БАЛЬЗАК И ФРАНЦУЗСКОЕ РАБОЧЕЕ ДВИЖЕНИЕ
30—40-х годов XIX ВЕКА
В предлагаемой вниманию читателя статье дана предварительная постановка вопроса о значении борьбы французского рабочего класса в развитии и формировании Бальзака-реалиста. Статья не претендует на сколько-нибудь полное освещение этой проблемы.
Концентрируя свое внимание на главной теме статьи, автор сознательно решил не касаться ряда острых вопросов бальзаковедения, которые при всей их значительности все же увели бы его от основной темы.
* * *
Классики марксизма-ленинизма в своих высказываниях и работах, освещающих вопросы истории реалистического искусства XIX—XX вв., подчеркивали разоблачительную ценность произведений критического реализма, показывающих антигуманистическую, антинародную сущность буржуазного строя, борьбу народных масс, закабаленных капитализмом.
Об этом писал Энгельс в статье «Движение на континенте», отмечая появление «нового направления среди писателей», которые изображают нищету и деморализацию, выпадающие на долю «низших сословий» в больших городах. Энгельс указывал на то обстоятельство, что «место королей и принцев» в этих романах «начинает занимать бедняк, презираемый класс, чья жизнь и судьба, радости и страдания составляют содержание романов»1.
Среди представителей этого нового направления Энгельс называл молодого Диккенса, автора сборника «Очерки Боза», и Ж. Санд, имея в виду, очевидно, ее социальные романы начала 40-х годов.
Маркс в своем высказывании о «блестящей плеяде современных английских романистов» подчеркнул обличительное значение лучших романов Диккенса, Теккерея, Бронте и Гаскелл. Эти писатели «в ярких и красноречивых книгах раскрыли миру больше политических и социальных истин, чем все профессиональные политики, публицисты и моралисты вместе взятые...» 2.
Ту же обличительную силу видел Маркс в творчестве Бальзака, специально указывая на роман «Крестьяне» с его разоблачительным анализом развития капитализма во французской деревне 3 и на повесть «Гобсек» 4.
Энгельс в письме к Маргарет Гаркнесс, поставив Бальзака выше других реалистов западноевропейской литературы XIX в., указал на разоблачительный характер всей «Человеческой комедии» и подчеркнул, что ее центральной картиной является правдивое изображение правящих классов Франции,— разложение высшего общества, совершающееся под натиском «вульгарного богача- выскочки» 5.
В. И. Ленин в работах, посвященных творчеству великого русского реалиста Л. Н. Толстого, показал, как Толстой-художник, несмотря на кричащие противоречия, свойственные ему, срывал все и всяческие маски с правящих классов, обнажал язвы капиталистического строя и бичевал его защитников 6.
Огромная художественная правдивость Толстого дала основание В. И. Ленину для того, чтобы поставить его выше всех представителей критического реализма в мировой литературе эпохи Толстого, раскрыв этим мировое значение русского реализма. Ленин указывал, что колоссальная разоблачительная сила метода Толстого объяснялась прежде всего способностью художника стать «зеркалом русской революции».
Русская революционно-демократическая наука о литературе от Белинского до Салтыкова-Щедрина в своих положительных оценках западных писателей- реалистов тоже постоянно говорила о значении их разоблачительной тенденции. За нее ценил В. Г. Белинский Диккенса и Бальзака; на эту тенденцию лучших представителей критического реализма в зарубежных литературах обращал внимание русских читателей Н. Г. Чернышевский. Его резко отрицательный отзыв о романе Теккерея «Ньюкомы» обусловлен был именно тем, что в этом романе Чернышевский справедливо увидел признаки упадка критического реализма Теккерея, явное желание перейти от сатирического изображения английского буржуазного общества к нарочито объективистскому описательству.
М. Горький тоже указывает в первую очередь на обличительную силу рома- нов Стендаля и Бальзака, подчеркивает, что эти романы учат ненавидеть об- реченный буржуазный строй.
Сила правдивого разоблачения капиталистического общества, живущая в лучших произведениях критических реалистов Запада, придает их книгам особую ценность и в наши дни.
Этим и объясняются как актуальность произведений Диккенса, рисующих отталкивающую картину английского капитализма и американской буржуазной лжедемократии, так и широкая популярность в советских читательских кругах романов Бальзака. Преступления, совершаемые в наши дни обреченным, но бешено сопротивляющимся капитализмом, еще гнуснее и бесчеловечнее, чем были они в эпоху Диккенса и Бальзака. Бескультурье и стяжательство буржуазии проявляются теперь в формах более цинических и чудовищных. Но великие писатели-реалисты XIX в. в лучших своих произведениях с такой силой заклеймили типичные черты и тенденции буржуазного строя, что и в наши дни эти произведения становятся оружием в руках защитников мира, помогают борьбе человечества против поджигателей новой войны — против последышей Гобсеков и Нусингенов, Домби и Баундерби.
Этим объясняется и тот поход против классиков критического реализма XIX в., который предприняли буржуазные реакционные литературоведы Запада, клевещущие на Диккенса и Бальзака, стремящиеся замолчать мощные разоблачительные тенденции их творчества.
XIX в. развилась как естественное следствие обнажения противоречий буржуазного строя, открывавшихся с каждым новым десятилетием все сильнее и глубже. 30-е годы XIX в. были эпохой упрочения победы буржуазного строя над феодализмом в ряде стран Западной Европы. Особенно выразительно это закрепление буржуазного строя проявилось в создании буржуазной монархии во Франции после революции 1830 г. и в результатах реформы 1832 г. в Англии, сосредоточившей власть в руках британской буржуазии.
Победа буржуазии как в Англии, так и во Франции обозначала вместе с тем обострение противоречий между трудом и капиталом, которые были временно отодвинуты на задний план в эпоху борьбы народных масс, руководимых буржуазией, против «Священного союза» и феодальных правительств, объединившихся вокруг него. В развитии этих противоречий уже в 30-х годах со всей силой стала обнаруживаться реакционность победившей буржуазии, бесчеловечный цинизм голого чистогана.
В странах Западной Европы противоречия между трудом и капиталом уже в эти годы привели к ожесточенным классовым боям, в ходе которых неуклонно закалялось и крепло рабочее движение Англии и Франции, переходя от форм неразвитых к развитым, медленно освобождаясь, в лице своих лучших представителей, от мелкобуржуазных иллюзий и предрассудков.
