Н.Томашевский. Театр Кальдерона
3
За год до смерти Кальдерона к нему обратился его почитатель герцог де Верагуа с просьбой составить собственноручный список всех написанных им комедий. Список, составленный Кальдероном, включал 111 комедий и 70 ауто. Он послужил основой для первого посмертного, так называемого "Полного" собрания комедий Кальдерона, изданного восторженным поклонником его творчества Хуаном де Вера Тассис-и-Вильярроэлем в 1682-1691 годах.
В свой список Кальдерон не включил того, что молва великодушно приписывала своему кумиру, а также пьесы, написанные в сотрудничестве с другими авторами (например, Монтальваном и Белесом де Геварой). Были, правда, в этом списке небольшие пропуски (их причины теперь затруднительно объяснить), которые частично были восполнены разысканиями позднейших времен {Так, совсем недавно, в конце 1960 года, в одном из пражских архивов была обнаружена неизвестная доселе драма Кальдерона.}.
В результате к настоящему времени мы располагаем примерно 120 комедиями, 78 ауто и двумя десятками интермедий, бесспорно принадлежащими перу великого драматурга. Таким образом, за шестьдесят лет Кальдерон написал около 220 пьес разных жанров. К этому надо еще прибавить некоторое количество лирических стихотворений (преимущественно сонетов), две поэмы ("На торжественный въезд Марии Анны Австрийской" и "Всемирный потоп"), рассуждение о живописи и, наконец, трактат "Апология комедии", к сожалению, безнадежно утраченный.
Хотя драматургическое наследие Кальдерона и не так астрономично, как его предшественника Лопе де Вега, тем не менее и оно уже одними своими размерами представляет немалые трудности для изучения.
Обычно творчество Кальдерона принято делить на периоды до 1651 года и после 1651 года. В первый период (иногда называемый "реалистическим") Кальдерон пишет главным образом светские пьесы и сравнительно небольшое количество священных ауто. Во второй - создает почти исключительно ауто и время от времени сочиняет пышно-постановочные "зрелищные" пьесы для дворцовых празднеств. Таким образом, эти периоды характеризуются преимущественным положением того или иного жанра в творчестве Кальдерона.
В свою очередь первый, "реалистический" период подразделяется на два: "прекальдероновский" (когда театр Кальдерона носит печать ученичества у Лопе де Вега) и так называемый "кальдероновский", когда Кальдерон обретает творческую самостоятельность и на первый план выступает то, что его отличает от предшественников. Рубежом является начало 30-х годов. То есть тут различительным признаком выступает близость или отдаленность Кальдерона от школы Лопе.
Следовательно, периодизация основана на смешении разных принципов.
Эту традиционную схему можно принять лишь с существенными оговорками. Прежде всего необходимо значительно сузить хронологические рамки первого "прекальдероновского", или, лучше сказать, "ученического" периода. Ученичество кончается где-то в середине 20-х годов (комедии "Любовь, честь и власть", 1623; "Мнимый звездочет", 1624; "Игра любви и случая", 1625; драма "Осада Бреды", 1625), и Кальдерон вступает в полосу зрелого творчества, которое, как это вполне понятно, не оставалось неизменным.
Дальнейшее творчество Кальдерона довольно очевидно подразделяется на три этапа: с середины 20-х годов до середины 30-х, когда Кальдерону свойственно было стремление к широким философским обобщениям, постановке злободневных социальных и морально-этических проблем, а в плане формальном - тяготение к одновременной разработке нескольких тем в пределах одной пьесы и символике. Этот период условно можно было бы назвать "синтетическим". Характерными для него являются "Стойкий принц", "Жизнь - это сон", "Сам у себя под стражей". Затем с середины 30-х до конца 40-х годов, когда, не теряя общественной значимости, творчество Кальдерона характеризуется стремлением к углубленному анализу, к концентрированной разработке обособленных тем, к раскрытию какой-нибудь одной, ведущей черты в характере своих героев. Этот период можно было бы назвать "аналитическим", для него показательны "Врач своей чести", "Саламейский алькальд".
