Эпилог
АД И РАЙ
Художественная реконструкция биографии Данте Алигьери закончена. В ее основе, помимо множества легенд, сложившихся вокруг имени Данте, — подлинные исторические документы. Теперь, когда путь пройден и перед глазами сформировалась достаточно цельная картина, — приведем для окончательного сравнения бесхитростный пересказ содержания аниме «Ад Данте», сделанный все теми же анонимными геймерами. И постараемся, наконец, ответить на вопрос: имеют ли этот мультфильм и одноименная компьютерная игра какое-либо культурное значение и как стоит оценивать появление подобных проектов?
«Перед тем как отправиться в новый Крестовый поход, он (Данте. — А. В.) клянется в верности своей возлюбленной Беатрис, причем на кресте. Данте обещает вернуться из похода и взять ее в жены.
Война сильно изменила Данте. Хороший и верующий человек превратился в жесткого и расчетливого воина, который исполнял все приказы обезумевших от религии епископов. Они обещали отпустить ему все грехи, лишь бы он продолжал воевать против мусульман.
Опьяненный безнаказанностью и ненавистью, Данте изменяет своей возлюбленной с одной иноверкой, которая отдалась ему, чтобы спасти своего мужа. После этого он пустился во все тяжкие и нагрешил как следует.
И однажды Данте получает смертельный удар в спину, и когда за ним явилась смерть, он не отправился в ад, а убил посланницу мертвых собственной же косой. Пересмотрев свои поступки, он решает воссоединиться со своей любимой.
Вернувшись домой, он обнаруживает, что его отец и возлюбленная убиты. Причем клинку предал их тот самый несчастный, чья жена грешила с Данте ради его спасения. Убитый горем воин становится свидетелем, как прибывший за душой Беатрис дьявол забирает ее. И хоть она была невинна и безгрешна, Люцифер все же нашел лазейку, как прибрать эту чистую душу.
Беатрис была настолько уверена в своем возлюбленном, что поклялась, можно даже сказать, поспорила с дьяволом, что Данте останется ей верен и когда вернется, то всё у них будет хорошо. Слабым звеном в этой цепи оказался сам Данте, его грехи и пороки позволили Люциферу заполучить такую чистую душу.
и сразиться с самыми жуткими стражами преисподней. А в конце помериться силами с властелином этого вечного кошмара. В этом нелегком приключении Данте будет помогать один из обитателей Лимбо, поэт Вергилий, он, как и множество других, вполне не плохих людей, застрял в первом кругу ада.
Пробираясь по преисподней, Данте созерцает весь ужас и мучения грешников, коим является и он сам. Постепенно главному герою напоминают о его прегрешениях, на каждом кругу он будет встречать знакомых людей и даже родственников. С трудом продираясь сквозь ряды жутких созданий, Данте добирается до своей любимой и освобождает ее. Но для того, чтобы воссоединиться с ней, ему придется отправиться еще глубже и сразить повелителя тьмы.
Прорубаясь через толпы мерзких обитателей и стражей, Данте спускается в логово Люцифера. В тяжелом бою он убивает громадное создание, но неожиданно дьявол раскрывает свои карты. Оказывается, похищение Беатрис было всего лишь обманным ходом, Люцифер хотел, чтобы Данте пришел и освободил его. Использовав собранные им души, Данте снова запирает Люцифера в его теле, после чего отправляется в чистилище».
Да, авторы сценария аниме намеренно переиначили многие моменты биографии нашего героя. Как уже говорилось, им требовалось учитывать интересы очень широкой аудитории, и с персонажем, «далеким от народа», проект бы попросту не состоялся. Но так ли уж сильно они исказили само произведение и мировоззрение его автора? Даже сама история появления у Данте его «супероружия» — косы, отнятой у смерти, — абсолютно точный пасхальный символ.
«Смерть стала достояньем смерти, / В свою ловушку угодив» — цитата из литургического сборника русской католической церкви.
Теперь об игре. Тут все гораздо сложнее. Да, конечно, самый далекий от исторических событий и христианских ценностей геймер, поиграв в «Dante’s Inferno», начинает мыслить совершенно новыми для себя категориями. Ему придется вести свою виртуальную войну, прикидывая, что выгоднее — порок или святость.
Вот список боевых приемов «Dante’s Inferno»:
«Первый уровень
— отражение атак дальнего боя.
Касание смерти — апгрейд захвата.
Порочный торнадо — круговой удар.
Буря похоти-2 — магия, наносящая урон врагам.
— усиленный удар в прыжке.
Порочный циклон — круговой удар в воздухе.
Третий уровень
Буря похоти-3 — апгрейд магии, блокирует дальнобойные атаки.
Ячейка искупления — ячейка к шкале искупления.
— подкидывает врага в воздух мощной атакой.
Четвертый уровень
Грехи отца — апгрейд магии, увеличено расстояние.