В 30—40-х годах XIX в. рабочий класс выступил в этих странах как важнейшая общественная сила. На него обрушивались самые жестокие формы эксплуатации и самые бесчеловечные репрессии — от повседневного преследования посредством различных антирабочих законов до мер террора. Рабочий класс проявлял огромную политическую энергию, героизм и организованность, благородство и человечность, чуждые правящим классам и присущие только ему — могильщику капитализма.
Непримиримые противоречия между трудом и капиталом показывали все очевиднее порочность победившего буржуазного строя, вели к кризису и крушению буржуазно-демократических иллюзий не только у писателей трудящихся масс, воспитывавшихся и росших в этой борьбе, но и у лучших, наиболее честных представителей европейской буржуазной интеллигенции, наивно веривших в абсолютную прогрессивность исторической миссии буржуазии. Борьба рабочего класса против господствующих классов Европы стала важнейшим фактором, мощно влиявшим на выдвижение и развитие блестящей плеяды писателей- реалистов XIX в. на Западе.
Реализм Стендаля становится особенно разящим под влиянием обострения классовой борьбы во Франции в 1830—1835 гг. Свой обобщающий разоблачительный творческий метод Бальзак вырабатывает именно в 30—40-х годах. Усиление реалистических тенденций в творчестве Диккенса и Теккерея находится в прямой связи с подъемом борьбы английского рабочего класса в 30—40-х годах. Не становясь в этой борьбе на сторону рабочего класса, иногда даже стремясь склонить его к примирению с правящими классами, эти писатели получали в выступлениях рабочего класса огромный обвинительный материал против буржуазии, заставлявший их неотступно думать о перспективах развития народов. Некоторые из них, как Бальзак и Диккенс, приходили к мысли о необходимости изменения существующего строя.
Программа, цели, методы изменения данного строя составляют самую слабую сторону творчества этих писателей, с очевидной ясностью указывают на буржуазную ограниченность, присущую им в разной степени. Они были чужды идей революционной борьбы рабочего класса, идей научного социализма, к которым приближались в своих лучших призведениях их современники — поэт- коммунист Г. Веерт, поэт-чартист Э. Джонс, молодой Э. Потье, будущий автор «Интернационала».
Идейная насыщенность творчества писателей, связанных с рабочим движением 30—40-х годов XIX в., вносит в эстетику их реалистического творчества особое новое качество, ярко сказывающееся в жизненном положительном идеале, в образе борца-революционера — сына рабочего класса. Хотя этот образ был еще недостаточно разработан вследствие того, что социалистическая революционность пролетариата на Западе только созревала в годы развития этих поэтов (до 1848 г.), он представляет огромную ценность.
Такого положительного образа не было у писателей-реалистов, связанных с умирающей революционностью буржуазной демократии Западной Европы, и это отличает их эстетику от эстетики и творчества писателей-реалистов, шедших вместе с рабочим классом Европы, росших вместе с созревавшей революционностью пролетариата.
Но та убедительность обвинения капиталистического строя, за которую ценили классики марксизма Бальзака и плеяду английских романистов, то мощное сочетание публицистичности и художественности, которое живет в творчестве лучших буржуазных писателей-реалистов XIX в., были подсказаны им грандиозной битвой классов, в которой рождалась революционность пролетариата, выдвигались его вожди — Маркс и Энгельс.
Творчество Бальзака дает убедительный материал для постановки вопроса о решающем значении борьбы французского рабочего класса в становлении критического реализма во французской литературе XIX в. Данные для обоснования и развития подобного взгляда на особенности критического реализма Бальзака имеются в письме Ф. Энгельса к М. Гаркнесс.
«Одной из величайших побед реализма», «одной из величайших черт старого Бальзака» Энгельс считал то, что Бальзак «видел неизбежность падения своих излюбленных аристократов и описывал их как людей, не заслуживающих лучшей участи, и в том, что он видел настоящих людей будущего там, где их в то время единственно и можно было найти»7 Под настоящими людьми будущего Энгельс подразумевает республиканцев — героев монастыря Сен- Мерри8, это были, пишет Энгельс, «люди, которые в то время (1830— 1836) действительно были представителями народных масс» 9. Это важнейшее замечание Энгельса дает нам право сделать два вывода: во- первых, по мнению Энгельса, Бальзак считал закономерным окончательное историческое падение дворянского строя и дворянства как класса («видел неизбежность падения своих излюбленных аристократов»); во-вторых, «настоящих людей будущего» Бальзак видел не в победившей буржуазии; он не принадлежал к числу писателей, прямо или косвенно восхвалявших победу буржуазного строя во Франции, его «нескрываемое восхищение», как пишет Энгельс, вызывали «республиканцы — герои монастыря Сен-Мерри», которые «действительно были представителями народных масс».
— ярых противников правящих классов. Нет поэтому основания говорить о том, что герои Сен-Мерри — подлинно положительные для Бальзака герои, сознательно противопоставленные им «героям» Июльской монархии. Но в концепции французской жизни, данной Бальзаком в «Утраченных иллюзиях», именно они оказываются носителями подлинной человечности и героизма и объективно противостоят «вульгарному богачу-выскочке», а не французская аристократия, о которой Бальзак, несмотря на свои симпатии к ней, пишет с горькой иронией и в духе острой сатиры.
Таким образом, перед нами картина современного французского общества, данная Бальзаком в историческом движении, в его противоречивом развитии: «вульгарный богач-выскочка», представитель той «финансовой аристократии», которая господствовала при Луи-Филиппе, стал хозяином Франции, оттеснив дворянство и купив себе из его среды короля. Но против диктатуры «вульгарного богача-выскочки» уже поднимаются подлинные «представители народных масс»—«республиканцы — герои монастыря Сен-Мерри», и именно в них Бальзак видит «настоящих людей будущего».
Опираясь на выражение Энгельса «республиканцы — герои монастыря Сен- Мерри», наши литературоведы часто ограничивают политическое содержание этих «настоящих людей будущего» у Бальзака понятием буржуазного республиканизма, противопоставленного буржуазной монархии. Тем самым и антипатия Бальзака к буржуазному выскочке и его «нескрываемое восхищение» республиканскими героями 1832 г. ограничиваются пределами буржу- азных кругов французского общества.
