XII.
Поэмы Шекспира.
Литературное наслѣдие Шекспира распадается на двѣ части далеко неравнаго достоинства: стихотворную (поэмы "Венера и Адонисъ", "Лукреция", сонеты) и драматическую.
Въ общемъ, стихотворения Шекспира, конечно, не могутъ идти ни въ какое сравнение съ его гениальными драмами. Но сами по себѣ взятыя, они носятъ отпечатокъ незауряднаго таланта и если бы не тонули въ славѣ Шекспира-драматурга, одни вполнѣ могли бы доставить и дѣйствительно доставили автору большую извѣстность: мы знаемъ, что ученый Миресъ видѣлъ въ Шекспирѣ-стихотворцѣ второго Овидия. Кромѣ отзыва Миреса, есть цѣлый рядъ отзывовъ другихъ современниковъ, говорящихъ о "новомъ Катуллѣ" съ величайшимъ восторгомъ.
Поэма "Венера и Адонисъ" напечатана въ 1593 г., когда уже Шекспиръ былъ извѣстенъ какъ драматургъ, но самъ авторъ называетъ ее своимъ литературнымъ первенцемъ и потому весьма возможно, что она или задумана или частью даже написана еще въ Стратфордѣ. Въ всякомъ случаѣ, отзвуки родины явственно даютъ себя знать. Въ ландшафтѣ живо чувствуется мѣстный среднеанглийский колоритъ; въ немъ нѣтъ ничего южнаго, какъ требуется по сюжету; предъ духовнымъ взоромъ поэта несомнѣнно были родныя картины мирныхъ полей Варвикшайра, съ ихъ мягкими тонами и спокойной красотою. Чувствуется также въ поэмѣ превосходный знатокъ лошадей и отличный охотникъ. Сюжетъ въ значительной степени взятъ изъ "Метаморфозъ" Овидия, a кромѣ того, очень много заимствовано и изъ соч. "Scillaes Metemorphosis" современнаго писателя Лоджа, незадолго до того (1589) появившагося.
и живописными стихами. Если старания Венеры разжечь желания въ Адонисѣ поражаютъ позднѣйшаго читателя своею откровенностью, то вмѣстѣ съ тѣмъ они не производятъ впечатлѣния чего-нибудь циничнаго и не подлежащаго художественному воспроизведению. Передъ нами страсть, настоящая, бѣшенная, помрачающая разсудокъ и потому поэтически-законная, какъ все, что ярко и сильно.
Гораздо манернѣе, хотя и стройнѣе, вторая поэма -- "Лукреция", напечатанная въ слѣдующемъ (1594) году и посвященная тому-же графу Соутгэмптону. Сюжетъ въ деталяхъ своихъ частью взятъ изъ "Fastes" Овидия, частью изъ обработки античной легенды y Чосера и частью изъ "Compleint of Rosamond" современнаго поэта Даниэля. Въ новой поэмѣ уже не только нѣтъ ничего разнузданнаго, a напротивъ, все, какъ и въ античной легендѣ, вертится на самомъ изысканномъ понимании вполнѣ условнаго представления о женской чести. Оскорбленная (Секстомъ) Тарквиниемъ Лукреция не считаетъ возможнымъ жить послѣ похищения ея супружеской чести, и въ длиннѣйшихъ монологахъ излагаетъ свои чувства. Блестящия, но и въ достаточной степени натянутыя метафоры, аллегории и антитезы лишаютъ эти монологи дѣйствительной прочувствованности и придаютъ всей поэмѣ риторичность.
Однако, всякая изысканность тогда очень нравилась, и "Лукреция" имѣла потомъ такой же успѣхъ, какъ "Венера и Адонисъ". Спросъ на обѣ поэмы былъ такъ великъ, что книгопродавцы, которые одни въ то время извлекали пользу изъ литературнаго успѣха, такъ какъ литературной собственности для авторовъ тогда не существовало, печатали издание за изданиемъ. При жизни Шекспира "Венера и Адонисъ" имѣла 7 изданий, "Лукреция" -- 5.
"Жалоба влюбленной" (Lover's Complaint) и "Страстный пилигримъ" (Passionate Pilgrim).
