ШИЛЛЕР В ОЦЕНКЕ ПЕРЕДОВОЙ РУССКОЙ КРИТИКИ
Борьба за исторически верное и подлинно научное истолкование творчества великого немецкого писателя шла не только в Германии, но и в России, где Шиллер — поэт и драматург, Шиллер — автор трудов по вопросам эстетики — был давно и хорошо известен. Мы можем по справедливости гордиться результатами, достигнутыми советской наукой. Стараниями ее представителей, авторов исследований о Шиллере, установлен прогрессивный, демократический характер его творчества; разбиты попытки превратить великого писателя-гуманиста в болезненного мечтателя, якобы капитулировавшего перед немецкой действительностью XVIII в.; намечены плодотворные возможности решения сложной проблемы противоречий Шиллера, наличие которых советские исследователи никогда не замалчивали, но в которых они видели отражение противоречий этой действительности.
В своем изучении Шиллера советское литературоведение действовало в тесном контакте с советским театром: ни на один год не прерывалась жизнь героев пьес Шиллера на сцене советского театра. Он был и остается одним из любимых театральных авторов советского зрителя. Углубляя старую классическую трактовку шиллеровских ролей, завещанную русской сценой XIX в., советский театр дал новое истолкование основных образов шиллеровской драматургии, ярко и убедительно показал тираноборческий, демократический характер «Разбойников», «Коварства и любви», «Вильгельма Телля», раскрыл драматизм эпохи, изображенной в «Дон Карлосе» и «Марии Стюарт».
Советское литературоведение изучает творчество Шиллера в тесной связи со всем немецким литературным процессом XVIII в. и, в частности, с творчеством Гете. Видя существенные различия, имевшиеся в ряде важнейших политических, философских и эстетических вопросов между Гете и Шиллером и не замалчивая их, советские литературоведы всегда подчеркивали и те неразрывные связи, которые объединяли Гете и Шиллера в борьбе за развитие передовой немецкой литературы.
Изучая Шиллера, советские исследователи основываются на общих принципах марксистско-ленинского литературоведения, на работах Маркса и Энгельса, в которых специально рассматриваются вопросы истории Германии и немецкой культуры. Вместе с тем советские ученые широко используют в своих работах о Шиллере наиболее ценные достижения передовой русской науки XIX в.
Изучение и освоение творчества Шиллера в русской литературе, в русской критике началось еще на рубеже XVIII —XIX вв.
Много сделал для ознакомления русского читателя с Шиллером В. А. Жуковский. Его переводы стихов и драм Шиллера — среди них «Орлеанской девы»— являются и значительным событием в истории русской литературы, и выдающимся достижением в истории русского художественного перевода. О том, что переводы Жуковского из Шиллера открывали доступ к творчеству великого немецкого поэта, увлекали русского читателя, показывали художественные достоинства оригинала в самом привлекательном виде, свидетельствуют такие взыскательные судьи переводческого искусства, как Белинский и Чернышевский.
Огромна была работа, проделанная Жуковским — переводчиком Шиллера. Надо было использовать богатство русского языка, русского стиха, русской ритмомелодики для того, чтобы воспроизвести в полной мере и шиллеровский пафос, и шиллеровское богатство зрительных образов, и шиллеровскую гибкость стиха.
Разумеется, для этой многолетней работы, в которой отразилось и развитие самого Жуковского-поэта, понадобилось глубокое проникновение в творческий мир Шиллера. Жуковский изучал творчество Шиллера пристально и всесторонне, стремясь понять особенности мировоззрения поэта и передать это понимание в своих переводах. Поэтому следует поставить вопрос не только о Жуковском — переводчике Шиллера, но и о Жуковском — критике Шиллера, дававшем подчас глубоко своеобразную интерпретацию его произведений, объяснявшуюся особенностями мировоззрения самого Жуковского. Точный в том, что касалось технических сторон стихотворного перевода и по преимуществу точный в передаче духа подлинника, Жуковский разрешал себе нередко характерные отступления от оригинала — не резкие, но придававшие переводу несколько иной колорит по сравнению с подлинником. На это уже указывали некоторые исследователи Жуковского, изучавшие и его работу переводчика. В нашей литературе о Жуковском отмечена, например, особенно вольная интерпретация «Леноры» Бюргера.
