САГИ ЦИКЛА ОССИАНА
Подобно тому как саги уладского цикла группируются вокруг героического образа Пса Кулана, точно так же саги цикла Оссиана объединяет образ Финна Мак Кумала, сын которого Ойсин (или Оссиан, согласно Макферсону, впервые в своих «переводах» представившему этого героя англо-говорящему читателю) был одновременно и воином, и поэтом; ему-то и приписывается авторство большинства этих преданий. Считается, что события уладского цикла происходили примерно во времена Рождества Христова. Действие цикла Оссиана разворачивается главным образом в период правления Кормака Мак Арта, жившего в III столетии н. э. Тогда ирландские фении — нечто вроде военного ордена, состоявшего главным образом из членов двух кланов — клана Байшкне и клана Морны, — служившие верховному королю и оборонявшие страну от иноземных захватчиков, достигли под руководством Финна вершины своей славы.
Древнеирландские хронисты представляют историю Финна и фениев в целом довольно мрачной. Едва ли это действительно было так. Во времена фениев Ирландия не страдала от чужеземных вторжений, и авторы саг ничего не сообщают нам о реальной обстановке в стране, больше интересуясь Волшебными землями, населенными самыми разными нечеловеческими существами, как прекрасными, так и пугающими, нежели бренным миром, в котором обитают обычные мужчины и женщины. Современный критически настроенный читатель вскоре почувствует, что искать за этим сверкающим миражом какую-либо рациональную основу бессмысленно. Но этот мираж создавали столь одаренные поэты и сказители, что он произвел неизгладимое впечатление ирландских и шотландских гэлов.
Древнейшие из сохранившихся повестей этого цикла содержатся в рукописях XI–XII вв., а составлены они были, вероятно, парой столетий ранее. Однако цикл оказался весьма жизнеспособен и развивался на протяжении почти тысячелетия, вплоть до «Лэ об Ойсине в Стране Юности» Майкла Комина, написанной около 1750 г.; ею завершается долгая история гэльской литературы.[137] Было подсчитано, что, если напечатать все сохранившиеся сказания и поэмы цикла Оссиана, они займут примерно двадцать пять томов такого же размера, как эта книжка. Более того, множество легенд, не зафиксированных в рукописях, в течение последних столетий было записано со слов так называемого «необразованного» крестьянства на севере Шотландии и в ирландско-говорящих областях Ирландии. Изучение основных особенностей литературных произведений, не утративших своей притягательности на протяжении стольких лет, безусловно представляет значительный интерес.
Начнем с того, что здесь читатель погружается в совершенно иную атмосферу, нежели та, в которой действуют герои саг уладского цикла. Здесь все говорит о временах более поздних, когда жизнь перестала быть настолько тяжелой и жестокой, когда люди обитали главным образом в городах, когда народ Племен богини Дану рассматривали скорее как волшебных существ, чем как богов, в литературе чаще воспевались чудеса и романтические приключения, нежели героизм и самопожертвование. Дикая природа, пейзажи, пение птиц, лесная погоня, таинственные происшествия — все это привлекает авторов цикла Оссиана, что неоспоримо отсылает нас к эпохе, когда свободная жизнь под открытым небом, под пологом лесов идеализировалась как нечто ушедшее, далекое и невозможное. Бросается в глаза также и перемена места действия. Авторы повестей об окружении Конхобара находили вдохновение среди серых холмов и суровых скалистых побережий Ульстера. Читая сказания цикла Оссиана, мы оказываемся в центральной или южной Ирландии. Большая часть событий разворачивается среди нежного очарования Килларни, и разница между местностями сказалась и в содержании саг.
— это нечто реальное, человеческое, это пороки и добродетели, долг и страсть мужчин и женщин. В цикле Оссиана дело обстоит в общем и целом иначе. По-видимому, более возвышенная струя литературного творчества к тому времени истощилась, и теперь перед нами красота ради красоты и романтика ради романтики. Нечто страшное или загадочное всего лишь щекочет нервы читателю. В лучшем случае повести Оссиана представляют собой Изящные украшенья Улетающего мгновенья.
В них нет того, что присуще благороднейшим произведениям искусства, как и благороднейшим людям, — способности «предупреждать, утешать и приказывать».
Король Кормак Мак Арт был реальной исторической личностью, чего, вероятно, нельзя сказать о Конхобаре, сыне Несс. Сложнее ответить на вопрос, существовал ли в действительности прообраз его великого военачальника Финна. Однако нам совершенно не обязательно задаваться этим вопросом. Финн — творение кельтской фантазии в конкретной стране на конкретном этапе развития; и наша задача здесь — разобраться, какие черты характера ирландцы сочли нужным идеализировать и приписать герою сказаний.
— той самой Этлин, которая родила Киану солнечного бога Луга. Отцом Финна был Кумал, сын Френмора. Он был главой клана Байшкне, соперничавшего с кланом Морна за главенство над фениями, и погиб от рук своих врагов в битве при Кнухе.[138]
В клан Морна входил человек по имени Лиатлуахра, правитель Лиахра, что в Коннахте; он был хранителем сокровищ фениев, и на его попечении находилась особая Сумка, сделанная из кожи журавля; в ней лежали волшебное оружие и бесценные самоцветы, оставшиеся с тех времен, когда на острове правили Племена богини Дану. Лиатлуахра стал также хранителем сокровищ клана Морна; он держал сумку в Рат-Лиахре.
После того как Кумал потерпел поражение и погиб, Муйрне нашла убежище в лесах Слиаб-Блойм и там родила сына, которого назвала Демне. Боясь, что клан Морна отыщет его и убьет, она отдала его на воспитание двум жившим в чаще старухам, а сама вышла замуж за короля, правившего в Керри. Когда Демне подрос, его стали называть Финн («Светлый») из-за белизны кожи и золотых волос, и позднее он прославился именно под этим именем. Первым его подвигом стало убийство Лиатлуахра; так он завладел сумкой с сокровищами. Затем мальчик отыскал своего дядю Кримала, который вместе с горсткой других стариков, некогда вождей клана Байшкне, избежавших гибели у Кастлкнока, обитал в глуши коннахтских лесов, терпя нужду и лишения. Он приставил к этим почтенным людям стражей и помощников из числа юношей, последовавших за ним, и отдал им сумку с сокровищами. Сам же Финн отправился учиться мудрости и поэзии у мудреца-друида по имени Финнекес, жившего на берегу реки Войн. Там, в глубинах этой реки, в воды которой орешник ронял Орехи Познания, жил Финтан, Лосось Знания; и тот, кто съел бы его, обрел бы всю мудрость минувших эпох. Финнекес много времени потратил, пытаясь изловить лосося, но все было тщетно, пока Финн не стал его учеником. Итак, однажды друид все же поймал желанную рыбку и велел Финну сварить ее, строго-настрого запретив пробовать кушанье, наказав только сообщить, когда оно будет готово. Мальчик принес блюдо, но Финнекес заметил, что выражение его лица изменилось. «Пробовал ли ты лосося?» — спросил он. «Нет, — отвечал Финн, — но когда я вынимал его, то обжег себе палец и сунул его в рот». — «Возьми Лосося Знания и съешь его, — молвил Финнекес, — ибо в тебе исполнилось пророчество. А затем уходи, ибо мне нечему больше учить тебя».
После этого Финн стал столь же мудр, сколь силен и отважен, и говорят, что, когда он желал узнать, что случится в будущем или что происходит в других местах, он засовывал палец в рот и все, что нужно, становилось ему известно.
время которого в пределах Тары никто не может поднять на другого руку, и сел среди воинов короля и фениев. Король заметил незнакомого человека и спросил, каковы его имя и род. «Я Финн, сын Кумала, — ответил юноша, — и я пришел служить тебе, о король, так же, как мой отец». Властитель с радостью выслушал это известие, и Финн принес ему клятву верности. Спустя немного времени Тару начал беспокоить некий демон, который являлся в сумерках и, бросая огненные шары, поджигал город, и никто не мог сразиться с ним, поскольку при приближении воина чудище начинало играть на арфе так сладостно, что слышавший его музыку погружался в грезы и забывал все на свете, мечтая только слушать, слушать и слушать. Когда Финн узнал об этом, он пришел к королю и сказал: «Если я убью чудище, стану ли я, как мой отец, вождем фениев?» — «Да, конечно», — ответил король и поклялся в этом.
Здесь следует добавить, что в число фениев входил воин по имени Фиаха — друг отца Финна Кумала, которому принадлежало волшебное копье с бронзовым наконечником и заклепками из арабского золота. Обычно наконечник завязывали в кожаный мешочек, поскольку он обладал следующим интересным свойством: стоило обнаженное острие приложить ко лбу, как человек преисполнялся силы и боевого безумия, что делало его непобедимым. Это-то копье Фиаха дал Финну, объяснив все, что требовалось, и с ним Финн вышел на вал Тары дожидаться прихода чудища. Когда наступила ночь и на равнине вокруг холма стал сгущаться туман, он увидел приближающуюся призрачную фигуру и заслышал звуки волшебной арфы. Но, приложив копье ко лбу, воин стряхнул заклятие, призрак бежал от него к сиду Слиаб-Фуайт, и там Финн нагнал и убил его и принес его голову в Тару.
Тогда король Кормак вывел Финна к фениям и велел им либо принести клятву верности своему новому вождю, либо искать службы в другом месте. Первым клятву принес Голл Мак Морна, а за ним — все остальные, и так Финн стал предводителем фениев Эрин и оставался им до самой смерти.
