XIII.
Сонеты.
Продолжаетъ оставаться вплоть до нашихъ дней загадкой, несмотря на безчисленныя изслѣдования, самая знаменитая часть стихотворнаго наслѣдия Шекспира -- его сонеты. Литературная судьба сонетовъ чрезвычайно замѣчательна. Современникамъ они казались "сладкими, какъ сахаръ". Этого было достаточно, чтобы разжечь книгопродавческие аппетиты и мы знаемъ, что пиратъ Джагардъ нѣсколько сонетовъ тиснулъ въ своемъ воровскомъ издании "Страстнаго пилигрима" (1599). Другие сонеты попадаются при нѣкоторыхъ другихъ хищническихъ изданияхъ пьесъ Шекспира, a въ 1609 г. пиратъ Торпъ (Thorpe) совершаетъ нѣчто непонятное съ позднѣйшей точки зрѣния. Въ то время литературная собственность признавалась не за авторомъ, a за владѣльцемъ рукописи. И вотъ Торпъ достаетъ полный экземпляръ вращавшихся въ литературныхъ кругахъ сонетовъ Шекспира и въ 1609 г. издаетъ ихъ.
Однако, его ожидания нажиться не оправдались. Сонеты, видимо, не понравились, потому что слѣдующее издание ихъ появилось только въ 1640 г. A затѣмъ ихъ до такой степени забываютъ и игнорируютъ, что такой добросовѣстный человѣкъ, какъ знаменитѣйший комментаторъ Шекспира и издатель классическаго собрания его сочинений (1773) Стивенсъ не захотѣлъ ихъ перепечатать. Онъ считалъ шекспировские сонеты аффектированно-педантическимъ и просто скучнымъ вздоромъ и позднѣе выразился, "что самый строгий парламентский законъ не могъ бы даже принудительнымъ путемъ доставить читателей" сонетамъ.
ѣйствительно просто перестали читать или читали до такой степени невнимательно, что нѣкоторые издатели-редакторы. соч. Шекспира ничто-же сумняшеся заявляли, что въ сонетахъ воспѣвается возлюбленная Шекспира, a одинъ даже увѣрялъ, что королева Елизавета.
ѣе, въ концѣ XVIII в., извѣстный комментаторъ Шекспира Мэлонъ обратилъ внимание литературнаго мира на то, что въ первыхъ 126 сонетахъ даже нѣтъ рѣчи о женщинѣ, a воспѣвается мужчина, и только въ послѣднихъ 26 появляется и женщина.
ѣтъ XIX вѣка пренебрежение къ сонетамъ замѣняется отношениемъ диаметрально-противоположнымъ, начало которому положилъ знаменитый поэтъ Вордсвортъ. Онъ восторженно отозвался о поэтическомъ значении сонетовъ, a кромѣ того усмотрѣлъ въ нихъ автобиографический отпечатокъ и считалъ, что "этимъ ключемъ отпирается сердце поэта".
Съ легкой руки Вордсворта интересъ къ сонетамъ становится заразительнымъ. Многие десятки изслѣдователей съ жаромъ отдаются заманчивой задачѣ замѣнить недостатокъ фактическихъ данныхъ объ интимной жизни Шекспира изучениемъ этой якобы лѣтописи его сердечныхъ переживаний. Но страстность интереса къ сонетамъ внесла въ изслѣдование ихъ столько легкомыслия, легковѣрия и тенденциозности, что до извѣстной степени вопросъ о сонетахъ становится на одну доску съ фантазиями пресловутаго Шекспиръ-Бэконовскаго вопроса.
ѣдователей сонетовъ распадаются на два главныхъ направления: одни все въ нихъ считаютъ автобиографическимъ, другие, напротивъ того, усматриваютъ тутъ чисто-литературное упражнение въ модномъ стилѣ, не отрицая, впрочемъ, автобиографическаго значения нѣкоторыхъ подробностей.
ѣ очень заманчивой автобиографической теории лежитъ совершенно правильное наблюдение, что сонеты Шекспира -- не простое собрание отдѣльныхъ стихотворений. Каждый сонетъ заключаетъ въ себѣ, конечно, нѣчто законченное, какъ цѣльное выражение одной какой нибудь мысли. Но если читать сонетъ за сонетомъ, то несомнѣнно видно, что они составляютъ рядъ группъ и что въ предѣлахъ этихъ группъ одинъ сонетъ какъ-бы является продолжениемъ другого. Такъ, первые 26 сонетовъ убѣждаютъ какого-то молодого, знатнаго и очень красиваго юношу жениться, дабы не пропала его красота и продолжала бы жить въ его дѣтяхъ. Рядъ сонетовъ прославляетъ этого юношу за то, что онъ оказываетъ поэту просвѣщенное покровительство, въ другой группѣ идутъ горькия сѣтования на то, что другие поэты завладѣли покровительствомъ высокаго патрона. Въ отсутствие поэта покровитель завладѣлъ его возлюбленной, но онъ это ему прощаетъ.
ѣ заканчивается въ 196-мъ сонетѣ, послѣ чего начинаетъ фигурировать смуглая дама, съ черными какъ смоль волосами и черными глазами. Эта бездушная кокетка измѣнила поэту и завлекла его друга.
Но кто-же такой вельможный юноша и кто бездушная кокетка?