Нечто подобное можно встретить и в интерпретации Шиллера. Жуковский «смягчает» колорит некоторых его стихотворений, устраняет важные реалистические детали, которые кажутся ему грубыми и слишком материальными, усиливает — где это возможно — спиритуалистические тенденции поэзии Шиллера. Так было даже в классическом по совершенству переводе баллады Шиллера «Торжество победителей» (на это уже указывалось в некоторых работах о Жуковском); так было и в переводе «Орлеанской девы». Например, шиллеровские стихи:
Doch auf Erden ist mein Hoffen,
und im Himmel ist es nicht!
переведены у Жуковского:
Но души моей желание
не живет на небесах!
Как будто ничего не изменено: внесен незначительный на первый взгляд нюанс. Однако если у Шиллера земная сущность Иоанны резко подчеркнута словами «auf Erden», то нюанс, введенный Жуковским, создает известную поэтическую недоговоренность, возможность различных толкований, снимает точность шиллеровского текста, важную для понимания характера Иоанны. В той же песне Иоанны строки
Mich der Schuld dahinzugehen
Ach! Es war nicht meine Wahl!
переведены у Жуковского:
Я ль сама то избрала?
Сравнительно незначительный нюанс снова многое изменяет в поэтике Шиллера, привносит в нее тот колорит, который был в целом чужд ей, хотя временами и встречался в ней.
Попутно следует отметить, что весь перевод песни Иоанны, безусловно замечательный по своим художественным достоинствам, сделан у Жуковского в ином метрическом ключе, чем у Шиллера: Жуковский ввел дактилическую рифму, которой нет в подлиннике, и придал всему стихотворению меланхолическую, медитативную интонацию. Подлинник, написанный четырехстопным хореем, звучит более нервно, трагично, стремительно.
При всем том переводы Жуковского ввели поэзию и драматургию Шиллера в широкий обиход русских читателей. Широкое и прочное признание Шиллер получил в России уже в 10—20-х годах XIX в. 1
Если реакционно настроенные литераторы видели в Шиллере прежде всего поэта-идеалиста, использовали глубокую противоречивость многих его произведений для того, чтобы представить его творчество как уход от действительности в мир отвлеченных эстетических идеалов, то прогрессивная русская литература уже тогда, в 10—20-х годах XIX в., чутко улавливала значение гуманизма Шиллера, ценила тираноборческую тенденцию его лучших произведений, отзывалась на благородный общественный пафос его творений.
Писатели-декабристы высоко ценили Шиллера-тираноборца. В статье «Взгляд на русскую словесность» Бестужев-Марлинский, горячо любивший Шиллера, отнес его к числу «иноземных классиков» и особо отметил, как важный факт, перевод «Орлеанской девы», сделанный Жуковским. Шиллером-тираноборцем остро интересовался Кюхельбекер.
Хотя в высказываниях Пушкина о зарубежной литературе Шиллеру уделяется значительно меньше внимания, чем Гете, однако несколько замечаний свидетельствует о постоянном внимании Пушкина к Шиллеру. Великий немецкий поэт был для Пушкина не мечтателем, далеким от жизни, а художником, создававшим произведения со значительным общественным содержанием. Как влияли лучшие гуманистические идеи Шиллера на его русских читателей, показывают «Былое и думы» Герцена. Замечательный русский писатель и политический борец с глубокой признательностью вспоминает о поэзии Шиллера: она была близка романтическому бунтарству молодого Герцена и его друга Огарева.
Примечательны упоминания о Шиллере, имеющиеся в литературно-критических статьях Гоголя. В статье «Петербургские записки 1836 года» Гоголь среди крупнейших драматургов прошлого упоминает после «строгого, осмотрительного Лессинга» «благородного пламенного Шиллера», который, по его словам, «в таком поэтическом свете» показал «достоинство человека». Великий русский сатирик-реалист проник в самую сущность патетического гуманизма Шиллера; об этом свидетельствует и более позднее высказывание Гоголя. Упоминая Шиллера, Гоголь говорит о том, что немецкий поэт грезил «о лучших и совершеннейших идеалах», создал себе «из них мир»— и жил в этом «поэтическом мире». Конечно, это только одна сторона богатой творческой натуры Шиллера: но русский писатель верно подметил и порыв Шиллера к лучшему будущему, и противопоставленность эстетической мечты Шиллера грубой и жалкой, «ничтожной» немецкой действительности конца XVIII в.