С появлением Финна фении достигли вершин своей славы, и после его смерти завершилась и эпоха их величия. Ибо он предводительствовал ими, как никто другой, мудро и сурово, и никогда никому не завидовал и никого не обижал, но сам прощал все обиды, кроме только неповиновения. Рассказывают, что Конан, сын правителя Луахры, того самого, которого Финн убил у Рат-Луахра и у кого он забрал сумку с сокровищами, семь лет жил вне закона, охотясь на фениев, убивая людей и собак, поджигая дома и угоняя скот. Наконец фении поймали его в ловушку в Карн-Леви, что в Мунстере; когда Конан понял, что не сможет бежать, он подкрался к Финну, присевшему отдохнуть после долгой погони, и обхватил его сзади, лишив возможности двигаться. Финн знал, кто держит его, и спросил: «Чего ты хочешь, Конан?» И Конан сказал: «Обещать тебе службу и верность, ибо мне уже не спастись от твоего гнева». И Финн рассмеялся и произнес: «Будь по-твоему, Конан, и, если ты станешь верным и доблестным воином, я тоже стану хранить слово». Конан служил ему тридцать лет, и не было среди фениев воина более дерзкого и стойкого в битве.
Был среди фениев и другой Конан, а именно — Конан Мак Морна, лысый и неуклюжий великан, необыкновенно острый на язык; сколь бы благородными и доблестными ни были деяния, Конан Лысый не упускал возможности их высмеять. Говорят, что на спине и ягодицах у него была черная овечья шерсть вместо человеческой кожи, и вот что послужило этому причиной. Однажды на охоте Конан и несколько других фениев неожиданно вышли к величественной крепости, с белыми стенами и разноцветными крышами, и зашли внутрь, надеясь на гостеприимство. Но в замке не было ни души; только пустые чертоги, принадлежащие как будто богатому и знатному человеку, с колоннами из кедрового дерева и шелковыми драпировками. Посредине высился накрытый стол, где лежало мясо кабана и оленя и стояла тисовая кадка, наполненная красным вином, и золотые и серебряные кубки. Фении радостно принялись есть и пить, поскольку они проголодались после охоты, и за столом послышался говор и веселый смех. Но вдруг один из воинов вскочил в изумлении, и тут все заметили, что завешанные драпировками стены превратились в грубые бревенчатые, а на месте потолка увидели пучки закопченного тростника, как в пастушьей хижине. Тогда фении поняли, что попались в ловушку сидов, и бросились к выходу, сжавшемуся до размеров лисьей норы; однако Конан Лысый продолжал пожирать стоявшие на столе яства и не обращал ни на что внимания. Товарищи позвали его, и, когда все уже выбежали, он попытался встать, но почувствовал, что приклеился к стулу и не может пошевельнуться. Тогда двое фениев вернулись, взяли его под мышки и рванули; но большая часть его одежды и кожи осталась на кресле. Не зная, что делать, воины прикрыли спину Конана первым, что попалось под руку: это оказалась шкура черной овцы, украденной ими из стада одного крестьянина. Шкура приросла, и Конан ходил с ней до самой смерти.
Хотя Конан был трус и редко участвовал в сражениях, рассказывают, что однажды от его руки пал доблестный воин. Это случилось в день великой битвы на Холме Погибели в Керри. Лиаган, один из неправедно вторгшихся чужеземцев, вышел вперед и вызвал на поединок храбрейшего из фениев, а те в насмешку вытолкали к нему Конана. Лиаган, наделенный больше силой, нежели умом, увидев противника, начал смеяться и сказал: «Глупо ты делаешь, лысый старик». Конан все приближался, и Лиаган поднял руку; тогда Конан сказал: «Поистине, тебе сильнее угрожает тот, кто позади, чем тот, кто впереди». Лиаган обернулся; тут Конан срубил ему голову, бросил меч и спрятался среди хохочущих фениев. Но Финн очень разгневался, поскольку победа была добыта хитростью.
Одним из лучших друзей Финна был Диармайд О'Дивне. Он был столь красив и благороден на вид, что ни одна женщина не могла отказать ему, и рассказывают, что он никогда не знал усталости и шаг его после целого дня сражений или охоты был столь же легок, как и вначале. Они с Финном очень любили друг друга до того дня, когда Финн, уже старик, решил взять в жены Грайне, дочь верховного короля Кормака. В ночь свадьбы Грайне заставила Диармайда бежать с ней; он совершил этот поступок против своей воли, и он стоил ему жизни. Грайне же возвратилась к Финну, и фении, видевшие ее, горько усмехались; ибо для них и двадцать таких, как она, не стоили мизинца погибшего.
Одним из управителей дома Финна был Кайльте Мак Ронан, могучий воин и одновременно сладкогласый сказитель. Нельзя позабыть также и Ойсина, сына Финна, величайшего поэта гэлов; но о нем речь пойдет позднее.
У Ойсина был сын Осгар, самый яростный боец между фениями. В первой же схватке он убил трех королей, а однажды, охваченный безумием, он нечаянно погубил своего друга и соученика Луйне. Женой его стала прекрасная Айдайн; после гибели Осгара в битве при Габре она умерла от горя, и Ойсин похоронил ее на холме БенЭдар и поставил на этом месте большой камень, который сохранился и по сей день. Осгар в этих сказаниях выступает как воплощение грубой силы, его сердце «подобно изогнутому рогу, окованному сталью»; этот человек создан для войны, в той же мере как меч или копье.
Перечисляя воинов Финна, необходимо упомянуть и Гайне, сына Луга. Его мать была воспитанницей Финна. Гайне вскормила женщина по имени Прекрасная Мане, воспитавшая многих фениев. Когда пришел срок юноше получить оружие, он принес Финну клятву верности, и тот поставил его во главе одного из отрядов. Но Гайне оказался человеком ленивым и себялюбивым, он все время хвастался своим воинским искусством, никогда не водил людей на охоту на оленя или кабана и часто бил своих собак и слуг. В конце концов подчиненные ему фении явились к Финну на Лох-Лена, что в Килларни, пожаловались на предводителя и сказали: «Выбирай, Финн: мы или Мак Луга».
воинов, и звучало это так:
Сын Луга, если ты выбрал службу воина, будь скромен при дворе вождя и суров на узкой дороге.
Не бей без вины свою собаку; не обвиняй свою жену, пока не удостоверишься в ее провинности.
В битве не связывайся с насмешником, ибо он всего лишь глупец, о Мак Луга.
Две трети своей доброты отдавай женщинам, тем, кто ползает по полу (маленьким детям), и поэтам и не будь жесток к простому народу.
Не бахвалься и не произноси того, в чем ты не уверен; стыдно говорить торжественным тоном то, чего нельзя исполнить.
Пока ты жив, не забывай о своем повелителе; ни за золото, ни за любую другую награду не отрекайся от того, кого ты обязался защищать.
Перед вождем не брани его людей, ибо это не дело для человека благородной крови.
Не будь завсегдатаем питейного дома, и не станешь предметом насмешек в старости; не водись с людьми скудного достатка.
Свободно раздавай то, что имеешь; пусть скряга не будет твоим другом.
Не нападай на вождя и не давай ему повода дурно говорить о тебе.
Береги свое оружие; не опускай меча, пока не закончится битва.
И сказано, что сын Луга внял этим советам, оставил дурное поведение и стал одним из лучших воинов Финна.
Тому же Финн учил и прочих своих последователей, и лучшие из них не уступали своему предводителю в доблести и благородстве. Каждый из них ставил славу своих товарищей выше, чем свою собственную, и говорили, что во всем мире нет человека, который мог бы сравниться с Финном.
О нем сказано: «Он раздавал золото, как листья, и серебро, как морскую пену»; и если он делал кому-то подарок, а этот человек позднее ссорился с ним, он никогда не требовал вернуть дар.
Во времена Финна, чтобы быть принятым в ряды фениев, требовалось пройти множество серьезных испытаний. Кандидату надлежало изучить двенадцать поэтических книг и самому слагать стихи в размере, в котором писали знаменитые ирландские стихотворцы. Затем его по пояс зарывали в землю, и он, вооруженный щитом и ореховой палкой, должен был защищаться от копий, которые метали в него девять воинов; и если он получал рану, то он не мог стать фением. Затем волосы его заплетались в косы, а фении начинали охоту на него. Если его настигали, или косы его цеплялись за что-то, или если сухая ветка трещала у него под ногой — его не принимали. Он должен был уметь прыгнуть выше своих бровей, и передвигаться на уровне ниже своих колен, и суметь на бегу выдернуть колючку из ноги. А при женитьбе он никогда не брал приданого.
Рассказывают, что один из фениев, а именно Кайльте, дожил до глубокой старости, узрел святого Патрика, принял от него крещение и поведал ему множество историй о Финне и его людях, которые старательно записал писец Патрика. И однажды святой спросил его, как фении достигли такого могущества и славы, что вся Ирландия воспевала их деяния. Кайльте отвечал: «Правда была в наших сердцах и сила — в наших руках, и то, что мы говорили, мы исполняли».
Вот что еще рассказывали о Кайльте. Уже после того, как он принял крещение, случилось ему однажды оказаться в Лейни, что в Коннахте; там располагался сид Дайме, чудесных обитателей которого постоянно грабили и разоряли морские разбойники. Сиды призвали Кайльте на помощь и благодаря его доблести и мудрости сумели прогнать пиратов, но сам воин был тяжело ранен. И, будучи уже очень старым человеком, Кайльте попросил, чтобы Эоган, провидец Волшебного народа, предсказал ему, как долго он еще проживет. Эоган сказал: «Пройдет семнадцать лет, о славный Кайльте, прежде чем ты упадешь в пруд Тары, и это станет большим горем для всего королевского двора». — «Точно так говорил мне мой вождь и повелитель, мой страж и защитник, Финн, — воскликнул Кайльте, — но что же вы дадите мне за избавление от величайшего из постигавших вас бедствий?» — «Великую награду, — отвечал Волшебный народ, — своим искусством мы превратим тебя в юношу, и к тебе вернется вся твоя прежняя сила». — «О нет, боже сохрани, — отвечал Кайльте, — чтобы я носил колдовское обличье, а не то, которое мой Создатель, истинный и всемогущий Господь, даровал мне». — «Вот слова истинного воина и героя, и хорошо то, что ты сказал», — молвили сиды. Они исцелили его раны и все телесные немощи, и он пожелал им удачи и благословил их и пошел своей дорогой.
