ФИЛОСОФСКАЯ ПОЭЗИЯ ИОГАННЕСА БЕХЕРА
Проблему о соотношениях художественного метода и творческой индивидуальности хочется рассмотреть на примере литературной деятельности замечательного немецкого поэта Иоганнеса Бехера.
Обращение к Бехеру — мыслителю и художнику оправдано: Бехер — и один из крупнейших лириков XX в., и автор выдающихся по богатству мысли книг о поэтическом мастерстве.
Положение об «эстетическом освоении мира» как о вмешательстве в жизнь, при котором поэт руководствуется определенным идейным комплексом, выдвигается Бехером на первый план в его поэтике. Из этого положения и развертывается затем представление Бехера о поэзии как о таком отражении действительности, при котором поэт активно вмешивается в сущность происходящего, участвует в борьбе за изменение мира. Через сравнение с эстетикой Гете Бехер указывает на известную преемственную связь социалистического искусства наших дней с великим искусством прошлого, но подчеркивает историческое своеобразие социалистической эстетики, понимаемой им как новый великий этап в развитии человечества.
— блистательное явление современной социалистической культуры. Значение Бехера для развития социалистического реализма в немецкой литературе и в литературе мировой трудно переоценить. Его творчество, начиная с 30-х годов, обнаруживает глубоко национальный характер немецкого социалистического реализма, дает пример для доказательства неисчерпаемого многообразия различных национальных форм социалистического искусства.
Вместе с тем теоретические высказывания Бехера и его творчество убедительно говорят и о том, что именно социалистическое искусство дает неограниченные возможности для развития творческой индивидуальности поэта. Как страстно борется Бехер против тех, кто мешает этому, кто затемняет великие творческие перспективы развития искусства при социализме безграмотными сектантскими рассуждениями, мещанской клеветой, охотно рядящейся в ризы ревизионизма!
Именно потому Бехер пишет, что его замечания о современном искусстве — это устремления, усилия (Meine Bemerkungen und Bemühungen). Бехер говорит в своих четырех книгах, 1 что он стремился пополнить нашу общую эстетическую теорию о закономерностях искусства тем, что высказал некоторые мысли о специфическом характере отдельных родов словесности — прежде всего лирики — и тем хотел «побудить литературоведов к разработке этой конкретной стороны эстетической теории».
Так сам Бехер заявляет об индивидуальной специфике своего поэтического принципа: для него во всем процессе развития словесного искусства социалистического реализма важна прежде всего проблема лирики.
— герой своего стихотворения; он, по словам Бехера, «изображает самого себя». Выдвигая это утверждение, которое звучит спорно, Бехер далее существенно уточняет свою формулировку: «Изображая себя, он изображает свое время,— пишет Бехер о поэте-лирике.— Нельзя заменить «я» понятием «мы» и думать, что «мы»—это не «я». Это было бы вполне схематически-бюрократическим истолкованием. «Мы» в таких случаях все равно остается: «я»...» 2 И далее, ставя вопрос о том, насколько время может отразиться в лирическом творчестве, насколько «изображение себя» в лирической поэзии становится изображением эпохи, каковы при этом индивидуальные возможности поэта-лирика, Бехер ссылается на собственный опыт. «Моя концепция поэтического творчества или мой поэтический принцип отличается от воззрений других поэтов прежде всего в двух пунктах...»— утверждал Бехер и так формулировал эти два пункта:
«1) Лирический поэт, создавая свой образ, тем самым воплощает в образную форму определенную проблему современности, причем это «я», поэтическая личность, должно стать представительным характером, органом, посредством которого эпоха находит вновь свой поэтический образ.
2) Поэтический принцип надо отстаивать не только в художественном творчестве, но и за его пределами. Моя общественная деятельность, как я ее осуществляю, есть не что иное, как подобная «защита поэзии» [P. P., S. 227— 228]. Следуя за поэтом, мы можем сказать вместе с Бехером, что его лирическая поэзия — действительно грандиозная картина целого полустолетия, «от начала XX века», как говорит Бехер, до «середины века»: начало столетия, первая мировая война, послевоенные годы с 1919 по 1933, изгнание, вторая мировая война, возвращение домой, «возрождение Германии из руин, новое в нашей жизни»,— перебирает Бехер события, которыми жила его поэзия,— и думая о них, мы читаем эти даты почти как названия книг лирики Бехера. Тут же Бехер дистанцируется от мысли о том, что лирический поэт всю жизнь пишет одно стихотворение — т. е. от теории неизменности таланта лирического поэта. Нет, талант поэта меняется вместе с его эпохой и откликается на нее, утверждает Бехер.