— декабристов и Пушкина, глубокую и широко разработанную систему взглядов на творчество Шиллера.
Интерес к Шиллеру проходит через всю деятельность Белинского. Шиллер был одним из тех зарубежных писателей, которых он особенно хорошо знал и любил. Белинский восторженно упоминает о нем уже в «Литературных мечтаниях»— первом своем выступлении — и часто возвращается к нему в 40-х годах, в пору своей зрелости. Вместе с тем во взглядах Белинского на Шиллера отразилось и общее развитие великого русского критика. Они делались все более историчными и глубокими по мере формирования передовых
Белинский видел в Шиллере и Гете «двух великих гениев». Их гениальность заключалась для русского критика не только в художественном таланте, но и в высоких гуманистических идеях, проповедниками которых они выступали. Гуманистическое содержание творчества Шиллера Белинский отмечал неоднократно и в самых восторженных выражениях: произведения Шиллера он называл «трепещущими пафосом любви ко всему человечному»2. Со временем этот пафос любви «ко всему человечному» предстал перед Белинским в более конкретном историческом аспекте: он увидел в Шиллере великого национального поэта Германии и вместе с тем не просто провозвестника любви к человечеству, но «трибуна человечества», «страстного поклонника всего высокого и нравственно прекрасного»[Зу 384], борца за это «прекрасное».
В 40-х годах Белинский рассматривает творчество Шиллера как порождение общественных условий, сложившихся в Германии в XVIII в.
эстетики Шиллера, борьбу реалистических и отвлеченных, схематизирующих тенденций в творчестве писателя критик отмечал уже в первых своих высказываниях о Шиллере. Но в 40-х годах противоречия Шиллера ставятся им в прямую связь с условиями немецкой действительности: говоря о них, Белинский указывает, что эти противоречия «прямо вышли из социального положения немцев» [3, 56].
Высказывая общие замечания о Шиллере и об отдельных эстетических проблемах его творчества, Белинский специально останавливался на анализе некоторых произведений поэта. Известна его статья-рецензия на русский перевод «Мессинской невесты» Шиллера, в которой затронуты многие важные вопросы художественного мастерства великого немецкого поэта. В статье «Стихотворения Е. Баратынского» Белинский высказывал ряд мыслей о драматургии Шиллера, особенно о «Разбойниках»; в статье, посвященной комедии «Горе от ума», великий критик прозорливо заметил, что подлинным героем драмы «Орлеанская дева» является народ; Белинский отмечал «эксцентрическую силу пламенного, бурного одушевления» в «Гимне радости» Шиллера [2, 47]; во второй статье о сочинениях А. С. Пушкина критик дал развернутую характеристику «Торжества победителей».
В ряде высказываний о Шиллере Белинский связывал великого немецкого поэта не только с историей немецкой литературы, но и с будущим немецкого народа. С особой отчетливостью эта мысль нашла себе выражение в известном месте статьи «Сочинения Державина»: «Вообще, Байрон так же есть намек на будущее Англии, как Шиллер — намек на будущее Германии: оба эти поэта были резкими противоречиями национальному духу своих стран, и в то же время каждый из них мог явиться только в своей стране» [2, 514—515]. Следует согласиться с мнением советского литературоведа Н. Н. Вильяма-Вильмонта, считающего, что под этим «будущим» критик, применительно к Германии, подразумевал «прямое восстание против полуфеодальных немецких порядков».
В высказываниях Белинского о Шиллере был затронут и творческий метод немецкого писателя. Указывая на то, что в произведениях Шиллера действительность нередко находит себе яркое и правдивое отражение, подчеркивая жизненность многих тем Шиллера, русский критик в то же время выдвигал не раз мысль о том, что в творчестве Шиллера немало черт романтизма.