И, наконец, заключительный период, когда Кальдерон отходит от общественной проблематики и сочиняет пьесы для придворных празднеств с участием балета, музыки и пения. Это пышные аллегории, приноровленные к придворным вкусам, преимущественно на сюжеты античной мифологии ("Лавр Аполлона", "Залив Сирен" и ряд других). Последний период можно было бы назвать периодом "мелодраматических аллегорий". Он имел большее значение для развития испанского музыкального театра, чем для театра драматического.
Что касается священных ауто, то Кальдерон писал их на протяжении всей свой литературной карьеры. И в основных чертах, учитывая, конечно, особую "неподвижность" этого жанра, характер его ауто претерпевал те же изменения, что и светские пьесы.
Таким образом, в творчестве Кальдерона явно прослеживаются четыре периода - ученический, синтетический, аналитический и период мелодраматических аллегорий. Само собой понятно, что точной хронологической границы между ними провести невозможно. Отклонения допустимы в ту и другую сторону. Но общая тенденция несомненна. Наибольший читательский и сценический интерес представляют, конечно, второй и третий периоды {Именно поэтому, как ни соблазнительно было проиллюстрировать творческую эволюцию автора, в настоящее собрание не включены ученические и зрелищно-постановочные пьесы Кальдерона.}.
Практический смысл предложенной периодизации заключается в том, что она помогает проследить качественные изменения, которые претерпевал театр Кальдерона на протяжении своей шестидесятилетней истории.
подразделяется на три основные категории: драмы, комедии и священные ауто. Но если ауто обладают устойчивыми жанровыми признаками и сомнений здесь не возникает, то две первые категории являются более зыбкими. Тут мы подходим к одной из самых сложных и нерешенных проблем истории испанского театра XVI-XVII веков - проблеме жанровой классификации.
Дело в том, что сам Кальдерон, как и его единомышленники по национальной драматической системе, все свои трехактные стихотворные пьесы называл "комедиями", независимо от их содержания.
Первоначально, в эпоху утверждения национальной школы и первых побед ренессансно-демократического течения в испанском театре (молодой Лопе де Вега и его приверженцы), термин "комедия" имел боевое, полемическое значение. Им обозначались пьесы, построенные на принципиальном смешении трагического и комического во имя большего жизненного правдоподобия. Такое понимание комедии пионерами национальной школы было резко противопоставлено чисто формальному пониманию комедии как специфического жанра (противоположного трагедии) сторонниками учено-классицистской системы, основанной на теории Аристотеля и практике римского театра Сенеки и Теренция.
Сторонникам обновления театра на национальной демократической основе было ясно, что новое содержание, требования многочисленных зрителей из народных низов, желавших видеть на сцене жизнь в ее подлинных хитросплетениях, вызывали потребность в каких-то новых драматургических формах, в новых жанрах, которые с большей гибкостью могли бы выразить это новое содержание.
Появились некоторые виды Драматических сочинений, промежуточных между комедией и трагедией в классицистском понимании. Возмущенные хранители ученых традиций называли эти новые виды "чудовищным гермафродитом", а подшучивавший над их возмущением Лопе де Вега - более изящным и классичным словом - "минотавр".
Однако нет нужды так уж безоговорочно противопоставлять жанровую свободу Национальной школы ригоризму классицистской Иерархии. Тем более что в большинстве случаев это противопоставление основывается на рассмотрении вопроса о соблюдении или несоблюдении пресловутых единств - места и времени (единство действия являлось бесспорным законом для обеих сторон), то есть на признаках чисто внешних и тем самым второстепенных. Следует к тому же иметь в виду, что для теоретиков испанского классицизма XVI-XVII веков вопросы единства места и времени не имели такого решающего значения, как для их наследников в период борьбы с романтизмом. Авторы самых образцовых классицистских поэтик Алонсо Лопес Пинсиано и Франсиско Каскалес понимали эти единства очень расширительно (единство времени, например, до десяти дней вместо суток). Во многих основных вопросах - в выборе злободневных, нетрадиционных сюжетов, демократизации зрительской аудитории - авторы перечисленных поэтик были скорее на стороне приверженцев национальной системы.