Так, четко ставя вопрос о тесной связи поэта-лирика с современностью, Бехер много внимания уделяет проблеме познания современности. Живая философская мысль всегда обогащает и его теоретические построения, и его поэзию: индивидуальной особенностью лирики Бехера оказывается не только острое чувство времени, но и философская содержательность, плодотворное соединение «мысли и духа», о котором поэт говорит постоянно. В теоретических работах Бехера и в его стихах положения научного социализма, идеи классиков марксизма-ленинизма раскрываются во всей их поэтической человечности, в их коммунистическом гуманизме. Органическое единение философской мысли и поэтического таланта отличает стихи Бехера от творчества многих поэтов современности, в чьих произведениях еще не преодолено несколько механистическое восприятие философской мысли, вследствие чего возникают случаи нарочитого, искусственного соединения лирики и философии, лирики и политики. Выражаясь словами Белинского, сказанными о Беранже, у Бехера «политика — это поэзия, а поэзия — политика»— в том новом смысле слова, который, естественно, мы вкладываем в это определение, если прилагаем его к поэту- современнику.
ту величавую историческую перспективу, которая специфична для всего его зрелого творчества. Отсюда сложный поэтический образ Германии в его стихах: единство ландшафтов и эпох, насыщенных драматическим историческим содержанием, которое воплощается в фигурах великих немцев — Рименшнейдера 3, Мюнцера, Гриммельсгаузена, Гельдерлина, Гете и других, кому посвящены сонеты Бехера, гармонически выражающие и личность поэта, создавшего их (сонет Бехера неповторимо индивидуален по форме), и личность того, о ком говорится в его строках. Острое чувство времени заставляет Бехера с особой страстью вникать в историю своего народа, искать в ней ответа на острые вопросы современности. Тридцатилетняя война как огромный и сложный образ лирики Бехера — совсем не просто беспросветная юдоль скорби, как в писаниях буржуазных авторов. Это страшное испытание, постигшее немецкий народ, но доказавшее его жизненность и выдержку. И если тогда народ не погиб — таков вывод поэта,— то тем более теперь, опираясь на братскую поддержку других народов, освободивших его от нацистского кошмара, поднимется он для новой жизни. И долг писателя XX в.— не только восхищаться стоическим мужеством летописцев той эпохи, Гриммельсгаузена и Грифиуса, о которых Бехер вспоминает с таким глубоким уважением, но и самому активно участвовать в этом подъеме «к новой жизни», выражаясь словами Бехера.
В обобщенных лирических образах выступает в поэзии Бехера и вековая революционная традиция немецкого народа, воспетая им от дней «Бедного Конрада» до классовых битв 1918—1923 гг., в которых Бехер получил свое боевое крещение. Можно указать и на другие подобные обобщенные лирические образы, проникнутые острым ощущением истории, в которую столь быстро превращается событие современности. Это образы подпольщиков-антифашистов, образы советских солдат, защищающих на полях сражений Отечественной войны будущее человечества. В стихах 50-х годов о ГДР — это образы немецких трудящихся, ищущих пути вперед, поднимающих страну из руин, строящих новую жизнь, добывающих то самое «счастье далей», которое свег тится все ближе, которому посвятил Бехер сборник своих стихов («Счастье далей близко»).
Обобщенные образы событий, стран, народов, классов у Бехера — глубоко индивидуальная особенность его поэзии, тем более ценная, что личность в этих обобщенных лирических образах не стирается. Намеченная особым лирическим почерком, она и в обобщенном виде остается личностью, как личностями остаются фигуры борцов-антифашистов на гениальном памятнике Крамера в Бухенвальде. Между манерой Крамера и лирическим обобщением Бехера есть много общего. Эта манера лирического обобщения событий, людей, картин природы прямо связана с лирическим историзмом Бехера, с его глубоким чувством времени как вечно изменяющегося, движущегося фактора развития действительности и личности поэта.