Однажды, когда Финн и его друзья с собаками возвращались с охоты в свой дом, на тропу перед ними выскочила прекрасная олениха, и воины погнались за ней, тем более что она бежала как раз в сторону их жилища. Скоро все преследователи отстали, кроме только самого Финна и двух его гончих, Брана и Сколауна. Собаки эти были необычными; ибо Туирен, сестру Муйрне, матери Финна, превратила в гончую женщина из Волшебного народа, которая полюбила мужа Туирен, Уллана; и двух псов Финна родила Туирен в этом обличье. Они были лучшими гончими в Ирландии, и Финн очень любил их; говорят, что он плакал два раза в жизни, и один раз — когда умер Бран.
Наконец Финн увидел, что олениха остановилась и легла, а собаки начали прыгать вокруг нее и лизать ее морду и ноги. Тогда воин отдал приказ не причинять животному вреда и отвел ее в свою крепость; и по дороге она продолжала играть с собаками.
Ночью Финн открыл глаза и увидел у своего изголовья прекраснейшую женщину, какую он когда-либо видел.
«О Финн, я — Саба, — произнесла она, — и я — та самая олениха, которую вы сегодня преследовали. Я отказала в своей любви друиду из Волшебного народа по прозванию Темный, и тогда он придал мне это обличье, и я три года носила его. Но слуга Темного, жалея меня, однажды открыл мне, о Финн, что, если я попаду в твой знаменитый Дун Алмайн, я избавлюсь от всех заклятий, и мой истинный облик вновь возвратится ко мне. Я боялась, что меня разорвут на куски твои псы или убьют твои охотники, но мне удалось бежать так быстро, что меня настигли только ты и Бран со Сколауном, а люди по природе не причинили бы мне вреда». — «Не бойся, о дева, — молвил Финн, — мы, фении, свободны, и наши гости свободны также; здесь никто не станет ни к чему принуждать тебя».
не меньше, и радость их была подобна радости бессмертных в Стране Юности. Но однажды до Финна дошла весть, что в заливе Дублина стоят корабли северян, и он созвал своих воинов на битву. «Ибо, — как сказал он Сабе, — ирландцы платят нам дань и дают кров затем, чтобы мы защищали их от чужеземцев, и стыдно нам принимать от них дары и не исполнять собственных обещаний». И еще он припомнил слова Голла Мак Морна, сказанные им, когда фении однажды оказались в кольце врагов: «Человек живет после смерти, но не дольше, чем живет его слава».
Семь дней потребовалось Финну, чтобы прогнать северян от берегов Эрин. На восьмой день он возвратился и, войдя в дом, заметил печаль на лицах своих слуг; и Саба не дожидалась его на валу. Он спросил, что случилось, и услышал следующее:
«Пока ты, отец наш и повелитель, сражался с врагами, Саба все смотрела на дорогу, ожидая, когда ты вернешься; и как-то мы увидели, что к дому приближается некто, во всем похожий на тебя, и Бран и Сколаун сопровождали его; и казалось, что вдалеке раздается охотничий клич фениев. Саба помчалась к воротам, и мы не могли остановить ее, так спешила она к призраку. Но вдруг она остановилась и закричала громко и отчаянно, и твое подобие ударило ее ореховым жезлом, и вот на тропе уже не было женщины, а только стройная лань. Собаки погнали ее и не дали вернуться к воротам замка. Мы схватили оружие и побежали сразиться с колдуном, но там уже никого не было, только слышался топот копыт и лай собак, и кто-то из нас говорил, что они долетают с одной стороны, а кто-то — что с другой; шум удалялся и удалялся и в конце концов стих. Мы сделали все, что могли, о Финн; Саба ушла».
Тогда Финн прижал руку к груди и, не сказав ни слова, прошел в свои покои. Никто не видел его ни в этот день, ни в следующий. Затем он появился и по-прежнему командовал фениями, но еще семь лет искал Сабу в каждой долине, в каждом лесу, в каждой пещере Ирландии и никогда не брал с собой других собак, кроме Брана и Сколауна. Наконец он оставил всякую надежду отыскать жену и продолжал охотиться, как прежде. Однажды фении охотились в Бен-Булбане, что в Слиго, и вдруг услышали, как лай собак сменился яростным рычанием и визгом, словно они схватились с каким-то зверем; подоспев, воины увидели, что под высоким деревом стоит обнаженный мальчик с длинными волосами и собаки пытаются схватить его, но Бран и Сколаун его защищают. Мальчик был высок и статен, и, когда охотники приблизились, он посмотрел на них без страха, не обращая внимания на собачью возню у ног. Фении отогнали псов и взяли ребенка с собой; Финн хранил молчание и пристально всматривался в лицо мальчика. Со временем ребенок научился говорить, и вот что он рассказал.
Он не знал отца и другой матери, кроме нежной оленихи, с которой он жил в зеленой, уютной долине, огражденной со всех сторон высокими скалами и глубокими расселинами. Летом мальчик питался фруктами и плодами, а зимой в пещере для него всегда находился запас еды. Временами к ним приходил высокий темнолицый человек; он говорил с матерью то нежно, а то с яростью, но она всегда убегала, испугавшись, и человек удалялся в гневе. Наконец наступил день, когда темнолицый очень долго говорил с матерью, и в голосе его сменялись все оттенки просьбы, мольбы и гнева, но она не подходила к нему и не выказывала ничего, кроме страха и отвращения. Тогда темный человек подошел ближе, ударил ее ореховым жезлом и пошел прочь; и в этот раз она пошла за ним, но оглядывалась на сына и жалобно стонала. Мальчик попытался побежать за ними и понял, что не может шевельнуться; испустив вопль гнева и отчаяния, он упал на землю и лишился чувств. Очнулся он на склоне горы на Бен-Булбане и несколько дней пытался отыскать ту зеленую долину, но так и не смог найти ее. Вскоре на него наткнулись собаки; но чем окончилась история его матери-оленихи и Темного друида, никто не знает.
«Так пел бард Ойсин, сын Финна».
Однажды туманным летним утром Финн и Ойсин с товарищами охотились на берегах Лох-Лена и вдруг увидели, как к ним приближается невероятно прекрасная девушка верхом на белоснежном скакуне. Она носила королевское одеяние; голову ее украшала золотая корона, и всю ее окутывал, спускаясь до самой земли, темно-коричневый шелковый плащ, расшитый золотыми звездами. На копытах коня сверкали серебряные подковы, а над головой его раскачивался золотой султан. Подскакав ближе, дева сказала Финну: «Издалека лежал путь мой, но наконец-то я нашла тебя, о Финн, сын Кумала».
Тогда Финн спросил: «Где твоя земля и каков твой народ, о дева, и зачем ты искала меня?»
«Имя мое, — отвечала она, — Ниам Золотоволосая. Я дочь правителя Страны Юности, привела же меня сюда любовь к твоему сыну Ойсину. — Затем она повернулась к Ойсину и робко спросила его: — Пойдешь ли ты со мной, о Ойсин, в страну моего отца?»
«Да, до конца мира я останусь с тобой», ибо таково было чудесное заклятие, наложенное девой, что он желал отныне только ее любви.
Тогда дева стала рассказывать о земле за морем, призывая туда своего возлюбленного, и всех вокруг охватило оцепенение: кони не грызли удила, не лаяли псы, и ветер не шевельнул кроны деревьев, пока она не закончила свой рассказ. И слова ее казались воинам самой прекрасной речью из когда-либо слышанных, но вспомнить они смогли только вот что:
Эта земля чудесней всех грез о ней,
Прекрасней, чем все, что видали твои глаза.
Там деревья приносят плоды круглый год
Диким медом там оплывают деревья в лесу;
Запасы вина и меда не могут иссякнуть.
Не знает живущий там ни болезней, ни боли,
И смерть и распад никогда не коснутся его.
И музыка не замолкает в чертогах от века.
Золото и самоцветы Блаженной Страны
Затмят все чудеса, что когда-либо грезились людям.
У тебя будут кони волшебной породы,
Сотня воинов знатных пойдет за тобою в сраженье,
Сотня прекрасных дев станет петь, чтобы ты уснул.
Корона владыки увенчает твое чело,
На боку твоем повиснет волшебный клинок,
И повелителем Ниам Золотоволосой.
Когда чудесная песнь подошла к концу, фении увидели, что Ойсин восседает на волшебном коне и держит деву в объятиях, и прежде, чем они смогли пошевельнуться или произнести хоть слово, она развернула лошадь, взмахнула уздечкой и, подобно лучу света, бегущему по земле, когда проплывающие облака закрывают солнце, они помчались по лугу; и никогда больше не видели фении Ойсина, сына Финна.
Однако мы знаем, что случилось с ним впоследствии. Удивительным было его рождение, удивительным был и его конец, ибо он, смертный, узрел чудеса Страны Юности и поведал о них другим.
где он находится и что под копытами лошади — земля или волны. Иногда в дымке возникали странные видения: то и дело появлялись и пропадали башни и замки, а однажды всадники увидели безрогую лань, преследуемую белым гончим псом с красным ухом, а потом — юную девушку на гнедом коне, державшую в руке золотое яблоко, и следовавшего за ней молодого всадника на белой лошади; за спиной его развевался пурпурный плащ, а в руке он держал меч с золотой рукоятью. И Ойсин хотел уже спросить принцессу, что означают все эти видения, но Ниам велела ему не задавать вопросов и вообще не подавать виду, что он замечает проносящихся мимо призраков, пока они не доберутся до Страны Юности.
Далее сага рассказывает о приключениях Ойсина в Стране Юности; например, о том, как он спасал пленную принцессу от великана-фомора. Проведя, как ему показалось, в Волшебной Стране три недели, он пресытился всеми ее радостями и возжелал снова увидеть Ирландию и своих товарищей. Герой обещал вскоре вернуться, и Ниам дала ему того самого волшебного коня, который перенес их через море в Страну Юности, но наказала возлюбленному, чтобы, оказавшись снова в Ирландии, он не спускался с его спины и не ступал на землю Эрин, ибо иначе обратный путь в Страну Блаженных закроется для него навсегда. И вот Ойсин вновь пересек океан и оказался на западном побережье Ирландии. Он сразу отправился к Холму Алмайн, где находился дом Финна, но по пути не переставал удивляться: во-первых, потому, что не встретил никого из фениев, и, во-вторых, потому, что люди, трудившиеся на полях, были очень маленького роста.