Между тем Маркс указывает на то, что восстание 5 июня 1832 г., закончившееся истреблением героически оборонявшейся группы повстанцев в районе монастыря Сен-Мерри, носило характер классового столкновения между буржуазией и пролетариатом: промышленная буржуазия, пишет Маркс, «воображала, что после подавленных в крови восстаний 1832, 1834 и 1839 гг. ее господство над рабочим классом упрочено» 10.
Конечно, восстание 5 июня шло под революционно-демократическими, а не пролетарскими лозунгами, участвовали в нем не только рабочие; но В. И. Ленин указывал, что «пролетариат неизменно играл роль главной движущей силы» во французских революциях после 1793 г., которые он «довел до завоевания республики» 11«главной движущей силой» восстания был парижский рабочий класс, выступавший еще под лозунгами революционно-демократического характера.
Энгельс писал, что Бальзак увидел будущее Франции в «представителях народных масс»; но среди них (чего Бальзак не мог не знать) основную ударную силу составляли французские рабочие.
Добавим к этому, что прежде чем указать М. Гаркнесс на пример реалистического мастерства Бальзака, Энгельс укорял свою корреспондентку в том, что в ее повести «Городская девушка» «рабочий класс фигурирует как пассивная масса, не способная помочь себе...»12. Энгельс указывал, что «мятежный отпор рабочего класса угнетающей среде, которая его окружает, его судорожные попытки, полусознательные или сознательные, восстановить свое человеческое достоинство вписаны в историю и должны поэтому занять свое место в области реализма» 13.
В свете этих указаний Энгельса и следует понимать выражение «республиканцы — герои монастыря Сен-Мерри», которыми восхищался Бальзак. Таким образом, Бальзак вырастает перед нами как художник, показавший в «Утраченных иллюзиях» одну из таких «полусознательных» попыток французского рабочего класса восстановить свое человеческое достоинство, независимо от чаяний и настроений других — нерабочих — участников событий 5 июня.
«Люсьен Левен» есть целая глава, в которой гораздо прямее и подробнее говорится об одной из рабочих забастовок 30-х годов, но к Стендалю неприменима характеристика, данная Бальзаку Энгельсом. Самым важным для нас является то, что Бальзак говорит о героях Сен-Мерри «с нескрываемым восхищением», что самый факт их выступления есть для него знак движения истории вперед. Их героизм помогает писателю понять с особой силой продажность и гнусность буржуазии, а в самом романе «Утраченные иллюзии», как известно, дает возможность противопоставить буржуазному выскочке с его прихлебателями, а также морально павшему, гниющему дворянству образ Мишеля Кретьена, гибнущего вместе с другими защитниками сен-меррийской баррикады от рук разъяренных наемников буржуазии.
Мишель Кретьен, один из героев Сен-Мерри, играет в этом романе совершенно исключительную роль. Бальзак как бы полемизирует с ним, подчеркивая в образе Кретьена черты мечтателя и утописта и не соглашаясь с его воззрениями. Вместе с тем образ Кретьена проходит через весь роман как критерий честности и человечности, как подлинный образец в моральном отношении, не имеющий себе равных в этом смысле среди многочисленных персонажей романа. Это обстоятельство подчеркивает огромную важность и образа Мишеля Кретьена, и всего упоминания о восстании 5 июня 1832 г. в романе «Утраченные иллюзии».
Однако «Утраченные иллюзии»— один из поздних романов Бальзака; прямого изображения рабочих масс в этом романе нет; в других своих художественных произведениях Бальзак не возвращается к событиям 5 июня 1832 г. и не останавливается сколько-нибудь подробно на рабочих восстаниях эпохи буржуазной монархии. Можно ли только на основании «Утраченных иллюзий» ставить вопрос о решающем влиянии французского рабочего движения на развитие критического реализма Бальзака?
Анализ творческого пути Бальзака, прослеженного не только по его художественным произведениям, но и по его публицистике, дает нам право ответить на этот вопрос утвердительно. Бальзак внимательно следил за развитием и ростом французского рабочего класса, изучал его положение, писал о нем в своих романах, посвящал ему специальные работы. Взятые в сумме, эти высказывания Бальзака о рабочем классе подтверждают наше основное положение.
Период подъема классовой борьбы во Франции в конце 20-х годов XIX в., приведший к революционному взрыву летом 1830 г.., был периодом быстрого роста реалистической тенденции в творчестве Бальзака. Накануне революции были закончены «Шуаны»— первый роман, в котором сказалась растущая мощь художника-реалиста, показавшего обреченность дворянской контрреволюции и отсталых, косных слоев французской деревни, поддерживавших ее. Вместе с тем уже в этом романе в образе Корантена нашли выражение глубокие сомнения молодого писателя в сущности буржуазного государства, которое должно было сменить прогнивший старый режим. Бальзак видел, что честные республиканцы, герои вроде Гюло, прокладывали дорогу диктатуре Фуше, власти стяжателей-проходимцев.
— поражение Бурбонов, дни революционных боев, утверждение буржуазно-монархического строя, прикрывшего царство финансовой аристократии,— были для Бальзака огромной общественной школой.
Приводя слова Лаффита, сказанные им королю,—«отныне господствовать будут банкиры»,— Маркс в «Классовой борьбе во Франции» писал: «Лаффит выдал тайну революции» 14. Бальзак разоблачил эту тайну как художник, с необычайной силой показавший растлевающую власть золота, господства банкиров. Однако именно после событий 1830—1831 гг., в которых определилась победа финансовой буржуазии, Бальзак, как известно, перешел на позиции легитимизма.
Мы не можем здесь сколько-нибудь подробно остановиться на проблеме легитимизма Бальзака. Отметим только, что легитимизм Бальзака нельзя рассматривать как идеологию какого-нибудь обычного представителя дворянского легитимизма 30—40-х годов,— хотя бы Ларошжаклена. Легитимизм Бальзака был своеобразной формой оппозиции по отношению к буржуазной монархии, но отличительную черту его составляла реакционная утопия писателя, наивно полагавшего, что возможно создание мощного монархического режима, не только не зависимого от финансовой буржуазии, но даже являющегося инструментом обуздания стяжательской вакханалии банкиров, опозорившей и разорившей Францию при Луи-Филиппе.