Слот реликвии — дополнительный слот под реликвию».
Перечень сильно сокращен. Помимо вышесказанного, можно усилить распятие и все связанные с ним приемы, например:
«Святой взрыв — удар двумя волнами крестов.
Божественная сила — усиленный удар крестом.
Небесная сила — накапливает энергию для мощной атаки.
Первый уровень
Святой залп — три волны крестов.
— двойная сосредоточенная атака.
Ячейка искупления — дополнительный слот для шкалы искупления.
Святая защита — урон снижен на 10 процентов.
Праведный путь — повышен урон от рывка.
Мученичество — за здоровье и манну наносит огромный урон всем окружающим.
— убивая врагов крестом, вы будете получать дополнительные жизни.
<...>
Седьмой уровень
Благословлённый дух — увеличивает количество получаемого здоровья».
Конечно, крайне сомнительно выглядит использование христианских категорий в контексте магии. Но существует мегапопулярное литературное произведение, полностью построенное на подобном смешении. Это «Гарри Поттер», книга, прогремевшая на весь мир и оказавшая немалое воздействие на современную культуру. Отношение к ней со стороны христианского мира, мягко сказать, неоднозначное. Эту книгу даже публично сжигали при участии священнослужителей, причем даже не один раз и не в одной стране. В то же время существуют священники, предлагающие использовать ее как помощь в катехизации детей. Все это зачастую происходит в рамках одной и той же конфессии.
«Гарри Поттере» в своей постоянной колонке издания «Санди телеграф» («Sunday Telegraph») с момента выхода первой книги. Он благодарил Роулинг за отображение ценностей, которые «подлинно совместимы с христианством». А кардинал Йозеф Ратцингер, он же папа Бенедикт XVI, похвалил немецкого критика, разгромившего Роулинг: «... хорошо, что вы просвещаете людей о Гарри Поттере, потому что это один из тех тонких соблазнов, которые действуют незаметно и при этом глубоко в душе искажают понимание христианства до того, как оно сможет взрасти». Примерно в это же время официальное лицо папского совета по культуре, священник Питер Флитвуд выступил в поддержку эпопеи: «... если я правильно понял намерения автора Гарри Поттера, книга помогает детям увидеть разницу между добром и злом. И Роулинг очень ясно выразилась по этому вопросу». Он добавил, что автор — «христианка по убеждениям, христианка по своему образу жизни, даже по манере писать».
Отношение поместных православных церквей к эпопее о Гарри Поттере было более негативным. Критики писали, что эти книги «знакомят людей со злом, колдовством, оккультизмом и демонологией». Также критиковали предполагаемую аналогию между Гарри Поттером и Иисусом Христом. Тем не менее и православие не выступило единодушно. Например, известный русский богослов Андрей Кураев в своей книге «Гарри Поттер в Церкви: Между анафемой и улыбкой» написал: «Его противники — это безнадежно повзрослевшие люди. Знаете, чему на самом деле учат эти книжки? Тому, что материнская любовь защищает лучше любого пистолета. Что мужество и верность хороши. Что друзьям надо помогать. Что бояться зла нельзя и очевидное могущество зла не есть повод к тому, чтобы перейти на его сторону. Что, если настанет время делать выбор между легким и правильным, надо выбирать правильное».
Воздержимся от высказывания какого-либо мнения по поводу творчества Роулинг, наша книга посвящена другой фигуре. Но в этом сравнении игрового проекта «Dante’s Inferno» и эпопеи «Гарри Поттер» прослеживается похожая тенденция. С одной стороны, наше общество действительно приобрело некие черты, позволяющие не только писать подобные книги, но и с легкостью относиться к шедеврам классики. С другой — а действительно ли это показатель «постхристианства» и упадка европейской культуры? Возможно, Роулинг когда-нибудь назовут миссионером, как уже сейчас к ним робко пытаются причислить Тол кина и Льюиса. А что касается «надругательства» над шедевром Данте, из которого сделали игрушку на потребу массам, — так ведь были же в Средние века площадные мистерии, показывающие в очень упрощенном виде для неграмотных сюжеты Священного Писания. В любом случае проявление массового интереса к Данте — благодаря мультикам и игрушкам, роману Дэна Брауна — это все-таки признак жизни европейской цивилизации. Было бы хуже, если бы «Божественная комедия» пылилась на витринах музеев в нетронуто-первозданном виде.
Здесь хочется снова вспомнить слова Христа:
«Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода.
» [69].
Итак, не стоит печалиться о падении нравов, стоит восхищаться универсальностью гения Данте, способного найти общий язык с людьми, живущими спустя 700 лет после написания его произведения.