Наконец, выехав по лесной тропе к тому месту, где должен был возвышаться огромный зеленый Холм Алмайн со множеством белых домиков и большим дворцом на вершине, Ойсин увидел только луга, заросшие сорняками и утесником, и пасущуюся среди них корову. Тогда его охватил ужас, и он подумал, что это, должно быть, чары Волшебной страны ослепляют его и обманывают. Он бросил поводья и прокричал имена Финна и Осгара, но никто не откликнулся; он подумал, что, может быть, собаки услышат его, и позвал Брана и Сколауна и долго ждал, не долетит ли до него хотя бы слабый шелест, хоть шорох из мира, которого он не видел, но лишь вздохи ветра в траве доносились до его ушей. В ужасе он помчался прочь. Он направился к восточному морю, ибо решил пересечь всю Ирландию из конца в конец, чтобы найти способ избавиться от заклятия.
направился к ним, собираясь расспросить о Финне и фениях. Когда он приблизился, все прервали работу и воззрились на него в изумлении: он казался им посланцем Волшебного народа или ангелом с неба. Ибо он был выше и крепче, чем все мужи, которых они знали, с серо-стальными глазами и алыми щеками; во рту его сверкал словно бы ряд жемчужин, и из-под шлема выбивались сияющие золотом волосы. Ойсин же глядел на них, хилых, изнуренных трудами и заботами, на то, как они тщетно пытаются сдвинуть камень с места, и исполнился жалости, и подумал: «Даже простолюдины Эрин никогда не были такими во времена, когда я оставил ее ради Страны Юности», и, приподнявшись на седле, в одиночку покачнул валун и столкнул его с холма. Крестьяне закричали от восторга; но тут же хвалебные их крики перешли в вопли ужаса, и они побежали прочь, толкая друг друга, ибо на их глазах свершилось страшное преображение. У Ойсина, когда он поднимал камень, лопнула подпруга, и он растянулся на земле. Мгновенно, как призрак, исчез белый конь, а с земли, дрожа и пошатываясь, поднялся не юный воин, но дряхлый старик, белобородый, иссохший; он протянул трясущиеся руки и горестно, жалобно застонал. А пурпурный плащ и туника из желтого шелка обратились в грубое домотканое рубище, подпоясанное пеньковой веревкой, и меч с золотой рукоятью стал дубовым посохом, таким, какие носят нищие, бредущие от дома к дому.
Когда крестьяне поняли, что им не грозит никакой опасности, она вернулись, подняли лежавшего ничком на земле старика и спросили, кто он и что случилось с ним. Ойсин долго смотрел на них затуманенными глазами и наконец произнес: «Я был Ойсином, сыном Финна, и прошу вас ответить мне, где он живет, ибо крепости его нет на Холме Алмайн, и, проскакав от западного до восточного моря, я не увидел его и не услышал звука его рога». Крестьяне поглядели друг на друга и на Ойсина, и главный среди них сказал: «О каком Финне ты спрашиваешь? Многие в Эрин носят это имя». Ойсин ответил: «Конечно, о Финне, сыне Кумала, сына Френмора, вожде фениев Ирландии». Главный проговорил: «Ты обезумел, старик, и только что ты заставил и нас обезуметь, ибо мы приняли тебя за юношу. Но теперь разум вернулся к нам, и мы помним, что Финн Мак Кумал и все его воины мертвы уже триста лет. В битве при Габре пал Осгар, сын Ойсина, а Финн — в битве при Бре; так говорят историки; песни же, сложенные Ойсином, о судьбе которого никто ничего не знает, и по сей день поются на пирах у знатных людей. Но теперь в Ирландию пришел Патрик, и он проповедует нам Единого Бога и Христа, сына Его, волей которого закончились эти древние времена и исчезли прежние обычаи; и мы менее почитаем Финна и фениев, пировавших и охотившихся и певших о войне и любви, чем монахов и монахинь святого Патрика; и они каждодневно возносят к небу псалмы и молитвы, чтобы очистить нас от грехов и спасти от посмертного пекла». Но Ойсин, расслышав лишь половину и еще меньше поняв, молвил: «Если твой Бог убил Финна и Осгара — он поистине могучий воин». Тогда все закричали, и кое-кто уже взялся за камни, но главный велел оставить его в покое, пока Патрик не поговорит с ним и не скажет, что с ним сделать.
Так они привели Ойсина к Патрику, который ласково принял его, и несчастный рассказал святому обо всем том, что случилось с ним. Патрик же велел своим писцам тщательно записать его рассказы, чтобы память о героях и радостной и свободной их жизни в лесах и долинах Эрин никогда не изгладилась из памяти людей.
Эта легенда дошла до нас только благодаря поздней ирландской поэме, написанной Майклом Комином около 1750 г. Эту поэму можно назвать лебединой песней ирландской литературы. Несомненно, Комин опирался на некую традицию; но, хотя в древних повествованиях об Ойсине содержится рассказ о том, что он встретился со святым Патриком и поведал ему о фениях, о появлении Ниам и об их жизни в Стране Юности мы знаем только из произведения Майкла Комина.
Эта повесть, опубликованная О`Трэди в «Silva Gadelica», сообщает, что однажды Финн охотился близ Коранна, в Северном Коннахте, где тогда правил некто Конаран из Племен богини Дану. Разгневанный тем, что фении вторглись в его охотничьи угодья, он послал трех своих дочерей-колдуний отомстить смертным.
Финн со своими любимыми псами и Конан Лысый высматривали добычу с вершины Холма Кешкорран; прислушиваясь к крикам загонщиков, звукам рога и лаю собак, они передвигались вокруг холма и набрели на вход в большую пещеру, рядом с которым сидели три старухи злобного, отвратительного вида. Когда появились Финн и Конан, они сидели и пряли намотанную на веточки остролиста пряжу. Финн и Конан подошли поближе — и вдруг обнаружили, что запутались в нитях пряжи, которую старухи развесили вокруг, словно паутину; их охватила невероятная слабость, так что ведьмам легко удалось связать их и оттащить в глубины пещеры. Когда подошли другие воины, отправившиеся искать Финна, их постигла та же судьба — при прикосновении зачарованных нитей они теряли всю силу и доблесть и их связывали и уносили в пещеру, пока там не оказались все охотники, и только собаки выли и лаяли снаружи.
Тогда ведьмы схватили остро отточенные мечи фениев и собирались уже убить пленников, но обернулись напоследок ко входу в пещеру, дабы выяснить, не попался ли в сети какой-нибудь опоздавший. В это мгновение вошел Голл Мак Морна, «яростный лев, факел атаки, великое сердце», и началась отчаянная схватка. Голл разрубил пополам двух старух, а третью, Ирнан, повалил и связал. Он хотел убить и ее, но она взмолилась о пощаде: «Конечно, ты предпочтешь вернуть фениев» — и он даровал ей жизнь с тем, чтобы она освободила пленников.
Они вошли в пещеру и одного за другим развязали пленников, начав с поэта Фергуса Правдивого и «мужей знания», и вскоре все они сидели на склоне холма и приходили в себя, Фергус пел песнь хвалы в честь спасителя, Голла; а Ирнан исчезла.
— рот ее был полон длинных клыков, ногти ее больше походили на когти дикого зверя, вооружена же она была подобно воину. Она наложила на Финна гейс позволить ей биться поодиночке с его людьми, пока она не устанет. Это была, конечно, Ирнан. Тщетно Финн уговаривал Ойсина, Осгара, Кайльте и других сразиться с ней; после приключения в пещере они совершенно обессилели. Наконец сам Финн собрался выступить в бой; но Голл сказал: «О Финн, поединок со старухой недостоин тебя», — и обнаружил свой меч. После жестокой схватки ему удалось пробить щит и сердце ведьмы, так что клинок вышел с обратной стороны, и она пала мертвой. Фении разорили крепость Конарана и завладели всеми его сокровищами, а Финн пообещал отдать в жены Голлу Мак Морна свою дочь. Оставив на месте крепости пепелище, они возвратились на Холм Алмайн.
Эта опубликованная в «Трудах» Общества Оссиана очаровательная история, якобы рассказанная самим Ойсином, повествует о двух дочерях Кузнеца Кулана (здесь это бог из Племен богини Дану), жившего в горах Слиаб-Каллион, что в графстве Армаг, — Айне и Милукре. Обе они любили Финна Мак Кумала и ревновали его друг к другу; и когда однажды Айне сказала, что не хочет иметь мужа с седыми волосами, Милукре решила воспользоваться этим. Она собрала своих друзей из Племен богини у маленького озера на вершине Слиаб-Каллиона, и они зачаровали его воды.
Это вступление, судя по всему, добавлено позднее, в те времена, когда подлинный смысл легенды уже был непонятен.
История гласит, что вскоре после этого гончие Финна, Бран и Сколаун, подняли оленя неподалеку от Холма Алмайн и гнали его до самой вершины Слиаб-Каллион, горы, которая в древние времена была средоточием волшебного могущества народа Дану. Финн один следовал за собаками, пока олень не исчез на склоне холма. Пытаясь отыскать его, охотник набрел на маленькое озеро и увидел, что на берегу сидит плачущая дева. Финн спросил у нее, что случилось. Она объяснила, что уронила в воду любимое золотое колечко, и наложила на воина гейс — он должен прыгнуть в озеро и найти его.
понял какие: стоило ему ступить на берег, как он упал от слабости; а встал — трясущимся дряхлым стариком с белоснежными волосами, и даже его верные псы не узнали его и продолжали бегать по склону в поисках хозяина.