"пастушескомъ" стилѣ "Жалоба влюбленной" появилась въ 1609 г. въ так. наз. "воровскомъ" издании Торпа шекспировскихъ сонетовъ (см. дальше). По метру "Жалоба" примыкаетъ къ "Лукреции", по стилю къ манерѣ извѣстнаго поэта 1580хъ гг. Спенсеру, и поэтому, если она дѣйствительно писана Шекспиромъ, то въ очень ранние годы.
"Страстный пилигримъ", то онъ попалъ въ число произведений Шекспира благодаря безграничному нахальству тогдашнихъ книгопродавцевъ. Наиболѣе беззастѣнчивые изъ нихъ не только наживались на чужихъ произведенияхъ, не платя авторамъ ни гроша, но позволяли себѣ еще такую продѣлку: стоило какому-нибудь писателю прославиться, чтобы тотчасъ же нашелся ловкий книжный хищникъ, который входилъ въ соглашение съ какимъ-нибудь мелкимъ писакой и произведения этого писаки печатались съ именемъ прославленнаго писателя. Благодаря популярности Шекспира, его имя сдѣлалось излюбленнымъ предметомъ литературной фальсификации. Особенно часто оно стояло на обложкѣ новыхъ пьесъ либо одно, либо въ компании съ какимъ-нибудь четвертостепеннымъ драмодѣломъ. Въ этомъ одинъ изъ источниковъ происхождения длиннаго ряда псевдошекспировскихъ пьесъ. Позднѣйшимъ изслѣдователямъ и издателямъ-комментаторамъ, которые работали въ эпоху болѣе опрятныхъ книгопродавческихъ нравовъ, имя Шекспира на обложкѣ казалось совершенно незыблемымъ основаниемъ для того, чтобы приписать данное произведение великому писателю, какъ бы слабо оно ни было само по себѣ. A въ дѣйствительности имя Шекспира на обложкѣ сплошь да рядомъ было только мошенническою приманкою.
Среди такого рода издателей хищниковъ шекспировскаго времени особенно выдавался своею печальною предприимчивостью Вильямъ Джагардъ (Jaggard). Въ 1599 г. онъ, между прочимъ, выпустилъ въ свѣтъ сборникъ стихотворений, давъ ему титулъ "Страстный Пилигримъ, В. Шекспира". На самомъ дѣлѣ шекспировскаго тутъ было только 2 изъ ходившихъ по рукамъ сонетовъ и три пѣсенки изъ его напечатанной уже тогда другими литературными пиратами комедии "Безплодныя усилия любви". Все остальное, въ томъ числѣ сентиментально-пастушеския и галантныя строфы, до сихъ поръ входящия въ собрания сочинений Шекспира подъ именемъ "Страстнаго Пилигрима", принадлежитъ перу нѣкоего Ричарда Барнфльда и др. По своему обыкновению, Шекспиръ не протестовалъ и только гораздо позднѣе изъ предисловия къ книгѣ "Apology for actors" (1612) извѣстнаго поэта Томаса Гейвуда, съ которымъ Джагардъ продѣлалъ такую же штуку, мы узнаемъ, что продѣлка очень огорчила Шекспира.
ѣлью дать "аллегорическое изображение истинной любви и вѣрности Феникса и Голубки". Въ сборникѣ, кромѣ стиховъ Честера, имѣются стихотворения извѣстнѣйшихъ современныхъ писателей: Марстона, Чэпмэна, Бенъ Джонсона и Шекспира. Шекспировское (входитъ въ собрание его соч. подъ заглавиемъ "Фениксъ и Голубка) заключаетъ въ себѣ всего 67 стиховъ, очень вычурныхъ и изысканныхъ. Въ крайне загадочныхъ выраженияхъ здѣсь описываются похороны Феникса и Голубки, которыхъ при жизни соединялъ въ одно союзъ чисто духовнаго свойства. Заключается ли тутъ какая-нибудь философско-политическая аллегория, оплакивается ли чья нибудь смерть -- сказать невозможно. Но во всякомъ случаѣ эта стихотворная загадка не представляетъ никакого поэтическаго интереса.