Есть еще один интересный момент в восприятии Данте. Как правило, его фигура прежде всего ассоциируется с адом, хотя главной частью, «венцом творения» своей «Божественной комедии» он сам считал рай. На первый взгляд это кажется закономерным, ведь «ужастик» всегда интереснее какой-то абстрактно-красивой истории. Всё не так просто. Даже на коротком отрезке времени тенденции сильно меняются. В СССР второй половины XX века существовал культ интеллигентских пьянок на кухнях, сам факт участия в подобных мероприятиях уже будто мог духовно обогатить человека. Сейчас мало кто поймет сакральность мероприятий подобного рода. Зато советского интеллигента наверняка бы возмутил современный интеллектуал, исповедующий здоровый образ жизни.
В связи с этим можно заключить, что, возможно, мы скоро дорастем до понимания рая. Умберто Эко, например, считал, что просто когда-то критики «низко оценили “Рай”, и это проклятие висело над произведением во все последующие века».
На самом деле, «Рай» стали осмысливать уже в XIX веке — и не где-нибудь, а в нашей стране. Такая русская и даже советская фраза: «Из искры возгорится пламя» — на самом деле принадлежит Данте. В I песни «Рая» есть строки «... искра здесь живая, / Чье пламя разрослось, пыланьем став»[70]. В другом дантовском тексте, в трактате «Пир» она звучит еще привычнее нашему уху: «... малая искра разрастается в большое пламя».
«Божественная комедия»? Ведь в те времена не существовало массовой литературы, да и вообще литературы в сегодняшнем понимании. Писались ученые трактаты, духовные гимны, песни менестрелей, прославляющие прекрасных дам. Собственно, в шедевре Данте хотя он и замышлял его как памятник своей Даме — Беатриче, есть признаки всех трех жанров. Но, наверное, более всего в «Божественной комедии» проявляется именно энергия гимна, восхваляющего Творца. Ведь только дочитав «Рай» до последней строки, понимаешь величие общего замысла, в котором ад не всеобъемлющ, но строго заключен в свои упорядоченные круги, зато Божие милосердие бесконечно.
Данте воплотил в поэзии философию Фомы Аквинского, который искал общие черты в законах физики, движении планет и людской жизни и нашел лишь одну — любовь, которая движет всем.
Русский поэт и дантовед Ольга Седакова выражает эту «позитивность» Данте как «служение надежде».
«Говоря о Данте, первом поэте европейской цивилизации, delli altripoeti onore e lume, я думаю о поэзии вообще, о том “сообщении”, которое она несет в мир. Я думаю о том, что все искусство самым интимным образом связано со “служением надежде”... То освободительное наслаждение, которое мы, читатели, зрители, слушатели, переживаем при встрече с великим произведением искусства, сводится к переживанию некоей таинственной надежды. Оно выводит нас из той глухой, замкнутой — и в каком-то отношении удобной — безнадежности, в которую человека тянет как будто по закону “тепловой смерти”. Оно выводит нас из привычки, из жизни вне начала, из забвения о начале...
... привел меня к этой догадке Данте, “верный Надежде”, на отлично сдавший экзамен по этому предмету апостолу Иакову (Рай. Песнь XXV) и получивший от него задание: увидав воочию истину Небесного града, Данте будет укреплять надежду на него в себе и в других».
«темных веков» вдруг оказывается удивительно близок человеку XXI столетия, порядком разуверившемуся, но еще не потерявшему надежду.
И очень возможно, что прав Умберто Эко, написавший уже в наши дни в одном из своих эссе «О литературе»: «“Рай” Данте может быть сегодня прочитан и распробован лучше. Чтобы поразить воображение молодых читателей или тех, кого не интересует ни Бог, ни разум, добавлю, что “Рай” Данте — это апофеоз виртуальной реальности, в чистом виде нематериальный software, не отягощенный земным и адовым “жестким диском”, от которого остаются только обрезки “Чистилища”. “Рай” — это даже не современность: для читателя, не очень хорошо разбирающегося в истории, он может стать пугающе прекрасной моделью будущего. Это торжество чистой энергии, какое обещает нам веб-паутина, не способная, однако, его дать. Это воспевание световых потоков, бесплотных тел, поэма, созданная из карликовых звезд и непрерывного Большого взрыва.
Это история, события которой тянутся световыми годами; это, если хотите более близкий пример, славная “Космическая одиссея” со счастливым концом. При желании вы можете прочесть “Рай” именно так. Ничего дурного в этом не будет, и он покажется вам увлекательнее стробоскопической дискотеки или экстази. Потому что, в отличие от экстази, третья часть “Божественной комедии” сдерживает свои обещания».
Закончим эту книгу словами профессора Лэнгдона из романа Дэна Брауна «Инферно»:
«— Друзья мои, переоценить влияние творчества Данте попросту невозможно. За исключением разве что Священного Писания, во всей нашей истории не найти такого произведения искусства, — будь этим искусством музыка, живопись или литература, — которое породило бы большее количество восхищенных отзывов, вариаций, подражаний и комментариев, чем “Божественная комедия”».
69. Ин. 12: 24-25.
70. Рай. Песнь I: 145—146.