Тем временем во дворце на Холме Алмайн хватились Финна, и группа фениев отправилась по его следам. Они добрались до озера и обнаружили там беспомощного больного старика; воины попытались его расспросить, но он только стонал и бил себя в грудь. Наконец он подозвал к себе Кайльте, прошептал ему на ухо несколько слов. О ужас! Это и был Финн. Когда фении перестали издавать горестные крики, Финн чуть слышным голосом поведал Кайльте о том, как его заколдовали, и сказал, что придумала это, скорее всего, дочь Кузнеца Кулана, которая живет в сиде Слиаб-Каллион. Фении немедля положили Финна на носилки, отправились к холму и принялись копать. Три дня и три ночи они раскапывали волшебный холм и добрались уже до самых потаенных его закоулков, как вдруг перед ними предстала дева с золотым рогом для питья в руке. Этот рог она подала Финну. Он отпил, и сразу же к нему вернулся прежний прекрасный облик, но волосы остались белыми как серебро. Другой глоток исправил бы и это, но Финн предпочел оставить все как есть, и до самой смерти голова его была серебристой.
Легенда эта легла в основу удивительной аллегорической драмы Стэндиша ОТрэди «Маска Финна»; автор — без сомнения, верно — интерпретировал повесть как символический рассказ о том, что мудрость и понимание приходят через страдание. Вождь должен окунуться в озеро слез и познать унижение и отчаяние прежде, чем он сможет повести людей на великие подвиги.
На вершине этого холма до сих пор расположен древний стоячий камень, и местные жители и теперь считают Слиаб-Каллион — или считали до недавнего времени — жилищем Озерной Волшебницы; а таинственная тропа, ведущая от камня к берегу, по которой никогда не ходят люди, возникла, как говорят, именно благодаря прогулкам этого чудесного существа
— это «Разговор стариков», длинный прозаический текст, датируемый XIII столетием. Он был опубликован с переводом в «Silva Gadelica» О`Трэди. Это даже не один рассказ, а несколько преданий, искусно объединенных в единое целое. В начале «Разговора» перед нами предстают Кайльте Мак Ронан и Ойсин, сын Финна, каждый в сопровождении восьми воинов — это все, что осталось от огромного братства фениев после разгромной битвы при Габре. Перед нами — седые старые герои, пережившие свое время; они в последний раз собрались в доме некогда знаменитой воительницы и беседуют о днях давно минувших. В конце концов воцаряется долгое молчание.
Кайльте и Ойсин решают расстаться. Ойсин отправляется в сид, где живет его мать из Племен богини, а Кайльте идет по равнинам Мита, пока не встречает Патрика и его монахов. Объяснением того, как это возможно хронологически, автор себя не утруждает и, похоже, не знает легенды об Ойсине в Стране Юности. Клирики увидели Кайльте и его спутников и испугались этих статных воинов и их огромных собак, словно бы принадлежавших иной эпохе. Затем Патрик кропит героев святой водой, после чего парившие над ними легионы демонов улетают прочь, в холмы и долины. Патрик, выяснив имя своего гостя, говорит, что у него есть к нему просьба — ему нужен чистый источник, чтобы крестить жителей Бреги и Мита.
Кайльте, который знал каждый ручей и холм, тропинку и дерево в своем краю, взял Патрика за руку и повел. Наконец они увидели впереди искрящийся на солнце источник. Возле него росли куртины удивительных размеров кресс-салата и вероники. Затем Кайльте стал рассказывать об этом месте и произнес такую хвалебную песнь: «О Источник на Берегу Двух Жен, прекрасны цветы твои, сияющие и пышные. Издалека видна твоя форель, и могучи твои кабаны в лесной чаще; чудесно мчатся среди утесов твои олени, твои пестрые, красногрудые лани! Прелестны оттенки твоих бурлящих струй, о ты, переливающийся всеми оттенками лазури — и зелени, ибо отражаешь заросли».
Принимая у себя воинов, Патрик спросил у них: «Добрым ли вождем был Финн Мак Кумал?» Кайльте долго восхвалял благородство Финна и уже начал подробно описывать достоинства его воинов, когда Патрик сказал: «Мы не замечали бы бега времени за разговором с тобой, о воин, если бы это не вредило благочестию, но мы не можем пренебречь молитвой и отказаться от беседы с Богом!» Тогда Кайльте поведал другую легенду о фениях, и Патрик, теперь уже окончательно очарованный, воскликнул: «Успех и благословение да пребудут с тобой, о Кайльте! Дух мой и разум просветлен и возвышен. Теперь же расскажи еще что-нибудь».
Так кончается первая часть «Разговора». Как и большинство зачинов ирландских саг, эта история выстроена с удивительным искусством — в ней тонко смешиваются героизм, поэзия и юмор, и в едва очерченных характерах действующих лиц проступает истинное величие. Далее Кайльте делится своими обширными познаниями в топографии и преданиях окрестных земель, причем Патрик неизменно произносит свое: «Успех и благословение да пребудут с тобой!»
Воин отправляется вместе с Патриком в Тару, и, когда святой или кто-либо из его спутников видят на пути холм или источник, они спрашивают у Кайльте, что это, и тот сообщает его имя и бытовавшую среди фениев легенду, с ним связанную. Так нам преподносится целая череда разнообразных сказаний. Но вот путники встречают отряд из Тары во главе с королем, который теперь берет на себя роль спрашивающего. «Разговор» в том виде, в каком он дошел до нас, обрывается на том моменте, когда Кайльте готовится поведать, как Лиа Фаль был унесен из Ирландии. Интерес здесь представляют, конечно, прежде всего рассказы Кайльте и поэтические тексты, в них вкрапленные. В рукопись вошло около ста сказаний, описывающих походы и сражения, любовные приключения и пиры фениев, но большинство легенд касается взаимоотношений между фениями и Волшебным народом. Фениев и садов могли связывать узы любви; нередко они, впрочем, и сражались между собой. Некоторые рассказы очень поэтичны и написаны самым изящным слогом, на который только способен был автор. Одна из лучших историй — о чудесном бруге-дворце на Слиабе-на-Моне, в котором случилось побывать Патрику и Кайльте.
— и тут животное словно провалилось сквозь землю. В произведениях оссианского цикла охота — обычное вступление к рассказу о приключениях в Волшебной Стране. Стремительно наступила ночь, а с ней налетела буря со снегом. Фении, искавшие убежища, наткнулись в лесу на большой освещенный бруг, или дворец, и попросили там приюта. Войдя, они оказались в просторном зале, залитом светом, где находились двадцать восемь воинов и столько же златовласых девушек; одна из них сидела в хрустальном кресле и играла на арфе. После того как гостей попотчевали напитками и яствами, им объяснили, что хозяева этого дворца — Донн, сын Мидира Гордого, и его брат; что они воюют с остальным народом Дану и трижды в год сражаются с ними на поле перед бругом. Сперва под началом каждого из двадцати восьми было по тысяче бойцов, но теперь все они убиты, и выжившие послали одну из дев в облике лани заманить фениев в их чертоги, чтобы просить их помощи в битве, которая должна состояться завтра. Здесь перед нами — вариация на известную тему «спасения Волшебной Страны». Сражаться Финн и его товарищи всегда готовы, и вскоре начинается отчаянная схватка, которая длится с вечера до утра, поскольку волшебное воинство атакует ночью. Наконец нападающие оттеснены, они потеряли более тысячи убитыми, но Осгар, Диармайд и Мак Луга серьезно ранены. Их исцеляют с помощью волшебных трав; по прошествии года Финн заставляет противников заключить мир и обменяться заложниками, с тем чтобы фении могли возвратиться к своим друзьям. Едва Кайльте заканчивает свой рассказ, стоя на том самом месте, где они отыскали бруг той снежной ночью, как все видят спешащего к путникам юного воина. Описан он так: «На нем была рубашка из лучшего атласа, а поверх нее — туника из той же ткани, и пурпурный плащ, скрепленный на груди золотой фибулой; в руке его меч с золотой рукоятью, а на голове — золотой шлем». Примечательная черта всей литературы такого рода — наслаждение красками и великолепием материальной жизни. Оказывается, это и есть Донн Мак Мидир, один из тех двадцати восьми сидов, которым когда-то помог Финн: он пришел, чтобы выразить почтение святому Патрику. Патрик останавливается в его дворце на ночь, поскольку в «Разговоре» отношения между церковью и Волшебным миром весьма сердечны.
Нигде больше любовь кельтов к чудесному и таинственному не воплотилась столь явно, как в этой саге. Создатель ее умел сделать грубые материальные формы как бы прозрачными, так, чтобы через них виднелись отблески иного мира, хоть и переплетающегося с нашим, но живущего по другим законам. Мы никогда не узнаем, каковы были эти законы. Кельты, по крайней мере в Ирландии, не занимались систематизацией неведомого, но позволяли ему иногда сверкнуть за матовым стеклом обыденности, а затем луч исчезал, раньше чем наблюдатель успевал понять, что же именно он видит. Возьмем, например, еще один эпизод из рассказов Кайльте. Три юных воина в сопровождении огромного пса пришли наниматься на службу к Финну. Они договорились с Финном о том, что они будут делать и какое вознаграждение за это хотят, но поставили условие — они поселятся в стороне от прочих фениев и с наступлением ночи никто не должен появляться вблизи их лагеря.
Финн спрашивает, в чем причина этого запрета. Оказывается, каждую ночь умирает один из трех воинов и два других должны бдить над ним; поэтому их не следует беспокоить. Объяснения этому нет; мы остаемся лицом к лицу с пугающей тайной
юная великанша Бебион, дочь Треона, из Страны Женщин. Золотые кольца на ее пальцах больше походили на ярмо быка; красота ее ослепляла. Когда она сняла свой шлем, усыпанный драгоценными камнями, ее вьющиеся золотые волосы рассыпались на семижды двадцать прядей, и Финн вскричал: «Все великие боги, которых мы почитаем, и удивительный Кормак, и Этне, и жены фениев не сравняется с Бебион, прекрасной дочерью Треона!» Дева объяснила, что ее обручили против ее воли с Аиде, сыном повелителя соседнего королевства, и что, услышав от рыбака, которого бурей пригнало к ее жилищу, о могуществе и благородстве Финна, она отправилась искать его защиты. Пока она говорила, фении заметили неподалеку другого великана. Это был статный, красивый юноша, он нес алый щит и большое копье. Не проронив ни слова, он подошел ближе и, прежде чем изумленные фении смогли помешать ему, вонзил копье в девушку и скрылся. Финн с его соратники пустились в погоню. Они преследовали великана до берега моря и даже вошли в воду, но огромное судно унесло его к неведомым землям. Когда расстроенные фении возвратились к Финну, то увидели, что дева умирает. Она раздала им свое золото и самоцветы, и они похоронили ее под огромным курганом и воздвигли на нем стоячий камень с ее именем, начертанным огаллическим письмом; место же это с тех пор носит название Скала Мертвой.