Вопрос о романтизме Шиллера Белинский решал очень плодотворно. Он указывал на борьбу реакционных тенденций в мировоззрении и эстетике Шиллера — Белинский называл их «романтизмом в смысле средних веков»— с тенденциями романтизма прогрессивного, наличие которых позволяло Белинскому сравнивать Шиллера с Байроном. Не подлежит сомнению, что слабые стороны творчества Шиллера Белинский рассматривал как нечто второстепенное по сравнению с сильными сторонами, нашедшими яркое воплощение в «Вильгельме Телле»— произведении, высоко ценимом Белинским.
«Да здравствует великий Шиллер,— восклицает Белинский,— благородный адвокат человечества, яркая звезда спасения, эмансипатор общества от кровавых предрассудков предания!»
В такой образной форме дана оценка Шиллера именно как великого передового поэта, борющегося против феодальной реакции. К этой оценке Белинского близок Герцен. В своей статье «Дилетантизм в науке» (1843) Герцен не раз упоминает Шиллера, говоря о нем как о писателе, имеющем большое общественное значение. Герцен цитирует стихотворение Шиллера «Начало нового века» как пример глубокой поэзии, полной «предчувствий и вопросов». В своих последующих работах Герцен высказал много важных наблюдений над творчеством Шиллера, над природой его творческого метода.
Новый этап изучения Шиллера в России начался в 50-х годах прошлого века, в связи с деятельностью Чернышевского. Его первая большая работа о жизни и деятельности Лессинга свидетельствует о глубине специальных знаний в области истории немецкой литературы, которыми обладал Чернышевский. Уже в этой работе он рассматривал Шиллера как одного из продолжателей дела Лессинга, отмечая вместе с тем и те противоречия Шиллера, которые отличали его от Лессинга — последовательного просветителя.
Чернышевский не разделял эстетической теории Шиллера. Нередко он прямо полемизировал с ее положениями. Но, несмотря на это, он видел в Шиллере- художнике крупнейшего деятеля немецкой литературы. Чернышевский посвятил специальную статью выходу в свет первого тома русских переводов стихотворений Шиллера, изданного в 1856 г. Н. В. Гербелем.
Это издание, начатое в 1856 г., состояло из девяти томов и было закончено в 1861 г. Оно явилось первой попыткой дать русскому читателю систематизированное и относительно полное собрание сочинений Шиллера. Чернышевский приветствовал появление первого тома как важное начинание: «Произведения Шиллера были переводимы у нас,— писал Чернышевский,— и этого довольно, чтобы мы считали Шиллера своим поэтом, участником в умственном развитии нашем»3«Чувство справедливой благодарности», говорит Чернышевский, характеризует отношение русского читателя к Шиллеру.
С большим чувством пишет Чернышевский о значении Шиллера в мировой литературе. «Его поэзия никогда не умрет», утверждает великий русский революционер-демократ. «Пафос этой поэзии,— продолжает он,— пламенное сочувствие всему, чем благодарен и силен человек». Подобно Белинскому, Чернышевский был уверен в большом будущем, которое ждет произведения Шиллера: «Пора такой поэзии не прошла и никогда не пройдет, пока человек будет стремиться к чему-нибудь лучшему, нежели окружающая его действительность» 4.
Говоря о противоречиях Шиллера, Чернышевский точнее, чем Белинский, определяет их характер. «По его мнению,— пишет русский критик, подразумевая Шиллера,— необходимо нравственное возрождение человека для того, чтобы изменить к лучшему существующие отношения». В устах вождя революционной демократии это, конечно, полемическая характеристика. Но даже критикуя немецкого поэта, Чернышевский тут же указывает на историческую обусловленность его заблуждений.
Огромное мастерство Чернышевского — критика и историка литературы — полностью выразилось в этой небольшой, но очень содержательной статье. Немногие слова, сказанные в ней о Шиллере, дают вместе с тем весьма полное для 50-х годов прошлого века решение вопроса о непреходящей ценности творчества Шиллера и об его внутренних противоречиях.
Собрание сочинений Шиллера, первый том которого получил оценку Чернышевского, продолжало выходить. Рецензии на следующие его выпуски писал уже не Чернышевский, а его друг и ученик Н. А. Добролюбов, блестящий знаток Шиллера, сам поэт-переводчик, тонко разбиравшийся в искусстве художественного перевода.