Известно, что в реакционной утопии Бальзака монархический режим выполнял функцию силы, сдерживавшей возможные народные движения и поощрявшей имущие средние классы, а особенно промышленную буржуазию, которую Бальзак противопоставлял буржуазии финансовой, объективно отражая известные и временные противоречия этих двух фракций французской буржуазии в 30—40-х годах XIX в. Но следует подчеркнуть, что утопическая монархия Бальзака должна была предупреждать революционные движения не провокациями вроде 5 июня 1832 г. и не истреблением рабочих, как это было в 1831 и 1839 гг.15 В политических размышлениях Бальзака вопрос о благосостоянии народных масс Франции занимал огромное место, и при всей реакционности его легитимистской утопии она именно этим существенно отличается от всех других легитимистских теорий 30—40-х годов. Добавим, что легитимизм Бальзака не был ни последовательным, ни ортодоксальным и приводил его к столкновениям с политическими дельцами, которые хотели воспользоваться его известностью, громким именем. Легитимизм Бальзака был не столько выражением его симпатий к дворянству, сколько проявлением антипатии к царству буржуазного выскочки, выражением глубочайшего разочарования в результатах революции 1830 г.
Доказательством этому может служить публицистика Бальзака начала 30-х годов. Среди его набросков и заметок за 1831 г. обращают на себя внимание три небольших очерка, последовательно относящиеся к июню, июлю и августу этого года — к месяцам, когда в Париже уже чувствовалось обострение противоречий, назревавших по всей Франции и выразившихся затем в революционных столкновениях 1831, 1832, 1834 гг.
Первый из этих очерков—«Способ вызвать смуту» (июнь 1831 г.). Полная убийственной иронии по адресу правительства Луи-Филиппа, эта зарисовка парижской общественной борьбы первого года буржуазной монархии разоблачает провокационную политику победившей буржуазии, замышлявшей пустить в ход оружие против народа. Характеризуя стихийно возникающий митинг в одном из парижских предместий, Бальзак пишет:
«Наверное, из пятисот человек, которые Вас слушают, четыреста девяносто восемь согласны с Вами. Вот дискуссия закончена, народ расходится по своим делам.
Но тут появляется муниципальный гвардеец. Лошадь, появляющаяся в Париже в одиночку, всегда привлекает к себе внимание публики, тем более, что на ней восседает представитель общественной власти. За лошадью следует народ, за народом войско... И вот кабачки закрываются, лошади танцуют, женщины кричат, мужчины ругаются, дети плачут, барабан бьет, толпа угрожающе рычит...» 16
«Нынешний заговорщик» Бальзак посвятил революционной молодежи — членам тайных политических обществ, в изобилии возникавших в знак протеста против политики Луи-Филиппа. Этот очерк начат насмешливо. Бальзак и здесь издевается над буржуазной монархией, расправляющейся слишком жестоко с противником, который уже и не так опасен. Вот облик этого «заговорщика»:
«Ему восемнадцать лет; у него мужество, усы, какой-то странный жилет, хорошо сшитое платье...» [23, 289]. Постепенно писатель уточняет направление тайного общества, к которому принадлежит «заговорщик», улавливает общую тенденцию революционно настроенной молодежи: «он — друг народа, он охотно поступился бы для него частью своего состояния, если бы таковое имелось... Марат — для него система, Робеспьер — организация» [23, 290].
В этих кратких словах схвачены характерные противоречия развивавшегося французского революционного движения 30-х годов: обращение к революционно-демократической традиции прошлого и попытка выйти за ее пределы, попытка смелее поставить вопрос о неимущих народных массах, чьи жизненные интересы никак не укладывались прежде в программу буржуазных революционных движений.
Юный заговорщик в очерке Бальзака — патриот, благородный, горячий юноша, готовый к вооруженной борьбе во имя своих неясных, но глубоко человечных идеалов: «он сможет честно служить своей родине,— пишет Бальзак,— если его нынче не выпотрошит какой-нибудь муниципальный штык».
Так вторгается в очерк весьма трагическая и реальная перспектива, ждущая молодого романтика парижских баррикад: штык муниципального гвардейца, расправа наемников финансовой аристократии, о которых Бальзак говорил с презрением в очерке «Способ вызвать смуту». Теперь этот «муниципальный штык» упомянут с ненавистью; ее причину надо искать не столько в «легитимистском» презрении Бальзака к вооруженным торгашам Луи-Филиппа, сколько в горячем сочувствии к участникам тех парижских тайных обществ, которые становились жертвами «муниципальных штыков» наравне с рабочим людом Парижа.
Парижа — презрение и ненависть к полицейскому государству Луи-Филиппа, любовное отношение к смелым противникам правительства банкиров.
Третий и самый значительный очерк этого летнего цикла 1831 г.—«Две встречи в один год». Он начинается поэтической картиной революции 1830 г.: «Это было в день пробуждения после пятнадцати лет сна. Париж почуял запах пороха, воздух изрыгал свинец, народ кричал «Свобода!» [23, 299].
Далее Бальзак рассказывает об участниках боев 27—30 июля 1830 г., познакомившихся в госпитале, куда они, раненые, попали с улиц Парижа. «Они, страдая, подбадривали друг друга, строили планы будущей свободы, мечтали о славе для Франции, о счастье для своих детей. Наконец раненые уснули — спокойные, убаюканные прекрасными мечтами о будущем».
По прошествии года многое изменилось, пишет Бальзак: «после резни — победа, после победы — дележ; и тут победителей оказалось куда больше, чем сражавшихся. Уж таков закон войны». Но герои 27 июля не согласились с этим «законом». И вот они встречаются вновь — уже как узники победившего строя —«под сводами темницы, на дворе Сент-Пелажи». Они обмениваются выразительным взглядом, и в этом мрачном и молчаливом согласии можно было прочесть историю целой эпохи, выраженную в одном слове: «Предательство!»
Так определилась точка зрения Бальзака на буржуазную монархию, на отношение французской буржуазии к интересам французского народа: писатель назвал это отношение предательством интересов народа, интересов Франции. Эту точку зрения он доказывал как художник, изображая в своих романах результаты хозяйничанья буржуазного выскочки, эту же точку зрения он со страстью отстаивал в своих политических статьях, которые нередко вызывали недовольство в официальных легитимистских кругах.