В этой повести присутствует не только очарование тайны, но и очарование красоты. Такое сочетание нередко в гэльской литературе того периода; здесь, возможно, кроется причина того, что, хотя эти легенды, казалось бы, возникают из ниоткуда и уходят в никуда, хотя действие их разворачивается в мире грез, где каждая охота приводит в Волшебную Страну и все битвы не имеют никакого касательства к событиям земного мира, где любой предмет может растаять, как утренний туман, или поменять свою форму в лучах колдовского света, — они все-таки остаются в памяти, исполненные неистребимой прелести, что позволило им многие столетия звучать в домах ирландских крестьян.
Прежде чем мы расстанемся с «Разговором стариков», следует коснуться еще одного примечательного момента. Из текстов оссианского цикла — я имею в виду, конечно, подлинную гэльскую литературу, а не творения Макферсона — широкой публике, вероятно, лучше всего известны диалоги Ойсина и Патрика, в которых противопоставляются языческие и христианские идеалы; обычно в них присутствует элемент комического преувеличения или сатиры. Самая ранняя их запись содержится в «Книге декана Лисмора». В этом кодексе Джеймс Мак-Грегор, бывший деканом Лисмора в Аргиллшире около 1520 г., записал все, что смог припомнить или собрать из гэльской поэзии. Следует отметить, что вплоть до этого периода, да и долгое время спустя, в Шотландии и Ирландии был один язык и общая устная традиция, записи которой сохранились по большей части в Ирландии, хотя эти легенды в той же степени принадлежат и горцам. Диалоги Ойсина и Патрика бытовали как в Ирландии, так и в Шотландии, однако древнейшая запись, которой мы располагаем, — это, как я уже сказал, «Книга декана Лисмора». Весьма любопытно сопоставить их с рассматриваемыми нами разговорами Кайльте и Патрика. Как указывал Альфред Натт, вопрос о том, какая из традиций первична, где она возникла и какие мысли и чувства за ней стояли, представляет огромный интерес, при том что ни один исследователь до сих пор не пытался ее разрешить. Несмотря на то что две эти традиции, представляющие в художественной форме встречу язычества с христианством, имеют много общих внешних деталей — за исключением того, что один текст прозаический, а другой стихотворный, — они в корне различаются по сути.
Диалоги Ойсина и Патрика полны грубого юмора, богословское их содержание на редкость примитивно, и в целом они скорее напоминают английские миракли, чем кельтские саги. Как замечает Альфред Натт, святой Патрик здесь — «угрюмый и тупой фанатик, монотонно проклинающий Финна и его товарищей; грубиян, который жалеет куска хлеба для слепого старого великана и обманывает его, дабы, запугав, заставить принять христианство». В. «Разговоре» нет и следа всего этого. Кайльте с искренним почтением относится к христианству, и для друзей его юности путь к спасению не закрыт. Патрик уверяет героя, что все они будут спасены, включая и самого Финна. Некий бард из Племен богини Дану, бывший певец фениев, порадовал Патрика своим искусством. Броган, писец, записывавший легенды о фениях, говорит:
«Если музыка есть на небесах, почему бы не быть ей и на земле? А потому несправедливо отвергать искусство бардов». Патрик отвечает: «Я никогда не говорил ничего подобного», и певцу фактически обещано Царство Небесное именно за его музыку.
Таковы отношения между представителями двух эпох в «Разговоре». Кайльте олицетворяет все, что есть в язычестве достойного, благородного, возвышенного, а Патрик — все милосердие и кротость христианства; и вместо непримиримого антагонизма, вместо непреодолимой пропасти, разделяющей два мира, мы видим, что все лучшие свойства одного гармонично дополняют черты другого.
Центральным персонажем многих любопытных преданий является Диармайд О'Дивне — один из самых замечательных воинов Финна Мак Кумала. Это своего рода гэльский Адонис, олицетворение красоты и привлекательности, герой бесчисленных любовных историй; как и в случае с Адонисом, смерть ему принес дикий кабан.
от управителя Энгуса. Однажды, когда это дитя спряталось у ног Донна от дравшихся на полу чертога собак, тот так сдавил его, что мальчик умер на месте, и бросил тело собакам. Когда управитель нашел своего сына мертвым и узнал (с помощью Финна) причину его смерти, он принес друидский жезл и ударил им тело, тут же с пола поднялся огромный кабан без ушей и хвоста. Управитель сказал ему: «Приказываю тебе погубить Диармайда О'Дивне и кабан выбежал из дворца и бродил в лесах Бен-Булбана, что в графстве Слиго, до тех пор, пока судьба его не исполнилась.
Диармайд же вырос в прекрасного юношу, который не знал усталости на охоте, был храним от ран в бою и любим всеми фениями, к которым он присоединился, как только достиг нужного возраста.
О том, как Диармайд получил эту родинку, существует отдельное предание, записанное со слов одного крестьянина из графства Голуэй. Однажды Диармайд охотился вместе с тремя товарищами, Голлом, Конаном и Осгаром, и ночью они решили поискать пристанища. Вскоре они нашли хижину; в ней были старик, девочка, баран и кот. Фении попросились на ночлег, и их впустили; но, как обычно бывает в сказках, дом оказался весьма таинственным.
Когда гости сели обедать, баран вскочил на стол и заплясал. Фении, один за другим, пытались сбросить его, но он сталкивал на пол их самих. Наконец Голл преуспел, но и сам оказался на полу, а баран подбежал и подмял воинов своими четырьмя ногами. Тогда старик велел коту отвести барана на место и привязать его, что кот и сделал. Четыре опозоренных героя хотели сразу же покинуть странный дом; но старик объяснил, что никакого стыда здесь нет — баран, с которым они сражались, был сам Мир, а кот — сила, которая может уничтожить его, то есть Смерть.
всех. «Я уже принадлежала тебе, — говорила она каждому, — и больше никогда не буду». Последним подошел Диармайд. «О Диармайд, — сказала она, — тебе я тоже некогда принадлежала, и больше этого не будет, ибо я — Юность; но приблизься, и я наложу на тебя знак, повинуясь которому всякая женщина, увидевшая тебя, будет тебя любить». Она коснулась его лба и оставила там родинку; и всю оставшуюся жизнь Диармайду не давали прохода влюбленные женщины.
Это еще одна повесть о фениях, в которой главную роль играет Диармайд. Однажды фении отправились на охоту в леса и холмы Мунстера. Финн и другие вожди стояли на склоне холма, прислушиваясь к лаю собак и звуку охотничьих рогов, доносившихся из лесной чащи; наконец они увидели, что к ним приближается огромный безобразный мужик, волочащий за собой на веревке большую тощую клячу. Он объявил, что хочет служить Финну, и сказал, что зовут его Джилли Дакар, или Трудный Джилли, поскольку нет другого слуги, которого труднее было бы заставить что-нибудь делать. Невзирая на столь многообещающее начало, Финн, не отказывающий никакому соискателю, согласился взять его на службу, и фении принялись всячески издеваться над своим новым уродливым товарищем, причем в конце концов тринадцать из них, включая Конана Лысого, уселись на спину кобылы Джилли. Тут новичок заявил, что он не хочет больше терпеть насмешки, и, рассерженный, поплелся прочь; но едва он достиг вершины холма, как подобрал свою одежду и пустился бежать быстрее ветра к берегу моря, в сторону графства Керри. И тут вдруг кобыла, до сих пор только жалобно поводившая ушами, пока наездники тщетно пытались заставить ее сдвинуться с места, неожиданно вскинула голову и галопом помчалась за хозяином. Фении побежали следом, задыхаясь от смеха; Конан же, испуганный и разъяренный, проклинал их за то, что они не пытаются спасти его и товарищей. Слишком поздно все поняли, что дело нешуточное. Джилли Дакар прыгнул в море, и лошадь последовала за ним со всеми тринадцатью всадниками и еще одним воином, который хотел удержать ее за хвост; и все они вскоре скрылись где-то в дымке на таинственном западе.