—«Шиллер в переводе русских поэтов», с указанием тома, которому посвящена данная рецензия,— в 1857, 1858, 1859 гг. Добролюбов уделяет особое внимание качеству переводов: по его мнению, прекрасная поэзия Шиллера должна быть воспроизведена на русском языке с максимальным приближением к содержанию и форме подлинника. Добролюбов требовал от переводчиков точности в передаче национальной формы и решительно восставал против русификации подлинника, против перенесения в подлинник черт, присущих русской поэзии. Критикуя за неточный перевод стихов Шиллера поэтов В. Бенедиктова и К. Аксакова, Добролюбов демонстрирует недостатки их перевода как раз на таком тексте, который в подлиннике звучит как прямой тираноборческий призыв, а в переводе ослаблен и обезличен. Так, обходя препоны царской цензуры, Добролюбов раскрывал русскому демократическому читателю подлинное общественное значение поэзии Шиллера.
Среди рецензий Добролюбова особый интерес представляет его отзыв на перевод драмы «Заговор Фиеско в Генуе». По существу Добролюбов пишет здесь не столько о качестве перевода — это только предлог — сколько о самом произведении, в котором критику дороги свободолюбивые порывы молодого Шиллера, его ненависть к феодальному немецкому режиму, его мечты о республиканском строе. С особым сочувствием говорит Добролюбов о республиканце Веррине, который представляется ему подлинным героем трагедии Шиллера. «Прямота и неуклонная безбоязненность республиканца выражаются в каждом слове»,— заявляет Добролюбов.— Он состарился в республиканских убеждениях, они вошли в плоть и кровь его»5.
Мужественный и неподкупный республиканец Веррина — обаятельная фигура. Добролюбов указывает на его моральную красоту, на его благородство и самоотверженность. Неукротимая духовная сила Веррины, его непреклонность и решимость — следствие его служения делу свободы, делу борьбы против несправедливого социального строя.
Никто до Добролюбова в русской критике не раскрыл с такой глубиной сильные стороны этой драмы Шиллера. Пропаганда республиканских идеалов, прославление героя-республиканца, содержащиеся в этой рецензии, делают небольшую работу Добролюбова важным явлением не только в русской литературе о Шиллере, но и в русской передовой критике вообще. Статья интересна общей постановкой вопроса о положительном герое-республиканце, герое-революционере.
Традиции Белинского, Чернышевского и Добролюбова не угасли и в последующие десятилетия, несмотря на все старания реакции. Они сохранялись в подходе передовой русской критики 1860—1870 гг. к Шиллеру. Салтыков- Щедрин, с горячим сочувствием упоминая «Разбойников» Шиллера среди ряда лучших произведений мировой литературы, называет их произведением «в высшей степени тенденциозным», имея в виду острую антифеодальную направленность этой драмы 6.
—70-х годах, в частности взглядам Достоевского.
Достоевский упоминает о Шиллере в своих статьях на литературные и общественные темы; задевает он шиллеровские мотивы и в своих художественных произведениях. Не раз Достоевский говорит о Шиллере с присущим ему нервным пылом, словно защищая немецкого поэта от чьих-то нападок; настаивая на том, что Шиллера в России понимают и знают лучше, чем в Западной Европе, Достоевский в 1876 г. писал: «У нас он, вместе с Жуковским, в душу русскую всосался, клеймо в ней оставил, почти период в истории нашего развития обозначил»7. Однако присущая Достоевскому глубокая противоречивость обнаруживается и тут: в том же «Дневнике писателя», только за 1877 г., мы находим ядовитое суждение о «русских джентльменах»— либералах, среди которых есть люди почти невинные, почти Шиллеры»8. Тогда же, в 1877 г., Достоевский с глубоким осуждением упоминает о том, что Шиллер приветствовал французскую революцию.
То иронизируя над шиллеровским идеализмом, то превознося его, Достоевский обнаружил непонимание тех сложных противоречий Шиллера, той революционной силы, жившей в его творчестве, о которых писали русские революционные демократы.
