Научные публикации Саратовского государственного университета имени Н. Г. Чернышевского, 2000
http://www.sgu.ru/faculties/historical/sc.publication/vseob.hist./stran.com
ПО ЛЕЗВИЮ НОЖА
Данте сознавал, что в «Комедии» он идет по лезвию ножа. Устами Вергилия он так говорит об этом:
«Немало я услышал тяжких слов
О том, что в жизни для меня настанет,
Хотя к ударам рока я готов» (Р., ХVII, 22-24).
Поэту было ясно, что он пишет не в общепринятом, не знающем сомнений, правоверном духе. Он сомневается, во многом сомневается. Он даже позволяет себе спорить с каноническими «истинами». А это – не в духе общепринятого, старого, но еще не сдавшего своих позиций, не обеззубевшего времени. Его поэзия многих задевает и многим не нравится. Отсюда – горькие слова, обращенные к Каччагвиде, пращуру:
Я вижу, мой отец, как на меня
Коль я пойду, себя не охраня.
Пора, чтоб я вперед вооружился.
Дабы расставшись с краем, всех милей,
Я и других чрез песни не лишился (там же, 106-111).
«Комедию» как акт общественной, идейной борьбы, в которой требуется и выдержка, и осторожность, и надежная духовная вооруженность. Он ведет бой. И не боится этого.
В безмерно горьком мире...
……………………………….
Я многое узнал, чего вкусить
Не все, меня услышав, будут рады;
То средь людей, которые бы звали
Наш век старинным, вряд ли буду жить (там же, 112-120).
Каччагвида подтверждает, что среди людей бессовестных правдивая «Комедия» Данте добавит ему врагов. И все-таки –
«Все, что ты видел, объяви сполна,
Пусть речь твоя покажется дурна
На первый вкус и ляжет горьким гнетом,
Усвоясь, жизнь оздоровит она.
Твой крик пройдет, как ветер по высотам,
И это будет для тебя почетом» (Р., ХVII, 128-135).
«Комедии» светское сочинение, направленное к тому, чтобы обнажить и осудить язвы, в которых мучается ныне живущее человечество, и содействовать оздоровлению жизни. Причем главными объектами критики являются «большие дерева» – феодально-тиранические властители и высшая иерархия церкви, включая папство. И это – не спокойное чтиво о тогдашних временах и тем более не увлекательный рассказ о приключениях в вымышленном загробном мире. Это, как выразился в поэме Каччагвида, – »крик» (значит, больше терпеть нельзя), который, как мощный вихрь, промчится по высотам, клоня сильней «большие дерева» – тогдашних хозяев жизни. Значит, автору нужно быть осторожным и уметь защищаться.
И Данте осторожен. В Чистилище на жалобы измотанных камненосителей: «я истощен!» – он с усмешкой возражает: «нельзя истощаться там, где не существует пищи для тела»; но не спешит с естественным выводом, что не может быть физических страданий там, где нет тела. Даже спустя два столетия, когда Колумб совершит свое великое открытие Америки, прославившийся своим цинизмом папа Александр IV Борджия заявит: «Конечно, я, как человек современный, ни на минуту не могу поверить в существование ада и рая, но я сожгу на костре каждого, кто посмеет в этом усомниться». А в начале XIV века требовалась удвоенная смелость и осторожность.
Вот откуда отдельные восторженные обращения к богу, отдельные хвалы божьему суду, горько-ироничное косвенное одобрение аскетической «нищеты духа». Обратимся к тексту. В Чистилище Данте слышит вдохновенный возглас ангела:
«О род людской, чтобы взлетать рожденный!» (Ч., ХII, 95).
«Блаженны нищие духом», и Данте комментирует:
«Напев неизреченной благодати» (Ч., ХII, 111).
Но Данте нигде в «Комедии» не выводит и не восхваляет людей нищих духом, не проповедует духовной нищеты.
Слова о напеве не могут быть поняты иначе, как горькая ирония или вынужденный защитительный прием автора. Говоря его же словами, – »тонкая пелена» благочестивых языковых стереотипов, отвечающих изображаемому месту и моменту. Благочестие соблюдено. А внимательный читатель, благодаря бесстрашной правдивости поэта, смог услышать уже с неба вдохновенный голос о высоком призвании человека.