Финн посоветовался с оставшимися фениями, и они решили снарядить корабль и отправиться на поиски товарищей. После долгих странствий они добрались до некоего скалистого острова. Диармайда О'Дивне, как самого ловкого, послали забраться наверх и попытаться придумать способ, как поднять туда всех прочих членов отряда. Взобравшись на скалу, Диармайд увидел, что этот остров приятен на вид; здесь не замолкает пение птиц, здесь журчат ручьи и жужжат пчелы и нет никаких признаков того, что он обитаем. Воин пошел через лес и вскоре обнаружил колодец, рядом с которым висел искусно сработанный рог для питья. Когда он наполнил его, из глубины колодца донесся угрожающий ропот, но Диармайд слишком хотел пить и осушил рог целиком. Вскоре из леса появился человек, который стал упрекать фения, что тот выпил из его источника без разрешения. Весь день сражались Рыцарь Колодца и Диармайд, и никто не мог победить другого; когда же наступил вечер, рыцарь внезапно прыгнул в колодец и исчез. На следующий день повторилось то же; однако на третий, когда рыцарь уже собирался нырнуть в колодец, Диармайд обхватил его, и оба провалились под землю вместе
И вот Диармайд, после нескольких мгновений темноты и оцепенения, оказался в Волшебной Стране. Некий человек благородной наружности поднял его и отвел в королевский дворец. Там фения приняли очень радушно. Ему объяснили, что королю нужны герои для битвы с другим монархом. Тот же мотив, вообще часто повторяющийся в кельтских фантастических преданиях, мы обнаруживаем и в саге о встрече Кухулина и Фанд. Финн и его товарищи, видя, что посланец не возвращается, сами забрались на утесы и, пройдя через лес, вышли к пещере, которая в конце концов привела их в ту же страну, где оказался Диармайд. Там же, как им сообщили, находились четырнадцать фениев, унесенных кобылой Трудного Джилли. Разумеется, он-то и был тем королем, которому требовались воины; в результате он смог привлечь на свою сторону примерно тридцать лучших бойцов в Ирландии. Финн и его люди разметали противников, как солому; Осгар убил сына вражеского правителя (который назван здесь королем Греции), Финн завоевал любовь его дочери, Тайсе Белые Руки, и завершает историю очаровательная смесь загадки и шутки. «Какую награду ты хочешь за свою службу?» — спросил король Волшебной Страны у Финна. «Ты давеча был у меня на службе, — ответил Финн, — и я не дал тебе никакого вознаграждения. Одно за другое». — «Я не согласен, — вскричал Конан Лысый, — неужели мне ничем не отплатят за то, что твоя кляча насильно затащила меня за море?» — «Чего же ты хочешь?» — спросил король. «Мне не нужно твое золото и богатство, — заявил Конан. — Пострадала моя честь, и я жажду удовлетворения. Пусть тринадцать прекраснейших дев твоего народа сядут на дикую кобылу, а твоя жена схватит ее за хвост, пускай они прискачут в Эрин так же, как мы попали сюда, и тогда я сочту, что наш позор должным образом смыт». Король улыбнулся, повернулся к Финну и сказал: «О Финн, взгляни на своих людей». Финн обернулся, но, когда он огляделся еще раз, обстановка решительно изменилась: король Волшебной Страны, все его воинство и весь их мир исчезли, а фении и Тайсе стояли на берегу маленького залива в Керри, в том самом месте, где Джилли и удивительная кобыла вошли в воду. И тогда все радостно направились в крепость фениев на Холме Алмайн, чтобы отпраздновать свадьбу Финна и Тайсе.
Эту легенду, изумительно сочетающую в себе комизм, романтику, волшебство и любовь к природе, можно счесть типичным образчиком лучших сказаний о фениях. Как я уже указывал, в них напрочь отсутствует героизм или даже просто серьезность, что особенно бросается в глаза, если сравнить их, допустим, с сагами о Конхобаре. Та более возвышенная составляющая в ирландской легендарной традиции исчезала после принятия христианства, которое поставило все самые благородные проявления человеческого духа на службу религиозным идеалам, оставив светской литературе лишь чудеса и романтику. Эта линия проводилась настолько последовательно, что, в отличие от преданий о Финне, которые и по сей день рассказываются среди «гэльскоговорящего» населения, и стали основой для множества литературных интерпретаций, более ранний цикл либо вовсе стерся из народной памяти, либо сохранился в крайне искаженном виде; и если бы не древнейшие манускрипты, по счастью сохранившие хоть что-то, такое замечательное произведение, как «Похищение быка из Куальнге», могло бы вовсе не дойти до нас.
— со сказанием о Диармайде и Грайне. В том, что касается сюжета, вторая может показаться просто-напросто переложением первой. «Костяк» выглядит так. Прекрасная дева обручена со знаменитым и могущественным человеком намного старше ее. Она хочет найти более молодого возлюбленного и останавливает свой выбор на одном из воинов своего жениха. Она убеждает юношу, вопреки его желанию, бежать с ней. Спасшись от погони, они какое-то время живут скрываясь от обманутого жениха, который ждет своего часа. В конце концов, заключив предательское перемирие, он убивает своего младшего соперника и забирает девушку себе. Если изложить знатоку кельтской мифологии приведенную выше схему и спросить, о каком ирландском тексте идет речь, он ответит, что это либо
«Преследование Диармайда и Грайне», либо «Изгнание сыновей Уснеха», но что именно — сказать невозможно. Однако по общему тону и настрою легенды эти являют собой полные противоположности.
Итак, Грайне — дочь Кормака Мак Арта, верховного короля Ирландии. Она обручена с Финном Мак Кумалом, в те времена уже старым, потрепанным в сражениях, но по-прежнему могучим воином. Все знаменитые вожди фениев собрались в Тару на свадебный пир, и, пока они сидели там, Грайне разглядывала их и узнавала их имена у друида ее отца — Дайре. «Удивительно, — сказала она, — почему Финн просит меня не для Ойсина, а для себя». — «Ойсин бы не посмел попросить тебя в жены», — ответил Дайре. Обойдя всех, Грайне спросила: «Кто этот человек с родинкой на лбу и сладким голосом, со вьющимися темными волосами и алыми щеками?» — «Это Диармайд О'Дивне, — отвечал друид, — белозубый, с сияющим ликом, лучший возлюбленный в мире». И вот Грайне приготовила сонный напиток и поднесла его королю, Финну и всем присутствующим, кроме предводителей фениев. Когда напиток подействовал, она подошла к Ойсину. «Примешь ли ты мою благосклонность?» — спросила она. «Нет, я не приму благосклонность женщины, обрученной с Финном», — отвечал тот. Грайне, прекрасно знавшая, что ей скажет Ойсин, подошла к своей истинной жертве, Диармайду. Сперва он отказался даже разговаривать о ее планах. «Я наложу на тебя оковы любви (гейс), о Диармайд, чтобы ты забрал меня сегодня из Тары». — «Тяжки эти оковы, о Грайне, — молвил Диармайд, — и почему избрала ты именно меня, ведь столько королевских сынов сидят на этом пиру?» Тогда Грайне объяснила, что она полюбила Диармайда с того самого момента, когда впервые увидела его. Диармайд, не желая поддаваться на ее уговоры, восхваляет заслуги Финна и сообщает, что Финн хранит у себя ключи от королевского замка, так что они не смогут бежать этой ночью. «Есть в моем покое заколдованная дверь», — говорит Грайне. «На мне лежит гейс — не проходить через заколдованные двери», — заявляет Диармайд, продолжая сопротивляться судьбе. Но Грайне не хочет ничего слушать — ведь ей говорили, что любой воин фениев легко перепрыгнет через ограду, орудуя копьем как шестом. Диармайд в замешательстве обращается за советом к Ойсину, Осгару, Кайльте и другим. Все они велят ему исполнить гейс, наложенный на него Грайне, и со слезами он покидает их.
Миновав калитку, он снова просит Грайне возвратиться. «Я никогда не вернусь и не расстанусь с тобой, если смерть не разлучит нас», — заявляет та. «Так двинемся же в путь, о Грайне», — произносит Диармайд. Они проходят примерно милю, и девушка заявляет: «Я очень устала, о внук Дивне». — «И вправду, пора бы тебе устать, Грайне. — Диармайд в последний раз попытался обмануть судьбу. — Возвращайся в свои покои. Ибо клянусь тебе честью воина, что никогда в жизни не понесу я на руках ни тебя, ни какую-либо другую женщину». — «Тебе и не нужно этого делать», — отвечает Грайне и объясняет, где добыть лошадей и колесницу; Диармайд, смирившийся с неизбежным, впрягает коней, и они едут ко броду Ат-Луайн на реке Шэннон.
На следующий день Финн, пылая гневом, отправился с воинами по их следу. Он нашел места привалов, которые они устраивали, шалаши, построенные Диармайдом, постели из мягкого тростника и остатки пищи, ими съеденной. И на каждом таком месте Финн обнаруживал нетронутый кусок хлеба или сырого лосося — так Диармайд сообщал своему господину, что уважает его права и обращается с Грайне как с сестрой. Однако Грайне такая деликатность не очень-то была по сердцу, и она выразила свои пожелания в форме, подозрительно напоминающей эпизод из бретонской повести о Тристане и Изольде в изложении Генриха фон Фрайберга. Беглецы переходят через ручей, и брызги воды попадают на платье Грайне. Она поворачивается к своему спутнику: «О Диармайд, ты могучий воин в битве, при осадах и в атаках, но мне кажется, что эти брызги смелей тебя». Диармайд понял намек. Жребий был брошен, и отныне он не мог уже встретиться с Финном и своими прежними товарищами иначе, как в бою.
Здесь сага теряет много от оригинальности и прелести, присущих первым ее сценам, и распадается на отдельные эпизоды, в которых фении нападают на Диармайда или ловят его в ловушку, а он спасается сам и спасает свою подругу, проявляя чудеса отваги и ловкости; несколько раз им помогает приемный отец Диармайда, Энгус Ок. Любовники бегут через всю Ирландию, и в народе многие дольмены до сих пор называют «ложа Диармайда и Грайне».
Образ Грайне выписан здесь весьма последовательно. Она не героиня — ей не свойственны пылкие порывы и неколебимая преданность Дейрдре. Грайне — более современный тип, который можно было бы даже назвать «невротическим» — своевольная, беспокойная, страстная девушка, исполненная женского очарования.
— округ О'Дивне, и другие земли далеко на западе, а Кормак выдал за Финна другую свою дочь. «И долго они жили в мире друг с другом, и говорят, что не было тогда человека богаче золотом, серебром и стадами, чем Диармайд О'Дивне, и никого удачливей в грабежах».[140] Грайне принесла мужу четверых сыновей и дочь.
Однако Грайне не успокоилась, пока «два наиболее знатных, прославленных и могучих мужа Ирландии», а именно Кормак, сын Арта, и Финн, сын Кумала, не были приглашены к ним в дом. «Ибо как же иначе нашей дочери найти подходящего жениха?» — заявила она. Диармайд неохотно согласился; король и Финн приняли приглашение и пировали со свитой в течение года в Рат-Грайнан.
Однажды ночью, когда этот пиршественный год близился к концу, Диармайда разбудил собачий лай. Он вскочил, «но Грайне остановила его и, обвив руками его шею, спросила, что ему приснилось.
— Я услышал во сне собачий лай, — ответил Диармайд, — и сильно встревожен этим.