«Вот в чем новое,— писал Бехер в статье «О новом в литературе»,— вжиться в могучий шум, с которым несется поток нашего времени — слышите этот могучий шум? То шумит новая жизнь!» По-своему этот лирический — в полном смысле слова музыкальный и ритмический образ шумящего времени — соизмерим со словами Александра Блока о «музыке сфер», которую должен слышать и понимать каждый настоящий поэт. Но это поэтическое ощущение времени у поэта социалистического реализма Бехера оказалось новым, отличающимся от ощущения Блока, и он нашел для него новое образное воплощение, отказавшись от платоновского образа, к которому обращался русский поэт.
— вполне закономерно — к понятию и образу нового, которое имеет огромное и сложное значение в поэзии Бехера. Новое для Бехера не сводится к описанию тракторов и рабочих собраний, как это еще бывает у некоторых поэтов. Оно отнюдь не сводится и к злободневной агитационной политической поэзии, хотя Бехер не раз показывал себя мастером и этой нужной формы.
Новое, утверждает Бехер, нельзя показать вне борьбы со старым, в которой старое нередко пытается прикинуться новым и удушить подлинно новое. Поразительное по сконцентрированной презрительной ненависти разоблачение нацизма в поэзии Бехера, как и его неустанная борьба против всего, что мешало развитию молодой демократической Германии, тесно связаны с этим умением срывать маски с исторических мертвецов, пытающихся выдать себя за провозвестников будущего. Образ нового в лирике Бехера — необыкновенно многостороннее художественное явление, охватывающее и гигантские общественные процессы, и судьбы отдельных людей, и природу, подчиненную людям, которые умеют и калечить и улучшать ее. С большой силой лирический образ нового у Иоганнеса Бехера выступает в стихотворении «Мертвые деревья»: весной среди мрачных руин города, испепеленного громами войны, вдруг зазеленели ветки, уцелевшие на уродливых обгорелых стволах старых деревьев: и опять вешний цвет лег на опаленную землю, и над могилами звучит пение птиц. Новое возникает не на пустом месте. У нового есть корни в старом. Изображать новое — это значит судить и о старом: и о поразительной жизненной силе старых стволов, все же давших новые побеги, и о смертоносной силе зла, грозящего всякой жизни. Такова поэтическая диалектика образа нового у Бехера.
Черты нового надо уметь открывать в повседневной жизни, как бы ни была она трудна — учит лирика Бехера. И недаром в его работах по вопросам эстетики так часто встречается слово «entdecken»—«открывать». «Я всю жизнь открывал для себя новых поэтов и новые книги, и меня всегда тянуло рвануться вперед и увидеть новое»,— писал Бехер. О своих четырех книгах по вопросам эстетики он сказал, что они «написаны под знаком этой страсти к открытиям, в которую входит и чувство того, как бесконечны возможности открытий также и в литературе!» [P. P., S. 108].
Вполне понятно, что творческое постижение нового тоже было для Бехера радостью поэтических открытий. Он писал об этом в цитируемой выше статье. «Новое в своей специфике состоит для нас прежде всего в том, что мы заново открываем страну, в которой нам надо проявить себя, в ее истории, в ее людях, в ее величии и ее слабости, во всем многообразии ее красоты и во всем богатстве ее природы. В этом новооткрытии,— писал Бехер, уже прямо переходя к немецким писателям, обращаясь к ним,— таится и новая страстная любовь, такая, какой до сих пор не знала наша литература. В той мере, в какой были мы лишены родины, росла в нас любовь к родине,— но с тем, что мы создадим родину новую...»