«О положении партии роялистов». Бальзак писал в ней: «Партия есть соединение людей, которые считают, что их интересы страдают от данного государственного строя. Если их интересы соответствуют большим социальным потребностям, если они согласуются с идеями, в которые массы вложили свое представление о лучшем правительстве, тогда партия становится достаточно сильной, чтобы требовать изменений в государстве или охраны своих интересов» [23, 360].
Интересы партии легитимистов, разумеется, не отвечали ни «большим социальным потребностям», ни представлениям масс о «лучшем правительстве». Но для нас здесь важно это указание Бальзака на поддержку масс, на народность, как на первое условие существования сколько-нибудь значительной партии. Это еще раз свидетельствует о том, какую огромную роль в политических теориях Бальзака играли массы, народ — тот самый народ, чей революционный порыв и глубокое разочарование Бальзак столь живо отразил за год до этой статьи в очерке «Две встречи в один год». Но для нас особенно важно выяснить вопрос — различал ли Бальзак в народе представителей французского рабочего класса, видел ли он французского рабочего как особое явление в жизни французского народа, в его революционном движении?
На этот вопрос надо ответить положительно. Один из персонажей очерка «Две встречи в один год»— парижский рабочий. Бальзак рисует героический образ парижского рабочего — труженика, с оружием в руках вставшего на защиту своих прав: «второй из них был рабочий, печатник. 27 июля, на заре, как и всегда, его разбудили ручонки детей, просивших хлеба.
— Вы его получите, когда отечество будет спасено,— ответил им смельчак.
И вместо завтрака он взялся за свое старое ружье» [23, 300].
же дня, «с пулей в голове», страдающего от раны — и все-таки мечтающего о прекрасном будущем, о славе Франции, о счастье нового поколения французов.
«То было дело народа,— пишет Бальзак,— народ, как ты был прекрасен, как ты был велик тогда!»
Образ рабочего-печатника выдвигается на первый план в этом очерке Бальзака. Он ярче, живее, чем другие два персонажа. Это и понятно — очевидцы подчеркивали, что в июльские дни 1830 г. именно парижские рабочие проявляли особый героизм и решительность. Один из участников революционных событий писал: «Уверенный больше, чем когда-либо, что надо было полагаться только на одних рабочих, я возвратился в свою мэрию. Здесь человек 50 рабочих, вооруженных и безоружных, ни о чем другом не думали, как только о том, чтобы выступить». Наблюдательность Бальзака-художника не изменила ему при создании картины, изображающей Июльскую революцию: вместе с ее участником он подметил в парижанине-рабочем особую революционную энергию и готовность к борьбе.
Вполне понятно, поэтому, что Бальзак-художник уделяет в своих произведениях внимание растущему рабочему классу Франции. В повести «Златоокая девушка» Бальзак создал замечательный обобщенный образ французского рабочего. Он писал: «Рабочий, пролетарий, человек, шевелящий ногами, кулаками, языком, спиной, только своею рукой и пятью своими пальцами, чтобы жить,— так вот этот человек, который больше всех других должен бы бережливо расходовать основу своей жизни, перенапрягает свои силы, запрягает жену в какую-нибудь машину, заставляет работать своего ребенка, пригвождая и его к одному из колес механизма». Рабочие руки, подчеркивает Бальзак, создают всю современную материальную культуру. Писатель слагает восторженный гимн рабочему труду и противопоставляет рабочим, «людям пота и воли, труда и терпения», отталкивающую и внушающую презрение фигуру капиталиста, фабриканта, который обманывает трудящийся люд.
Этот мощный собирательный образ французского рабочего люда особенно обогащает критическую силу реализма Бальзака: противопоставленный рабочей массе карикатурный портрет капиталиста-фабриканта тем более отвратителен, чем величественнее и сильнее изображен рабочий класс.
«Люди эти,— пишет Бальзак с негодованием,— рожденные, несомненно, для того, чтобы быть прекрасными... с самого детства приписаны в подданные молота, ножниц, прядильной машины... Народ этот обладает своими проявлениями доблести, своими совершенными личностями, своими неведомыми Наполеонами, которые представляют собой типический образ его сил в высшем их выражении».
Так, в 1834 г. Бальзак уже называет рабочих особым народом, гениально отражая обостряющийся процесс борьбы двух наций — нации труда и нации капитала — в одной нации. Бальзак говорит о рабочих как о сильной нации, «которая... ужасна один раз в век, воспламеняемая, как порох...».
Буржуазная ограниченность Бальзака наложила свой отпечаток на характеристику рабочего класса в повести «Златоокая девушка». Бальзак приписывает парижскому рабочему чрезмерную страсть к водке, которая «подготовляет его к революционному пожару», грубую ненасытную жажду золота и наслаждений; эти характерные суждения, ярко говорящие о противоречивости мировоззрения Бальзака, резко дисгармонируют с приподнятым и восхищенным тоном, каким повествует писатель о талантах и энергии рабочего класса. Но, несмотря на резкость таких противоречий, они не могут заслонить от читателя главного открытия, сделанного Бальзаком,— художник увидел в рабочем классе огромную творческую силу, созидательную, деятельную и страшную для мира собственников.
В повести «Златоокая девушка» немало противоречий, немало черт, свидетельствующих о силе и устойчивости буржуазных тенденций в мировоззрении писателя. Но в небольшом отступлении в повести «Фачино Кане» Бальзак писал о рабочем люде Парижа с глубокой любовью и уважением. Он хотел вжиться в его быт, полно представить себе не только все тревоги и горести рабочей жизни, но и те высокие чувства, которые были доступны только рабочему и о которых Бальзак писал как о доблестях французского рабочего класса. «Нередко между одиннадцатью часами вечера и полуночью я, повстречав рабочего с женой, возвращавшихся из театр-à Амгибю-Комик, развлекался тем, что шел следом за ними по бульвару Понтшу до бульвара Бомарше. Вначале они обычно толковали о пьесе, которую только что смотрели, потом, мало-помалу начинали толковать о своих делах... Слушая этих людей, я постигал их жизнь, я чувствовал на своем теле их лохмотья, ноги мои шагали в их дырявых башмаках. Их желания, их потребности овладевали моей душой или, лучше сказать, моя душа проникала в их душу. Вместе с ними я негодовал на хозяев мастерских, которые притесняли рабочих, и на дурных заказчиков, у которых по нескольку раз приходилось безуспешно выпрашивать плату... Уже в то время сложное целое, именуемое народом, я расчленил на составные части и подверг его анализу, чтобы определить и хорошие его качества, и дурные. Я уже знал, сколько возможностей заложено в этом предместье, в этом питомнике революций, где взращиваются герои, изобретатели-самоучки, плуты, злодеи, добродетели, пороки — и все они подавлены нищетой, принижены нехватками, одурманены пьянством, изнурены спиртными напитками».
