того как ее, беременную, заставили соревноваться в беге с конями короля. Талахтга была похищена тремя сыновьями Симона Мага, но сумела впоследствии убежать от них, на холме, который носит теперь ее имя, она произвела на свет тройню и умерла, и там, где было найдено ее тело, позднее построили крепость. У ирландцев до сих пор бытует поверье, что тем, кто умер жестокой и насильственной смертью, нет покоя и в могиле, а во многих регионах мира люди особенно боятся покойниц, умерших во время родов, и их могил. Кельты разделяли этот страх, о чем свидетельствует тот факт, что таких покойниц даже запрещалось хоронить на кладбищах, основанных некоторыми кельтскими святыми. Подобные соображения сближали места, о которых у нас идет речь, с миром сверхъестественного, священного, придавая особую значимость словам и ритуальным действиям, там совершаемым.
проводились они в священные дни. Народные обычаи, связанные с Самайном, Бельтаном и Лугназадом, являются, таким образом, упрощенными версиями ритуала, который обеспечивал благополучие обществу в целом и в давние времена требовал непременного присутствия королей, придворных и представителей всех других классов. Пренебрежение этими собраниями было чревато ужасными последствиями «Тот из уладов, кто в канун праздника не придет в Эмайн Маху, теряет разум, и уже на следующий день быть ему погребенным в могиле, под кургаом и могильной плитой». В одной средневековой рукописи сохранились стихи, описывающие такое собрание, а именно собрание в Кармуне, которое происходило в честь праздника Лугназад. Сопоставление со скудными свидетельствами об иных собраниях позволяет сделать вывод, что все они происходили примерно одинаково. Устраивая в день Лугназада большой пир, лейнстерцы верили, что обеспечивают себе богатый урожай и обилие молока и будут избавлены от вторжений, что суд будет праведным, в домах воцарится благоденствие, земля подарит богатые плоды, а в реках, озерах и заливах не переведется рыба
Если пренебречь этим пиром,
Придут недуги, слабость и ранняя седина,
Король лишится радости и силы,
Гостеприимства и искренности.
«днем мира между людьми Ирландии, когда ни один человек не должен испытывать к другому ненависти или вражды» Аналогичным образом на время Лугназада в Кармуне были запрещены распри, похищения, разводы, требования уплаты долга и т. д., а нарушения запрета сурово карались.
Как предписано на века,
Не будет процветать в своем племени,
Но умрет за смертный свой грех.
— воспоминанием и воссозданием мифологического события, которому данное место было обязано своей святостью. Это были поминки по покойной героине, связанной с данным местом, и скачки и разного рода иные состязания представляли собой поминальные игры
Туда пришли, чтоб восславить ее красоту
И впервые оплакать ее, —
Племя богини пришло в светлую долину к востоку,
И было то первое собрание в Кармуне.
все ее творения
Небо, земля, солнце, луна и море
Плоды земли и морских глубин,
Рты, уши, глаза и иные чувства,
Ноги, руки, языки воинов,
Копья, щиты и лица мужей,
Роса, плоды, блеск на листах,
День и ночь, прилив и отлив —
Дабы прекращались споры и ссоры
В этот день, наступающий раз в три года.
О письменах на Камнях и деревянных табличках,
Там слышны были поговорки, мудрые изречения
И истинные наставления Фитала,
Великий праздник Тары и другие праздники,
Собрание в Эмайн и другие собрания —
Все описано тут, без слов лжи,
Здесь рассказ об изобильном хозяйстве Тары,
О дворах всех областей Ирландии,
О славных женах, об искусных воинах, о распрях,
принимающим сотни,
Одесную — красавец-отпрыск царственный видом —
Так, чтобы все об этом услышали.
Мудрость великого племени,
— благословенны
в Брегмаге
Сила его и победы в битвах.
каждому были указаны «положенные обязанности», согласуются с тщательным соблюдением законов в Таре и с тем, что на собрании в Тайльтиу участники занимали места в строгой зависимости «от своего ранга». Таким образом, собрания не только подтверждали существующий статус кво, но при необходимости устанавливали и новые cтaтycы. Так, например, прием кандидатов в воинство фениев происходил во время собраний в Уснехе, Таре и Тайльтиу. Там устраивались скачки и состязания колесниц, которые также определяли новые приоритеты, а на собраниях в Кармуне поэты, волынщики, скрипачи, барабанщики, флейтисты, трубачи и глашатаи демонстрировали перед королем свое искусство, и он воздавал всякому искусству должные почести. Соревнования, которые в наши дни устраивают во время айстедвода (ежегодного фестиваля валлийских бардов в Уэльсе), «собраний кланов», спортивных и артистических зрелищ и ярмарок, являются, безусловно, реликтами подобных древних ритуалов.
«Есть и такая причина, по которой установлен был этот праздник: законы, принятые всею Ирландией, далее, в промежутке от этого собрания до следующего, в конце года, никто нарушать не смеет, а того, кто случайно их преступит, люди Ирландии объявляли вне закона». Известно, что в историческое время все законы и уставы в Ирландии провозглашались с холмов местных собраний, более того, провозглашение закона с холма Тинвальд поныне остается особенностью праздничного церемониалана острове Мэн. Проведение диспутов — единственная цель собраний друидов Галлии, судя по сообщениям Юлия Цезаря, а один из раннеирландских текстов свидетельствует, что на празднике Тары короли Ирландии «улаживали дела Ирландии на семь лет, так что до истечения этого срока обязанности, требования и поправки не подлежали обсуждению; обсуждение происходило лишь через семь лет на таком жепразднике...». Аналогичным образом устанавливались законы и обсуждались налоги в Кармуне.
С другой стороны, стихи о собрании в Кармуне особенно подчеркивают, что на это время необходимо прекратитьвсе распри и взимание долгов, описание собрания в Тайльтиу гласит, что в эти дни под запретом были не только «распри и грабежи, ссоры, раздоры и похищения», но и «тяжбы о собственности, судебные преследования, обсуждение законов, побеги и взятие под стражу». Наиболее вероятным представляется следующее объяснение: все упоминания о запретах на конфликты относятся к начальному этапу собрания, который символизирует завершение годового цикла и его дел. Как в доме, куда пришла смерть, принято останавливать все часы в знак явления мира, где время не существует, так и на священных этапах собрания, когда в памяти народа оживало наследие предков, профанное время с его распрями и ссорами останавливалось. И, как мы можем заключить, именно объединяющее умонастроение способствовало улаживанию разногласий и признанию закона. Пройдя очищение от распрей и укрепившись в традиции, общество могло вновь начать свою жизнь.