новое в играх и веселье детворы, которая была еще краше и трогательнее, еще жизнерадостнее на фоне руин («В развалинах»); в заботливом женском труде, который сохранил в невзгодах войны дом для того, кто вернулся из плена («Трапеза вернувшегося домой»); в электростанции, восстановленной из руин — и принадлежащей теперь народу; в крестьянке, которая сама тащит тяжкий плуг по пашне — чтобы был хлеб. Со временем эти образы народа, поднимающего из разрухи страну, делались все радостнее, все лучезарнее — лирик Бехер открывал новые и новые чудеса жизни, возникавшие вокруг него. Среди поздних стихотворений Бехера, которые стали подлинными художественными открытиями, бессмертным вкладом в изображение свободного народа, строящего социализм, отметим стихотворение с полемическим названием «Хвала творцу», славящее человека, переделывающего мир — или, как поэтически сказал об этом Бехер, создающего мир заново. Высоко ценя ясность и полноту выражения идеи, Бехер, естественно, как хороший философ, придает огромное значение поэтической форме — как собственно языку поэтического произведения, так и стиху. Совершенство формы, плодотворное новаторство, учитывающее и задачи современной поэзии, и значение поэтической традиции, отличают поэзию Бехера. В связи с этим нельзя не отметить как глубоко индивидуальное выражение таланта Бехера его любовь к сонету. В революционной поэзии XX в. не раз делались попытки оживить этот емкий и открывающий огромные возможности жанр (Бехер прав, когда считает сонет именно жанром лирики). Укажем на попытки такого рода в русской советской поэзии — венки сонетов Сельвинского, Тарловского. Но только Бехеру удалось вдохнуть подлинную новую жизнь в сонет, сделать его полноправным современным поэтическим жанром, значение которого он разъяснил как теоретик в работе «Малое учение о сонете». Некоторые поэты Германской Демократической Республики тоже обращались к старинным и редким поэтическим жанрам. Так, например, С. Хермлин создал вполне своеобразный вариант французской баллады на немецкой почве. Но, сами по себе превосходные, баллады Хермлина в известной мере стилизация, чего не скажешь о сонетах Бехера, и это объясняется гораздо большим единством формы и содержания, достигнутым в сонетах поэта. А это качество, в свою очередь, зависит, как я думаю, от глубокого и поэтически разработанного философского содержания сонетов Бехера.
не присущие ему метры, преобразил его в великолепную импрессию,— но лишил законченности, четкости («Сонеты к Орфею»):
Литература Германской Демократической Республики богата значительными поэтическими дарованиями, притом очень различными. Поэтическая манера С. Хермлина резко отличается от стиля Курта Бартеля, лирика покойного Л. Фюрнберга так же неповторимо своеобразна, как поэзия Маурера или Фюмана. Но если вспомнить, что каждый из этих поэтов, как и многие другие, брался за сложную задачу изображения современника, пытался создать образы людей, строящих в ГДР новый мир, то в общем их сравнении с опытом И. Бехера откроются и глубоко индивидуальные художественные средства, которыми пользовались для этого названные поэты, и огромный успех в достижении этой цели, выпавший на долю Бехера — мастера глубоких лирических обобщений, поэта, умеющего создать и поэтический образ массы, и показать в обобщенном виде черты и настроения индивидуальности,— а среди них — запечатлеть с особой полнотой и выразительностью свои собственные черты, черты поэта эпохи социалистических революций.
Мне кажется, приведенные соображения позволяют сделать вывод о том, что поэтическая индивидуальность лирического поэта Бехера сложилась и развилась со всей полнотой именно в условиях построения социалистического общества, одним из зодчих которого был и Бехер, в процессе осознания им задач, стоящих перед ним как поэтом этого общества. Стремясь осознать задачи и сущность социалистического искусства и определить свое место в современной поэзии стран социализма, Бехер пришел и к глубоко индивидуальным, но представляющим значительную общую ценность взглядам на современную лирику, создал произведения, в которых с наибольшей полнотой выразилась социалистическая сущность его искусства.
и наивного отождествления метода и мировоззрения. Пример Бехера дает основания тому, чтобы говорить о неразрывной диалектической связи и взаимообогащении метода и мировоззрения, направления и творческой индивидуальности, о плодотворном воздействии передовых философских и эстетических идей на развитие писателя. Однако при этом необходимо, чтобы идеи были восприняты, осмыслены и усвоены поэтом творчески, с осознанием их специфики в данной области искусства и пониманием того, что искусство, отражающее действительность и ею порождаемое,— изменяется и развивается вместе с действительностью и не терпит ни скупых схем, ни субъективных абстракций.
1964
— Ред.
2. Becher Johannes R. Das poetische Prinzip. S. 232. Далее ссылки на это издание.
—1531) — немецкий скульптор. Во время Крестьянской войны стал на сторону восставших крестьян.— Ред.