Трудно сомневаться в том, что на формирование этих взглядов Бальзака повлияла борьба французских рабочих, активизировавшаяся в эти годы и особенно остро проявившаяся в лионских событиях 1831 и 1834 гг. Как увидим, Бальзак был о них хорошо осведомлен, хотя до поры и не упоминал о них прямо.
с его сторонниками в своих романах, он высмеивал сен-симонистов и в своей публицистике (см. специальную статью Бальзака «Сен-симонянин и сен-симонист», 1831). Но в течение 30-х годов его отношение к распространению социалистических теорий делалось все более и более серьезным; в этом смысле особенно показательна трактовка утопического социализма в романе «Утраченные иллюзии».
В 1831 г. сен-симонисты представлялись Бальзаку безобидной и смешной сектой, но на рубеже 30—40-х годов, когда шла окончательная обработка «Утраченных иллюзий», Мишель Кретьен, изображаемый как человек, близкий к идеям утопического социализма, показан смелым и мудрым политиком-мечтателем, который мог бы стать одним из вождей колоссального общественного переворота, заменяющего буржуазный строй строем без эксплуатируемых и эксплуататоров. Смелым идеям Кретьена придан революционный характер, чуждый сен-симонизму. В этом примечательном факте есть некоторый анахронизм: изображая в Кретьене члена тайного общества эпохи Реставрации, Бальзак приписывал ему и его программе черты, намечавшиеся во французском рабочем движении второй половины 30-х годов, свидетельствовавшие о медленном, но неуклонном росте элементов пролетарской сознательности, вызревавшей в классовых боях 1834—1839 гг. В этом отношении образ Кретьена в большей степени представляет эпоху кануна 1848 г., т. е. ранние коммунистические устремления французского рабочего класса, чем эпоху утопического социализма и борцов Сен-Мерри. Кретьен противостоит не столько обществу эпохи Реставрации, сколько буржуазному строю после 1830 г., в борьбе с которым он и гибнет.
Вся чрезвычайно важная линия Кретьена в романе была подсказана Бальзаку фактами из истории французского рабочего движения второй половины 30-х годов.
Бальзак чутко улавливает ход исторического развития Франции, дальнейшее развитие противоречий между трудом и капиталом. Если в его очерках начала 30-х годов рабочий появляется только как один из представителей революционного народа и сами очерки не посвящены собственно рабочему движению, то в 40-х годах Бальзак печатает две специальные статьи о положении рабочего класса во Франции, правильно увидев и оценив рост этой великой общественной силы.
Весьма значительным свидетельством отражения борьбы французского рабочего класса в творчестве Бальзака была его статья «О рабочих», помещенная в третьем (сентябрьском) номере журнала «Revue Parisienne» за 1840 г.
«хора друзей порядка»— защитников буржуазной монархии —«хору друзей свободы»— поборников буржуазной республики. Иронически относясь к обоим «хорам», из которых один клевещет на рабочих, а другой слащаво их захваливает, Бальзак делает вывод о том, что поборники буржуазной республики спекулируют на рабочем вопросе в своей борьбе за власть против орлеанистов 17.
Переходя непосредственно к вопросу о положении рабочего класса во Франции, Бальзак бросал в лицо правящим классам обвинение в том, что они сами толкают французских рабочих на вооруженное выступление. Показывая растущую нищету рабочих, Бальзак утверждал, что буржуазные отношения, развивающиеся во Франции, ведут к росту рабочего класса и вместе с тем обрекают его на полуголодное существование, отдают его в кабалу капиталисту. «Правительство не имеет права становиться между хозяином и рабочим,— насмешливо писал Бальзак,— да у него есть только право пускать в ход пушки против рабочих масс...» [23, 759]. Он подтверждал это обвинение указаниями на «мятеж в Лионе» и «мятеж в Париже», которые, с его точки зрения, были логическим следствием тяжелейших условий, созданных для рабочего класса предпринимателями и правительством.
«Нажива! вот отныне лозунг Франции»,— восклицал Бальзак, и на вопрос о том, чем же держится это государство торгашей, отвечал: жаждой денег. С уверенностью утверждал писатель, что это царство мошенников закончится крахом: новая аристократия, состоящая из спекулянтов, писал Бальзак, будет прогнана разъяренными массами. Репетицию этого будущего восстания масс против преступной французской буржуазии Бальзак видел в лионских и парижских событиях 1834—1839 гг.
В близившемся столкновении народных масс с правящими классами Франции Бальзак уделял особую роль французскому пролетариату. Ограбленный, закабаленный, терроризируемый буржуазией, рабочий класс станет ударной силой революции: «Рабочие, запоминайте это хорошенько, это самые настоящие унтер-офицеры армии нищеты, генералы которой сидят в республиканской партии»,— писал Бальзак.
В 1834 г. в повести «Златоокая девушка» Бальзак еще утверждал, что подъем рабочего движения —«революционный пожар»— может зависеть от «заманчивого слова» опытного агитатора, от «водки», воспламеняющей восприимчивый дух рабочего. Теперь, всего через шесть лет, умудренный изучением французской действительности, он с замечательной точностью указывал на социально-экономические причины роста рабочего движения во Франции. Картина жизни современного французского общества все определеннее вырисовывалась перед Бальзаком как картина борьбы классов, в которой перед отвратительной и жалкой фигурой буржуа все отчетливее и грознее вставала могучая фигура рабочего.
классе —«Письмо о труде».