«академическое» представление о Шиллере как о поэте-идеалисте, бунтовавшем в своей юности, но затем пришедшем к примирению с немецкой действительностью, то в научной среде находились и передовые деятели, вроде безвременно погибшего молодого А. Шахова, который в своих лекциях «Гете и его время» (1873— 1874) подчеркнул тираноборческие тенденции Шиллера, отметил политическое значение его поэзии.
Глубокую оценку творчества Шиллера в его отношении к литературе «Бури и натиска» дал М. Н. Розанов в обстоятельной монографии «Якоб Ленц» (М., 1901). Анализ юбилейной шиллеровской литературы 1905 г. в связи со столетием со дня смерти писателя свидетельствует об углубляющемся интересе к изучению Шиллера в России: революционные события 1905 г. отразились во многих статьях о Шиллере либо прямыми намеками на созвучность тираноборческих мотивов Шиллера революционным настроениям того времени, либо замечаниями о воспитывающей, политической роли литературы в странах, борющихся против абсолютизма.
Неустанная работа над переводами Шиллера, над изучением его наследия, которая велась в России в конце XIX в., получила отражение в новом, четырехтомном собрании его сочинений под редакцией С. А. Венгерова, снабженном научным аппаратом и рядом статей, характеризовавших степень развития шиллероведения в русской науке начала XX в. Однако в целом на этом издании Шиллера все же лежал отпечаток академизма; против той объективистской трактовки, которая преобладала в статьях данного издания, уже в начале XX в. выступала русская марксистская критика 9.
Горький в высказываниях о литературе не раз уделял особое внимание всей эпохе Гете и Шиллера в Германии. Основоположник социалистического реализма указывал на народные истоки творчества великих немецких писателей XVIII в., на гуманистический характер их творчества, служившего в XX в. делу борьбы рабочего класса.
После 1917 г. пьесы Шиллера стали у нас еще более популярны, чем в старой России. Ряд драматургических произведений Шиллера не сходит с советской сцены в годы гражданской войны. В своем романе «Хмурое утро» А. Н. Толстой рассказывает, как в одном из полков Красной Армии в 1919 г., в пору ожесточенной борьбы против белых, драматический кружок ставит, ко всеобщему удовольствию, «Разбойников» Шиллера. «Правдивая вещица», говорит об этой постановке красноармеец Латугин, а красный командир Сапожков по требованию аудитории выступает с лекцией «о немецкой литературе времен «Бури и натиска», где сравнивает «бурных гениев»— Шиллера, Гете, Клингера — с молодыми орлятами, разбуженными приближающимися зарницами великой французской революции».
«Необыкновенное лето» рассказано о другом шиллеровском спектакле, поставленном в дни гражданской войны, о «Коварстве и любви». В самый разгар спектакля, когда публика — рабочие, красноармейцы, трудовая интеллигенция — захвачена игрой актеров, приходит весть о разгроме белых войск на Южном фронте. Несомненно, советский писатель не случайно сделал немецкого драматурга своеобразным свидетелем торжества революционного народа.
И Толстой, и Федин, вводя изображение шиллеровских спектаклей в свои романы, отражали факты советской действительности: советский зритель любил и любит Шиллера, понимает его пафос, его искренность, его благородные порывы, его ненависть к угнетателям.
В курсе лекций «История западноевропейской литературы в ее важнейших моментах», читанном в первые годы Советской власти, А. В. Луначарский ставит вопрос о природе революционности Шиллера. Луначарский утверждает, что, несмотря на трагическую противоречивость всего произведения, Шиллер «развертывает в «Разбойниках» громадную революционную энергию». Указывая также на большую ценность «Коварства и любви», Луначарский далее освещает в своей лекции о немецкой литературе XVIII в. внутреннюю эволюцию Шиллера, намечая в принципе правильно основные этапы творческого развития писателя. Важно также то обстоятельство, что Луначарский подчеркивает значение демократичности, плебейского начала в творчестве Шиллера.
Однако не со всеми высказываниями Луначарского о Шиллере можно согласиться. Так, он недооценивал значение драмы «Вильгельм Телль», которую современные советские литературоведы считают вершиной в творчестве зрелого Шиллера.