— Можешь спать спокойно, — отвечала ему Грайне, — это все проделки сидов».[141] Но трижды за ночь воин просыпался от собачьего лая и утром отправился в путь, вооруженный мечом и пращой, в сопровождении собственного пса, дабы выяснить, что же происходит.
На горе Бен-Булбан, что в Слиго, Диармайд столкнулся с Финном и его охотниками. Однако на этот раз они были преследуемыми, а не преследователями, ибо они растревожили чудесного кабана без ушей и хвоста, Кабана Бен-Булбана, который в то утро убил тридцать охотников. «Тебе все равно нельзя оставаться здесь, — сказал Финн, прекрасно понимая, что Диармайд не испугается опасности, — ибо на тебе лежит гейс никогда не охотиться на кабанов». — «Как это?» — удивился Диармайд, и Финн рассказал ему о смерти сына управителя и о том, как он воскрес в облике дикого кабана, обязанного отомстить. «Клянусь словом воина, — воскликнул Диармайд, — ты нарочно устроил эту охоту, о Финн, чтобы я погиб здесь, и, если так я обречен умереть, у меня нет сил противостоять року!»
Тут на вершине холма показался ужасный зверь, и Диармайд спустил на него собаку, но та бежала в ужасе. Тогда воин швырнул из пращи камень, и тот ударил кабана точно в лоб, но даже не поцарапал кожу. Зверь приблизился, и Диармайд ударил его мечом, но оружие разлетелось надвое, не разрезав ни одной щетинки. Схватившись с кабаном, воин прыгнул ему на спину и держался там некоторое время; но наконец зверь сбросил его, обрушился на него сверху и разорвал ему внутренности; но Диармайд рукоятью меча вышиб кабану мозги, и тот пал мертвым рядом с ним.
Тут безжалостный Финн подошел и взглянул на умирающего Диармайда. «Приятно мне видеть тебя таким, о Диармайд, — сказал он, — хотел бы я, чтобы и все женщины Ирландии тебя сейчас видели; ибо красота твоя обратилась в безобразие». Раненый напомнил Финну, как некогда он спас его от смертельной опасности на пиру в доме Дарка, и взмолился об исцелении — ибо вождь фениев мог исцелить любого, принеся ему в ладонях глоток воды из источника. «Здесь нет воды», — заявил Финн. «Неправда, в девяти шагах от тебя струится чистейший родник в мире». Наконец, уступив просьбам Осгара и других фениев, перечисливших деяния, которые Диармайд совершил для него в прежние дни, вождь подошел к источнику, но не донес воду, вытекшую меж пальцев. Он пошел во второй раз и снова упустил воду, вспомнив о Грайне. Увидев это, Диармайд испустил вздох боли. Тогда Осгар воскликнул, что, если Финн сейчас же не принесет воду, либо он, либо Финн не сойдут с этого холма, и вождь снова пошел к источнику, но было уже слишком поздно; Диармайд умер. Тогда Финн взял пса Диармайда, фении прикрыли тело своими плащами и возвратились в Рат-Грайнан. Грайне, видя, что пса ведет Финн, поняла, что произошло, и без чувств упала на крепостном валу. Когда она пришла в себя, Ойсин против воли Финна отдал ей собаку, и фении удалилась, оставив ее наедине с ее горем. Слуги Грайне, пришедшие за телом Диармайда, обнаружили там Энгуса Ока и нескольких других сидов; издав три горестных крика, те унесли тело на богатых носилках, и Энгус объявил, что, хоть он и не может вернуть мертвого к жизни, он вложит в тело душу, так что они смогут беседовать каждый день.
Нынешний читатель ожидает некоего романтического окончания; и в пересказе П. В. Джойса в его «Древних кельтских преданиях» такое окончание действительно имеется, как почти во всех современных переложениях изменен конец легенды о Дейрдре. Однако ирландские сказители относились к этому иначе. Конец истории Дейрдре жесток, конец саги о Грайне циничен; ни там ни там нет ни капли сентиментальности. Сперва Грайне в ярости отсылает своих сыновей учиться воинскому искусству, чтобы они смогли со временем отомстить Финну. Однако Финн, лукавый и прозорливый, умеет предотвратить эту угрозу. Когда воспоминание о трагедии, разыгравшейся на Бен-Булбан, чуть-чуть сглаживается в пустом сердце Грайне, Финн сам приходит к ней, и, столкнувшись сперва с презрением и ненавистью, так ласково упрашивает ее, что в конце концов приводит ее как свою невесту на Холм Алмайн. Когда фении видят эту пару, они разражаются хохотом и насмешками, и Грайне, сгорая от стыда, опускает голову. «Мы надеемся, о Финн, что ты будешь хорошо и достойно обращаться с Грайне, раз взял ее себе в жены!» — восклицает Ойсин. Грайне примиряет своих сыновей с Финном и живет с ним как жена до самой его смерти.
Надо отметить, что в данной саге Финн предстает отнюдь не симпатичным персонажем. Все наше сочувствие — на стороне Диармайда. В этом плане повесть — типичный образец определенного сорта преданий о фениях. Точно так же, как в отряде фениев сосуществовали два соперничающих клана — клан Байшкне и клан Морна, — так внутри цикла борются две традиции, проистекающие, вероятно, из двух этих источников; в одних сказаниях Финн всегда прославляется, в других он дискредитируется в пользу Голла Мак Морна или любого другого героя, вступившего в конфликт с вождем фениев.
и тайны, которые присутствуют практически во всех легендах о фениях.
После смерти Кормака Мак Арта верховным королем Ирландии стал его сын Кайрбре. У него была красавица дочь по имени Сгейм Солайс (Свет Красоты); и когда пришло время выдавать ее замуж, фении потребовали себе плату размером в двадцать золотых слитков, которая в таких случаях полагалась им по обычаю. По-видимому, они к тому моменту представляли собой значительную силу внутри государства, притом довольно обременительную, поскольку они требовали от королей и знатных вождей Ирландии крупных даней и привилегий. Кайрбре решил покончить с этим. Он отказался выплачивать награду и призвал правителей всех провинций выступить вместе с ним против фениев, которые немедленно взбунтовались, стремясь отстоять то, что полагали своим законным правом. Вновь напомнила о себе древняя вражда между кланом Байшкне и кланом Морна — последний встал на сторону верховного короля, клан Байшкне же, поддержанный только королем Мунстера, начал войну с Кайрбре.
Все это звучит довольно-таки правдоподобно, но сколько здесь исторической правды, сказать сложно. Решающая битва разыгралась в местечке Габра, название, оставившее свой след в топониме Гарристаун, графство Дублин. Построившись для битвы, противники опустились на колени и поцеловали священную землю Эрин. Поэтические версии рассказа о сражении, одна из которых опубликована в «Трудах» Общества Оссиана, а другая, более совершенная, в «Фениях» Кэмпбелла, якобы восходят к песням Ойсина и были записаны благодаря святому Патрику. Ойсин особо выделяет подвиги своего сына, Осгара:
Мой сын пролагал свой путь через полки Тары,
Или камню, спускающемуся по склону горы.
Битва велась «до победного конца», и потери с обеих сторон были очень велики. Утверждается даже, что в Эрин после этого остались только старики и мальчики. В результате фении погибли почти полностью, в том числе и Осгар. Он сошелся в поединке с Кайрбре, верховным королем Ирландии, и они убили друг друга. Отец нашел Осгара, когда тот еще дышал, но на всем его теле нельзя было найти места шириной в ладонь, свободного от ран:
Я нашел наконец моего сына; он лежал
— рядом с ним;
Правая рука его сжимала меч,
Кровь вытекала через кольчугу.
Осгар взглянул на меня —
Страшен был этот взгляд!
Он попытался встать.
Я схватил за руку моего сына
И сел у левого его бока;
И с тех пор как я сел рядом с ним,
Когда (в шотландской версии) Финн приходит оплакать своего внука, он восклицает:
Горе, что не я пал
В битве на солнечных землях Габры,
Что это ты на восток и на запад
Но Осгар отвечает:
Если бы ты пал
В битве на солнечных землях Габры,
Ни вздоха, на востоке и западе,
Никто никогда не узнал,
Что сердце мое — из плоти,
Оно из витого рога,
Оно — в ножнах из стали.
И рыдания старых героев,
И женские долгие слезы —
Это терзает мне сердце.
Осгар умер, возблагодарив богов за спасение своего отца, и Ойсин и Кайльте положили его на носилки из копий. Финн не принимал участия в битве. Говорят, что потом он явился «на корабле», чтобы взглянуть на поле боя, и плакал над Осгаром; до того он плакал один раз в жизни — над Браном, своим охотничьим псом, которого сам же нечаянно убил. Вероятно, упоминание о корабле означает, что он ненадолго возвратился на землю из царства смерти, расположенного, как известно, за морем.
что шотландские фермеры и пастухи, рассказывая это предание, снимали шляпы. Он упоминает еще одну странную, несколько жутковатую историю из современного фольклора. Однажды ночью два человека то ли воровали овец, то ли занимались еще каким-то подобным промыслом и по дороге рассказывали друг другу предания о фениях; и вдруг они увидели две гигантские тени, переговаривавшихся между собой через долину. Одна из них сказала другой: «Видишь вон того человека внизу? Я был вторым часовым в битве при Габре, но он, кажется, знает ее ход лучше меня».
КОНЕЦ ФИННА
Что же до самого Финна, следует отметить удивительную вещь — ни в одном из сохранившихся текстов, которые можно отнести к циклу Оссиана, нет полного рассказа о его смерти. О ней упоминается в поэмах, и анналисты даже приводят точную датировку, но разные упоминания, как и приводимые в различных источниках даты, противоречат друг другу. Финн словно бы растворился в волшебной дымке, окутывающей многие его подвиги. Однако, согласно народным поверьям, он и его могучие друзья, Осгар, Кайльте, Ойсин и другие, не умерли, но, подобно Барбароссе, спрятаны в хранимой чарами пещере и ждут назначенного часа, чтобы явиться во всей славе и защитить свою землю от несправедливостей и бед.