ѣдователей и, перемѣшивая достовѣрное съ полнѣйшимъ произволомъ въ буквальномъ толковании поэтическаго символизма, въ концѣ концовъ совершенно дискредитировала автобиографическую теорию. Изъ умѣренныхъ изслѣдователей и обогатившихъ шекспирологию цѣнными соображениями приверженцевъ автобиографической теории можно назвать Гервинуса, Ульрици, Фэрниваля, Свинбэрна, Доудена и среди русскихъ ученыхъ отчасти Н. И. Стороженко. Яркимъ-же образчиковъ увлечений этой теории можетъ служить огромная глава о сонетахъ въ книгѣ Брандеса.
ѣйшихъ изслѣдователей и издателей сонетовъ Тэйлера (Tyler, 1890), который, принявъ давно высказанное нѣкоторыми предположение, что въ юношѣ-покровителѣ Шекспиръ вывелъ красавца-фаворита Елизаветы графа Пемброка, усматриваетъ кромѣ того въ "черной" дамѣ послѣднихъ сонетовъ извѣстную своими похождениями придворную даму Мери Фиттонъ. И вотъ, пользуясь чисто-литературными приемами сонетовъ, Брандесъ далъ цѣлый романъ о связи Шекспира съ Фиттонъ и въ горькомъ чувствѣ, оставленномъ ея измѣной, видитъ источникъ мрачнаго периода шекспировскаго творчества начала 1600-хъ гг. Чтобы показать полную выдуманность этого романа, помимо того, что въ подтверждение его нѣтъ ни одного положительнаго факта, совершенно достаточно указать, что мнимый оригиналъ "черной" дамы, Мэри Фиттонъ на отыскавшемся дѣйствительномъ портретѣ ея -- свѣтлая блондинка.
ѣетъ теперь только взглядъ на сонеты, какъ на одно изъ проявлений литературной моды, эпидемически овладѣвшей литературными кружками въ концѣ XVI в., подъ влияниемъ знакомства съ литературою итальянской и французской. Впервые высказанный въ 1850 г. извѣстнымъ издателемъ Шекспира Чарльзомъ Найтомъ (Knight), этотъ взглядъ затѣмъ получилъ поддержку со стороны такихъ высокоавторитетныхъ, a главное научно-осторожныхъ шекспирологовъ, какъ Стоунтонъ, Дайсъ (Dyce) и Делиусъ. Изъ новѣйшихъ сочинений установление тѣснѣйшей связи между сонетами Шекспира и сонетной литературой того времени блистательно проведено въ самой авторитетной въ настоящее время биографии Шекспира, принадлежащей Сидни Ли (1898). Сравнительное сопоставление сонетовъ Шекспира съ сонетами другихъ английскихъ сонетистовъ, особенно Даниэля, съ полною очевидностью показало, что множество мотивовъ, поэтическихъ мыслей и сравнений Шекспиръ заимствовалъ у своихъ предшественниковъ съ тою же легкостью, съ какою онъ заимствовалъ и сюжеты своихъ драмъ. Правда, какъ и въ драмахъ, онъ значительно углубилъ содержание своихъ заимствований и придалъ имъ такой блескъ, что занялъ первое мѣсто въ ряду английскихъ сонетистовъ. Но во всякомъ случаѣ объ автобиографичности уже не можетъ быть тутъ рѣчи.
ѣе, конечно, что вся знаменитая "черная" дама, съ ея "черною" измѣною и проклятиями поэта по ея адресу цѣликомъ взята изъ сонетовъ извѣстнаго Филиппа Сидни, который въ свою очередь, взялъ ее y сонетистовъ французскихъ и итальянскихъ.
ѣдительнѣе и сильнѣе всякихъ ученыхъ доводовъ противъ любовной теории происхождения сонетовъ Шекспира говоритъ простое эстетическое чувство. Какъ восторженно ни относиться къ ихъ художественнымъ совершенствамъ, нельзя однако отрицать, что это произведения очень разсудочно-отточенныя и условныя. И вотъ думается: Шекспиръ, безсмертный пѣвецъ любви и страсти во всѣхъ ея видахъ, такъ потрясающий зрителя изображениемъ чужой любовной горячки, неужели-же онъ собственное глубокое горе выразилъ бы въ такихъ холодныхъ, придворно-галантныхъ формахъ?
ѣкоторыхъ отдѣльныхъ чертъ ихъ. Такъ, напр., въ той горечи, съ которой Шекспиръ говоритъ о пренебрежении къ актерскому званию, конечно, сказалось личное чувство. Точно также вполнѣ реальное лицо герой "мужскихъ" сонетовъ. Не прибѣгая ни къ какимъ аллегориямъ, Шекспиръ весьма опредѣленно прославляетъ молодого знатнаго покровителя своего и мецената. Онъ его не называетъ по имени, но мы знаемъ, что около 1594 г., когда возникаютъ первые сонеты, y Шекспира былъ одинъ только покровитель Соутгэмптонъ, и все, что говорится о немъ въ сонетахъ, вполнѣ совпадаетъ съ биографическими данными о молодомъ графѣ. Если Шекспиръ говоритъ о своемъ покровителѣ въ такомъ нѣжно-восторженномъ тонѣ, что невнимательные издатели XVIII в. усмотрѣли тутъ любовное объяснение женщинѣ, то это потому, что такова была манера сонетнаго жанра. Къ тому же слова "любовь" (love) и "возлюбленный" (lover), такъ часто попадающияся въ "мужскихъ сонетахъ" Шекспира, въ то время имѣли значение просто дружбы. Такъ Брутъ въ переводахъ "Юлия Цезаря" начинаетъ свою рѣчь возгласомъ: "Римляне! Сограждане! Друзья", a въ подлинникѣ вмѣсто "друзья" употреблено "lover".