Изучение Шиллера в СССР вступает в новый этап в 30-е годы в связи с изданием целого ряда работ Маркса и Энгельса, среди которых многие были опубликованы впервые и, таким образом, впервые стали использоваться при изучении истории литературы. Среди материалов, которые были особенно важны для изучения Шиллера и получили у нас широкое распространение именно в 30-е годы, необходимо в первую очередь назвать статью Энгельса «Положение в Германии» и переписку Маркса и Энгельса с Лассалем, а также письмо Энгельса к Минне Каутской от 26 ноября 1885 г.
переписка проливала свет на специфические черты эстетики Шиллера; в письме к Минне Каутской Энгельс давал высокую оценку «Коварства и любви», важную для общего понимания Шиллера.
Развернувшееся во второй половине 30-х годов изучение Шиллера в СССР было одним из участков огромной культурной работы, которую в то время проводила советская научная общественность. Как и в других областях советской культуры, в советском шиллероведении вырисовывались все более широкие перспективы, намечались все новые и новые исследовательские и издательские возможности.
Идя навстречу интересам массового читателя, советские издательства после 1917 г. часто и в самых различных изданиях выпускали произведения Шиллера. Собрание сочинений Шиллера, начатое еще до второй мировой войны, было результатом работы не только советских переводчиков, но и советских ученых.
Среди работ, посвященных Шиллеру советскими учеными, следует отметить труд Ф. П. Шиллера «Творческий путь Ф. Шиллера» (1934). Хотя эта книга теперь устарела в методологическом отношении, она дает во многом верную характеристику творческой эволюции Шиллера и особенностей его творческого метода.
Несомненный интерес представляет статья H. Н. Вильяма-Вильмонта, напечатанная в качестве предисловия к однотомнику произведений Шиллера, выпущенному в 1954 г. Эта работа, несмотря на свою сжатость, дает новое решение вопроса об общем направлении развития творчества Шиллера в последние годы жизни писателя. Вильмонт с полным основанием полагает, что творческий путь Шиллера оборвался в пору расцвета его таланта и что последние его произведения были отражением освободительных движений народных масс Европы, поднимавшихся на борьбу против феодальной реакции и против кровавой, угнетательской политики Наполеона. В этой статье впервые сделана попытка рассмотреть трилогию о Валленштейне в свете исторических задач, встававших перед немецким народом на пороге столетия, задач, выдвигаемых борьбой за воссоединение Германии. (...)
повторены в наши дни. В СССР великое гуманистическое искусство Шиллера стало народным достоянием. Десятки советских театров ставят пьесы Шиллера; в программу советских филологических вузов Шиллер входит как один из авторов, которым уделяется особое внимание. Каждый советский школьник знает о Шиллере. Творения великого немецкого писателя переведены на многие языки народов СССР, его произведения выходят в новых переводах и новых изданиях огромными тиражами и расхватываются читателями.
Шиллер дорог советским людям, которые чтут в нем великого немецкого поэта. Дорог Шиллер и миллионам людей, объединенным в движении за мир. Но особенно велико значение Шиллера для немецкого народа. В поэзии Шиллера немецкий патриот наших дней найдет немало стихов и образов, которые и сегодня сохраняют свое высокое общественное и художественное звучание. Пламенные слова Шиллера о единстве в борьбе за вольность, в борьбе против тирании, сказанные им в его оде «К радости», звучат и сегодня как завещание поэта-патриота, как боевой призыв.
1955
Примечания
1. Первые переводы произведений Шиллера появляются в конце XVIII в.—«Разбойники», например, в 1793 г.
2. Белинский В. Г. Собр. соч.: В 3 т. М., 1948. Т. 2. С. 299. Далее в статье ссылки на это издание с указанием тома и страницы.
4. Там же. С. 507.
5. Добролюбов И. Л. Собр. соч.: В 9 т. М.: Л., 1962. Т. 5. С. 528, 530.
6. Это замечание Салтыкова-Щедрина особенно интересно в связи с оценкой, данной Ф. Энгельсом драме Шиллера «Коварство и любовь» в письме М. Каутской 26 ноября 1885 г.: «первая немецкая политически тенденциозная драма» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 36. С. 333).
7. Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч.: В 12 т. Спб., 1894—1895. Т. 10. С. 205.
9. Г. В. Плеханов в статье «Литературные взгляды В. Г. Белинского» (1897).