Научные публикации Саратовского государственного университета имени Н. Г. Чернышевского, 2000
http://www.sgu.ru/faculties/historical/sc.publication/vseob.hist./stran.com
КТО ЖЕ ГЕРОЙ ПОЭМЫ?
В таком сложном, многогранном произведении, как «Комедия» Данте, поэме, охватывающей и Землю, и Небо, ответить на этот вопрос не так-то просто. Бог? Но он как лицо, как персона на сцене не появляется. Святители, известные церковные деятели ХII-ХIII веков появляются эпизодически, рассказывают о своих заслугах перед церковью, временами современную церковь подвергают нелицеприятной критике; иногда даже призывают бога покончить с происходящим безобразием; иногда выступают в роли путеводителей Данте, но – не более того. Кто же тогда?
– святые или сверхсвятые, они выше простых человеческих разговоров. Затем это множество просто «блаженных», которые либо поют, либо танцуют и кувыркаются в радужных переливах феерического многоцветья. Ни в прямом, ни в переносном смысле героев здесь нет. В Раю – одна выразительная человеческая личность – Каччагвида. Но она почти целиком поглощена восхвалением прошлого родной Флореции и сожалением об ее упадке. Но пращур поэта высоко ценит вдохновенное творение своего гениального потомка, понимает силу и общественное значение «Комедии» и дает Данте мудрые советы осторожности.
Несколько больше дает Чистилище, где можно встретить единичных людей с вовсе не безликими биографиями, может быть, даже умных людей. Но они либо поглощены карабканием на высокую гору, либо задыхаются под непосильной тяжестью глыб дикого камня, которые обязаны перетаскивать с места на место. Они – терпят.
Стражи божьего всевластья, нерушимого провиденционализма упрятали в Чистилище одного из умнейших политиков эпохи – знаменитого Марко Ломбардо. Данте с горячим сочувствием воспринял и пренебрежительное отношение Марка к астрологии, и его честный и глубокий ответ на недоумения поэта:
«И если мир шатается сейчас,
Причиной – вы!……………..
………………………………..
На то и нужен, как узда, закон» (Ч., XVI, 82-83, 94).
Но где же путь к этому закону? Кто его установит?
Людей больше всего в Аду. Разумеется, это в основном преступники: убийцы, грабители, разжигатели раздоров и войн, обманщики, интриганы, лихоимцы, святокупцы и другая подобная публика.
Есть в Аду и хорошие люди, например, Франческа и Паоло. Но это – жертвы, не борцы.
«Сокровищем» (Сводом научных сведений XII века) остался лишь выразительным реликтом ушедшего «Возрождения XII столетия».
– это те, кто непослушен божьей воле, позволяет себе сомневаться в богодухновенных истинах Писания, мыслить по-своему и даже отрицать непреложные истины веры.
Вот Фарината дельи Уберти, флорентиец. Бесстрашный воин, хотя и гибеллин. Когда приглашенные гибеллинами немецкие рыцари, будучи не в силах истребить своемыслие и свободомыслие флорентийцев, предложили вообще уничтожить Флоренцию, стереть ее с лица земли, Фарината в полном рыцарском вооружении, шагнув вперед, сказал: «Первый, кто попытается это сделать, будет, прежде всего, иметь дело со мной». И ни одна рука не шелохнулась. Фарината спас Флоренцию.
Но Фарината был эпикурейцем. Во Флоренции в XII–XIII веках сложился кружок эпикурейцев, которые отрицали бессмертие и утверждали: умирает тело – умирает и душа. Фарината отрицал существование загробного мира. А потому, как утверждала церковь, после смерти Фарината был отправлен в Ад и навеки брошен в пылающую яму. Но и там он отказывался признать существование Преисподней. Огромным усилием приподняв тяжелую каменную крышку своего огненного саркофага,
…он, и чело и грудь вздымая властно,
Это уже мятежное отрицание божьего приговора. Пусть навеки закроется его огненная яма!
Да, приговор божьего суда страшен. Но какова воля человека, разум которого говорит ясно: никакой преисподней не существует, ад – это только вымысел. Разум сильнее религиозных вымыслов. Перед нами руководимый разумом герой. И Данте восхищается Фаринатой.
От языческого Зевса христианский бог унаследовал немало узников Ада, казнимых за противодействие божьей воле. Среди них – Капаней – один из семи древних царей, осаждавших против воли Зевса город Фивы. Взобравшись на крепостную стену и считая себя победителем, Капаней бросил гордый вызов Зевсу, за что был повержен молнией Зевса. В Аду, под палящим огнем, проливным дождем, Капаней, несмотря на пытки огнем и водой, смеялся над Кронидом и кричал:
«Каким я жил, таким и в смерти буду!» (А., ХVI, 51).
И, наконец, Улисс. Это тоже мученик Ада, унаследованный христианским богом от того же Зевса, языческого бога. Древние римляне видели в Улиссе (Одиссее) вместе с его другом Диомедом главных виновников падения и разрушения Трои, а в троянцах римляне видели своих предков. Улиссу ставили в вину вовлечение в войну Ахиллеса, что привело к его гибели. Одиссея и Диомеда винили в похищении крупнейшей в Трое статуи Афины-Паллады, которая, как считали, защищала город. Но самым губительным изобретением улиссовой хитрости считалось построение огромного деревянного коня, брюхо которого было набито воинами осаждавших; эта конно-десантная операция и решила исход осады Трои, исход войны. А Улисс, чьими ходатайствами, мы не знаем, вместе с Диомедом оказались в глухих подземельях Аида. Там их оставил и христианский бог. Но теперь уж за новые, непростительные «грехи»: Улиссом овладела неутолимая жажда познания мира. А это уже ересь. Пусть ее уничтожит вечное раскаленное подземелье! Но упрятанный в адскую расселину, Улисс продолжает звать людей к доблести, не к животному существованию, а к ненасытной жажде знания, к новым открытиям и победам разума. Речь Улисса – это подлинная кульминация «Комедии» Данте. Это высокая заслуга Алигьери как первого итальянского гуманиста.
Что же касается трансатлантического плавания, то жизнь порою подбрасывает гению такие подсказки, какие только гений умеет правильно понять и оценить. Мало кто знает, что в 1291 году (за 200 лет до Колумба и Васко да Гамы) два генуэзца – братья Вивальди на корабле вышли через Гибралтар в Атлантический океан, поставив задачей открыть морской путь в Индию, и поплыли на юг вдоль западного берега Африки. Застигнутый сильным штормом, корабль потонул, и в Италии мало кто обратил внимание на этот эпизод.
– обратил. И в этом трагическом эпизоде сумел увидеть искру великих открытий будущего. Ведь, как явствует из той же речи Улисса, Данте смутно предполагал в просторах океана наличие каких-то «новых стран» (А., XXV, 137). Оптимизм не покидал Данта. Открытие Колумба для него не явилось бы неожиданностью.