Научные публикации Саратовского государственного университета имени Н. Г. Чернышевского, 2000
http://www.sgu.ru/faculties/historical/sc.publication/vseob.hist./stran.com
«ЧТО СКАЖУТ ПЕРСЫ ВАШИМ КОРОЛЯМ?»
В «разговоре» со священным орлом главный герой сумел повернуть мысль своего оппонента против него же самого. В речи орла происходит крутой поворот. Он только что, торжествуя, говорил об исключительной силе христианства, а теперь повел речь о том, что немало людей только именуются христианами, что их дела «родят презренье в эфиопе». И, более того,
«Что скажут персы вашим королям,
Когда листы раскроются для взора,
Где полностью записан весь их срам?
Там узрят, средь Альбертова позора,
Как пражская земля разорена,
О чем перо уже помянет скоро;
Там узрят, как над Сеной жизнь скудна.
С тех пор как стал поддельщиком металла
Тот, кто умрет от шкуры кабана; (15*)
Там узрят, как гордыня обуяла
Шотландца с англичанином, как им
В своих границах слишком тесно стало» (Р., ХIХ, 112-123).
Орел обличает французского короля Филиппа IV, широко практиковавшего «порчу монеты», что страшно удорожало жизнь в стране, обличает королей Англии и Шотландии, ведущих непрерывные взаимные войны, королей кастильского и чешского, неаполитанского короля Карла Анжуйского, сицилийского короля Фридриха II. Достается по заслугам королям арагонскому и болгарскому, норвежскому, португальскому и сербскому и «лютому зверю» Генриху III Лузиньяну, терзающему города острова Кипр (см.: Р., ХIХ, 112-123). В сравнительно короткой, но до предела насыщенной обличительной речи безжалостной политической порке подвергнуты чуть ли не все сколько-нибудь значительные правители феодальной Западной Европы. Они именовали себя правоверными христианами, но творили злые дела, которые «родят презренье в эфиопе» (Р., ХIХ, 109).
И все это, накипевшее в сознании, поэт ловко вложил в уста «священного орла», в речах которого должна была бы оправдываться христианско-феодальная политическая действительность; ведь тот же орел уверял, что Благая воля из начала дней
«От благости своей не отступала.
То – справедливо, что созвучно с ней» (Р., XIX, 84-88).
XIX песнь Рая – яркий пример того, как великолепно Данте умел вкладывать беспощадные слова ненависти к царящему в мире тиранству в уста оппонентов своего главного героя.
В нелегком споре с орлом он, этот главный герой, победил. Он заставил своего «священного» оппонента от теологии обратиться к земле, к земной политике. И, сколько бы раз орел ни повторял: «... навеки свят Предвечный суд» (Р., XX, 52-53), правда жизни опровергает благую волю Провидения.
Но, при всей уничтожающей критике позорной политики королей, князей – владык средневековой Европы, главным центром XIX песни «Рая» остается провозглашенный Данте (пусть даже через «опровергающий» клюв орла) манифест ВЕРОТЕРПИМОСТИ. Пятнадцать веков назад неистовый Августин провозгласил, что даже самый хороший человек, не делавший зла, не избежит Ада, если он не был сочленом христианской общины (вне церкви нет спасения!). В 2000 году глава римско-католической церкви папа Иоанн-Павел II заявил, что каждый хороший, порядочный человек, к какой бы религии он ни принадлежал, верил или не верил в бога, – спасет свою душу. Данте пришел к этому выводу на 700 лет ранее.
Свободомыслие и веротерпимость и поныне остаются актуальными, а порой болезненными общественными вопросами, нередко крайне обостряющими взаимоотношения народов. На пороге ХIV века Данте первым имел смелость отказаться от догмата о единоспасающей силе христианской религии и отстаивать идею веротерпимости, преследуемую как ересь, но призывающую залечить кровоточащую язву религиозной нетерпимости. Его монолог, вложенный в уста враждебного ему священного орла: «Родится человек над брегом Инда…», явился вызовом средневековой вероисповедной нетерпимости как знамени вражды народов.
– не выдумка каких-то пасквилянтов. Это основанная на непреложных фактах уничтожающая политическая речь поэта-патриота – первого настоящего политического поэта уходящего Средневековья и наступающего Возрождения – Данте Алигьери, умело вложенная в клюв имперского божественного орла.
Как видим, Данте имел все основания, начиная XIX песнь «Рая», предпослать ей следующую терцину:
И то, что мне изобразить осталось,
Ни в звуках речи, ни в чертах чернил,
Ни в снах мечты вовек не воплощалось (Р., XIX, 7-9).
тезиса об исключительности и особой спасающей силе христианства; того, что человеческое познание – «мрак, мгла телесная, телесный яд».
Уже отмечалось, что спор о веротерпимости и человеческом познании был перемещен Данте в область политики, где его орел, оперируя фактами, доказывал жалкое, отвратительное состояние феодально-королевско-захватнической системы, но вместе с тем убедительно продемонстрировал неспособность «небесных сил» «благолепно» и разумно управлять Землей.
До Данте такой неприглядной и такой правдивой картины политической жизни средневековой Европы не создавал никто.
15* Французский король Филипп IV, погибший на охоте.