Характерно, что даже в боевой начальный период зарождения национальной системы пропасть не была непроходимой. Лопе де Вега в своем трактате указывает на известную компромиссность нового жанра - "комедии". Хотя говорит он об этом вскользь, но ощущение компромиссности реформы (отнюдь не в смысле простого смешения полярных жанров) было у него несомненно острым. Лопе не мог не чувствовать определенного несоответствия между своими теоретическими декларациями и практикой, как личной, так и его школы. Несоответствие это особенно наглядно проявляется у позднего Лопе. Если в трактате Лопе говорится, что "слуга не должен, как часто видим в иностранных пьесах, слова высокопарные бросать", то на практике у Лопе и особенно у Кальдерона встречаются слуги, которые изъясняются по всем правилам учено-гуманистической риторики; если Лопе ратует за то, чтобы "язык в комедии простым быть должен... когда на сцене двое или трое беседуют в домашней обстановке", то в комедиях герои подчас ведут самый интимный разговор в затейливых сонетах в гонгористском духе. Такое нарушение собственных деклараций (а надо иметь в виду, что Лопе писал не. только от себя лично, но от имени всей школы) зависит, как кажется, от того, что новая школа драматургии не сумела избавиться ни от жанровой иерархии, свойственной классицизму, ни от жанровой закабаленности языка. Она ее только расшатала. Мало того, в процессе эволюции национальной системы закабаленность языка вновь начала усиливаться по мере новой жанровой кристаллизации, которая происходила в недрах национальной системы. Свидетельством тому является все творчество Кальдерона.
Когда Рамон Менендес Пидаль упрекал критиков в том, что "под испанской комедией XVII века они разумеют бесформенную груду произведений неопределенного жанра" {Р. Менендес Пидаль, Проблема чести в испанском театре Золотого века (печатается в сборнике Менендеса Пидаля "Избранные работы" в Изд-ве иностранной литературы).}, он был прав в том смысле, что ими не учитывался этот новый процесс жанровой кристаллизации.
называем драмой, вторую комедией. Кальдерон называл комедиями обе пьесы. Здесь следует иметь в виду, что ко времени написания этих пьес из термина "комедия" выветрилось первоначальное его полемическое содержание и "комедия" стала обозначать просто "пьесу", как "хорнада" - "действие".
романтизма. Им, до некоторой степени произвольно, стали обозначать определенную категорию пьес ("комедий") репертуара Золотого века. Термин "комедия" был оставлен за другой категорией пьес. Следовательно, были какие-то основания для такого разделения. И вот, как это ни парадоксально, при" разделении испанской комедии XVII века на две категории - драмы и собственно комедии - объективным показателем явилось тяготение той или иной пьесы к жанру трагедии или комедии именно в том смысле, в каком это зарегистрировано в системе жанровой иерархии испанского классицизма. Взять ли определение трагедии и комедии в "Древней поэтической философии" Алонсо Лопеса Пинсиано (1596) или в "Поэтических законах" Франсиско Каскалеса (1604-1617),- родовые признаки, размежевывающие трагедию и комедию, сохраняются в общих чертах и у испанских драматургов, сторонников национальной системы.
Определения Пинсиано и Каскалеса в основном повторяют Аристотеля. Однако у Пинсиано есть одно очень важное для данного случая указание: говоря о трагедии и комедии, он особо подчеркивает, что разница между ними не столько в веселой или мрачной концовке, сколько в том, что комедия отличается от трагедии характером разработки темы. Для понимания испанского театра XVII века это имеет первостепенное значение, так как одну и ту же тему (например, излюбленную тему чести) драматурги решают по-разному, в зависимости от жанра, скрытого общим термином "комедия". Так, в пьесах, тяготеющих к трагедии, восстановление чести требует кровавой развязки ("Кордовские кавалеры" Лопе де Вега, "Врач своей чести" Кальдерона и многие другие), в пьесах, тяготеющих к комедии, развязка может быть самая разная, вплоть до гротескной, излюбленной в итальянской или французской новеллистике.
Точное ощущение жанра - одна из примечательных особенностей драматургов национальной школы. Это ощущение налагало на них не менее жесткие обязательства, чем на драматургов-классицистов. Без учета этого обстоятельства всегда есть опасность не только не понять сценическую природу пьесы, но и совершенно извратить реальное ее содержание. В комедии (особенно тяготеющей к "низкой") любой испанский драматург XVII века может осмеять путь "кровавого восстановления" чести. В драме он непременно возведет его в высокий принцип. И тот же Лопе или Кальдерон очень удивились бы, если б услышали обвинение в "противоречивости".