Эта примечательнейшая из публицистических статей Бальзака не была напечатана при его жизни. Этот последний — и самый меткий — удар писателя по буржуазному обществу дошел до читателей через полстолетия, в знаменательную эпоху революционной борьбы в России. Ее опубликование в «Revue des deux Mondes» l8 было, несомненно, связано с обострением классовой борьбы во Франции, с тем острым интересом, который вызывал к себе рабочий вопрос у буржуазного читателя. Видимо, редакция журнала, публикуя эту работу Бальзака, придавала особый смысл той ее части, которую можно рассматривать как положительную часть программы Бальзака,— конечно, глубоко ошибочную.
Эта положительная часть заключается в призыве к искусственной индустриализации Франции и к борьбе за рынки сбыта. Бальзак полагал, что эти две меры дадут хлеб рабочим и удержат их от новой революции.
Буржуазная французская пресса не постыдилась использовать в 1906 г. последнюю статью великого французского писателя для циничной империалистической демагогии.
— критика политики Временного правительства в рабочем вопросе.
Бальзак вспоминает здесь свою статью 1840 г. — «О рабочих». «В течение семнадцати лет,— пишет он,— Луи-Филипп постоянно попирал и приносил в жертву моральные и политические интересы Франции... В 1840 году я предупреждал: тот, кто опирается на коммерческий интерес, ни на что не опирается, так как коммерция, продажная буржуазия была самой обманчивой из всех сил — и действительно, национальная гвардия сбросила Луи-Филиппа, ибо во Франции честь дороже денег, и если вы слишком явно предаете честь нации, она восстанет».
Напомнив о том, что его предположение оправдалось и что Февральская революция положила конец бесславной буржуазной монархии, Бальзак грозил теперь — весной 1848 г.— новой революцией, которая обрушится на победивших буржуазных республиканцев.
Это будет революция коммунистов, утверждал Бальзак и, анализируя состав Законодательного собрания, писал: «Оно фатальным образом уже разделилось на правых и левых, и левые — это фурьеристы, коммунисты и радикальные республиканцы». Угрозу новой близящейся революции, в которой левая группировка Законодательного собрания станет руководящей силой, Бальзак видел теперь уже только в рабочих и доказывал, как в статье «О рабочих», что и на этот раз правящие классы толкают рабочий люд на революционное выступление.
Особый повод к возмущению рабочих Бальзак видел в создании «национальных мастерских», о которых Маркс писал: «Под этим громким именем скрывалось не что иное, как использование рабочих на скучных, однообразных, непроизводительных земляных работах с заработной платой в 23 су. Английские работные дома под открытым небом — вот чем были эти национальные мастерские. Временное правительство думало, что нашло в них вторую пролетарскую армию против самих же рабочих. На этот раз буржуазия ошиблась в национальных мастерских точно так же, как рабочие ошиблись в мобильной гвардии. Она создала армию мятежа» 19.
«дезорганизацией труда». Анализируя условия труда в этих «работных домах под открытым небом», Бальзак указывал, что буржуазия с помощью «национальных мастерских» вводит форму еще худшего закабаления рабочих, деквалифицирует их, грабит, разрушает семью рабочего человека. Стараясь определить место рабочего в буржуазной экономике, Бальзак доходил до замечательного открытия: «рабочий — торговец,— писал он в цитируемой статье,— его капитал — это физическая сила, и он ее продает за оспариваемую им цену».
Однако продажа единственного «капитала» рабочего — его труда — была поставлена в новой, республиканской Франции в столь невыгодные и тяжкие условия, что рабочим, с точки зрения Бальзака, остается либо умереть, либо взяться за оружие. «Государство, где хорошие и умные рабочие, трудясь столько, сколько они хотят и сколько могут, не находят средств существования для своих семей,— это плохо организованное государство»,— писал Бальзак.— Ему возмездием будет черный флаг рабочих Лиона, на котором написаны страшные священные слова... Работа или смерть!»
Напоминая о Лионе французской буржуазии 1848 г., Бальзак тут же подчеркивал, что теперь —«после Лионской катастрофы»— рабочие имеют опыт борьбы, который не преминут использовать при создавшемся положении.
В «Письме о труде» звучит страх Бальзака перед новой гигантской волной рабочего движения, перед «гражданской войной в ее самом страшном обличий — войной труда и капитала», к которой шла Франция.
Каковы бы ни были противоречия этого документа, он замечателен тем, что в нем французские рабочие —«производители всей материальной продукции»— показаны и как активнейшая историческая сила, оказывающая решающее влияние на всю жизнь Франции. Как бы ни были утопичны и реакционны намечаемые Бальзаком пути дальнейшей политики страны, эти пути прежде всего диктуются необходимостью решать самый важный, с точки зрения Бальзака, вопрос современной ему французской жизни — рабочий вопрос.
В августе 1848 г. Бальзак иронически писал в Париж по поводу постановки одной из своих комедий, высмеивавших французское мещанство: «Можно ли ставить ее теперь, на другой день после битвы, в которой буржуазия столь благородно лила свою кровь во имя спасения цивилизации?» [24, 512]. Как видно из этих негодующих слов, Бальзак в 1848 г. не изменил своего отношения к «муниципальным штыкам», о которых он с презрением писал еще в начале 30-х годов.
В письме к матери от 6 ноября 1848 г. Бальзак назвал переживаемый год «ужасным годом» («une terrible année»); он написал знаменательную фразу: «У Франции более нет ни славы, ни достоинства...» Таково было его суждение о возникавшей Второй республике, утопившей в крови восстание героического парижского простолюдина.
Собранные нами факты свидетельствуют о значительном и постоянном внимании Бальзака к французскому рабочему движению, целям которого он не сочувствовал, но растущее историческое значение которого видел лучше других буржуазных писателей Франции. Каждое новое значительное событие в истории французского рабочего движения 30—40-х годов показывало Бальзаку со все большей полнотой бесчеловечность и антинародность возникавшего буржуазного общества, давало все новые и новые материалы для обвинения правящих кругов Франции, учило его живой диалектике истории, углубляло критический реализм писателя.
В этом нас убеждают не только приведенные выше наблюдения, но и весь ход творческого развития Бальзака, замечательный тем, что это развитие шло по восходящей линии, отмечено произведениями все большей обличительной силы.
«Анти- Дюринге»: «Но в то время как указанный переворот в воззрениях на природу мог совершаться лишь по мере того, как исследования доставляли соответствующий положительный материал для познания,— уже значительно раньше совершились исторические события, вызвавшие решительный поворот в понимании истории. В 1831 г. в Лионе произошло первое рабочее восстание; в период с 1838 по 1842 г. первое национальное рабочее движение, движение английских чартистов, достигло своей высшей точки. Классовая борьба между пролетариатом и буржуазией выступала на первый план в истории наиболее развитых стран Европы...»20
Бальзак в известной мере приблизился к этому «решительному повороту в понимании истории», когда писал в предисловии к «Истории величия и падения Цезаря Биротто»: «Единственный роман, возможный в прошлом, исчерпан Скоттом. Это борьба крепостного и буржуа против дворянства, дворянства — против церкви, дворянства и церкви — против монархии. Сегодня равенство порождает во Франции бесконечные оттенки».
«Равенство», о котором писал Бальзак, было буржуазным строем, в котором с каждым годом все острее обнаруживались «бесконечные оттенки» его основного противоречия — противоречия между трудом и капиталом. И чем полнее проявлялось это противоречие в течение периода с 1830 до 1848 г., тем глубже и правдивее становился критический реализм Бальзака.
В процессе становления реалистического творческого метода Бальзак отказывался от элементов романтизма, выступал все более правдивым изобразителем подлинных типических явлений современности. На предательство интересов народа—создание буржуазной монархии во Франции — он отозвался не только критикой ее в цитированных выше очерках и статьях, но и разоблачением власти денег в художественных произведениях — в повестях «Гобсек» и «Шагреневая кожа».
Жестокость и подлость буржуазии, проявившиеся в классовых боях 1831 —1834 гг., дали Бальзаку материал для обличения ее представителей в «Евгении Гранде» (1833) и «Отце Горио» (1831 —1834). Едва ли случайным совпадением можно объяснить тот факт, что наиболее полный анализ волчьего закона буржуазных отношений сделан Бальзаком именно в этом романе, законченном в год Лионского восстания: как помним, Бальзака потрясли и мужество его участников, и особенно жестокость его усмирителей.
«Утраченными иллюзиями» и создает роман «Цезарь Биротто» (1837), в котором показывает дальнейший ход ограбления Франции дельцами финансовой аристократии, а также роман «Банкирский дом Нусингена»— эту блестящую сатиру на космополитическую верхушку новой буржуазной знати.
События 1839 г. дали новый толчок развитию критического реализма Бальзака, проявившегося как в статье «О рабочих», так и в новелле «Пьер Грассу». Бальзак уничтожающе отзывается о «подвигах» национальной гвардии, истреблявшей инсургентов, а в новелле «3. Маркас» разоблачает подлую и бешеную борьбу за власть между разными кликами финансовой аристократии. В отличие от более ранних произведений, «3. Маркас» следует рассматривать как прямой памфлет на буржуазные правительственные круги 30—40-х годов, тесно связанный с публицистикой Бальзака.
Этот новый толчок, полученный Бальзаком в 1839 г., особенно сказался на дальнейшей работе над «Утраченными иллюзиями». Недаром именно об этом романе, как о «величайшей победе реализма», писал Энгельс; только в нем художник увидел «настоящих людей будущего там, где их в то время единственно и можно было найти». Эту «победу реализма» невозможно отрывать от идей, изложенных в статье «О рабочих», которая была отголоском событий 1839 г. и последующего подъема рабочего движения во Франции.
Наконец, уже на подступах к новой революционной эпохе, отражая ее приближение, Бальзак пишет сатирическую повесть «Выборы» и создает роман «Крестьяне», замечательный по прямому и смелому изображению классовой борьбы. Хотя внимание автора и сосредоточено на картине борьбы между крестьянским и дворянским землевладением, но французская деревня показана, как это подчеркнул Маркс, в процессе капиталистического развития. Остроту изображения классовой борьбы в романе, как и анализ развития капитализма во французской деревне, нельзя не поставить в связь с замечательной глубиной анализа развития современной Франции в «Письме о труде», которое целиком построено на наблюдениях над борьбой рабочего класса страны.
К величайшей победе реализма — к умению найти типические обстоятельства эпохи, увидеть ее характерные противоречия — Бальзак пришел именно под воздействием борьбы рабочего класса Франции, объективно отражая условия и результаты этой борьбы.
«Утраченные иллюзии». В отличие от других западноевропейских реалистов XIX в. в этом романе Бальзак смог противопоставить правящим классам — и вырождающемуся дворянству, и вульгарному денежному выскочке — глубоко привлекательный образ революционера, созданный как прямое отражение впечатлений художника от борьбы народных масс Франции против режима Орлеанов.
Развить дальше и углубить проблему положительного героя — представителя народных масс Франции — Бальзаку помешали противоречия его мировоззрения. Но советскому читателю Бальзак особенно дорог именно потому, что в его произведениях галерее убийственных сатирических и разоблачающих образов, в которых писатель заклеймил правящие классы Франции, противопоставлены образы ее тружеников, образы носителей ее революционных традиций.
1952
Примечания
1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 1. С. 542.
2. Маркс К. Английская буржуазия// Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 10. С. 648.
—47.
4. См.: Маркс К. Капитал. Т. 1//Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 602.— Прим.
5. Письма Ф. Энгельса к разным лицам: Маргарет Гаркнесс [Лондон, начало апреля 1888 г.] //Маркс К-, Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 37. С. 36.
6. См.: Ленин В. И. Лев Толстой, как зеркало русской революции//Полн. собр. соч. Т. 17. С. 209.
7. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 37. С. 37.
9. Там же. С. 37.
10. Маркс К. Классовая борьба во Франции//Мар/сс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 7. С. 8.
11. Ленин В. И. Об оценке текущего момента//Полн. собр. соч. Т. 17. С. 281.
12. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 37. С. 35.
14. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 7. С. 8
15. Имеется в виду жестокое подавление властями Лионского (1831) и Парижского (1839) вос- станий.— Ред.
16. Balzac. Œuvres: En 24 v. Paris, 1925—1926. V. 23. P. 287. Далее в статье ссылки на это из- дание с указанием тома и страницы.
17. Сторонники Луи-Филиппа Орлеанского.— Ред.
19. Маркс К. Классовая борьба во Франции//Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 7. С. 24
20. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 25.