Глава седьмая
ВОСКРЕСНЫЕ ЗАБОТЫ
Мы снова на улицах Флоренции, в этот раз на виа-деи-Таволини, где находится знаменитая башня делла Беллы (Торре-деи-делла-Белла). Она, в отличие от дома нашего героя, не новодел, но тоже связана с известной личностью, правда, не такого грандиозного масштаба. В конце XIII века в ней жил Джанно делла Белла, аристократ, боровшийся за права бедных. Не только гвельфы и гибеллины воевали между собой во времена Данте, существовала также извечная классовая ненависть.
Флорентийское общество считало себя отчасти демократическим. Между тем пополаны сильно страдали от аристократов, не соблюдавших никаких законов. От их произвола простых людей не спасали даже должностные лица, поскольку нобили [28], поддерживаемые кланом своих родичей, всегда оказывались правы. Пополаны начали бороться силами своих профсоюзов, тогда это называлось цехами (arti). Лидеры цехов потребовали у правительства города всегда назначать особого гонфалоньера правосудия обязательно из числа пополанов и еще давать ему в поддержку тысячу вооруженных людей из числа приписанных к двадцати отрядам цехов. Первый из таких гон-фалоньеров, Убальдо Руффоли, смог добиться разрушения дома нобиля Галетти за убийство пополана. Потом подобные суды начали стопориться, поскольку все боялись свидетельствовать против аристократов, и те вновь начали наглеть.
четыре тысячи человек. Этим дело не закончилось. В 1293 году делла Белла написал «Установления справедливости» («Ordinamenti di giustizia») — свод законов, согласно которым вся власть в городе переходила к пополанам, а нобили становились ущемленным сословием, их карали за преступления гораздо строже, причем ответственность несла вся семья. Какие возвышенные мотивации стояли за этой тягой к справедливости? Флорентийский историк Сципион Аммирато (1531—1601) считал, что делла Белла просто отомстил таким изощренным способом знатной семье Фрескобальди за личное оскорбление. Так или иначе, делла Белла довольно сильно повлиял на ситуацию во Флоренции, доведя в итоге дело почти до гражданской войны.
* * *
В одно из воскресений семейство банкира Моцци, по обыкновению, отправилось на мессу. Они не любили кафедрального собора и ходили в церковь Сан-Пьер-Скераджо, неподалеку от реки. Здесь их знали, никто из прихожан не занимал скамей, которые обычно выбирали Моцци. И тамошний маленький хор казался им благозвучнее большой капеллы в Санта-Репарата. Так как Моцци были весьма уважаемыми людьми, всегда находились желающие встретиться с ними или просто поприветствовать поклоном. Поэтому на службах в Сан-Пьер-Скераджо стало многолюдно.
Сегодня Моцци, как всегда, пришли заранее. Близ банкирских скамей восседал старый рыцарь Берто Фрескобальди. Моцци, увидев его издалека, срочно начал перебирать четки, сделав вид, что молится. Фрескобальди буквально преследовал банкира требованиями вложить деньги в войну с Сиеной, чтобы наконец вернуть флорентийскую кароччо. При этом собственных средств старый хитрец имел предостаточно, просто не хотел тратить их на общественные нужды, предпочитая громкие слова.
Однако сегодня Фрескобальди, издалека поклонившись Моцци, даже не сделал попытки завести беседу. Рядом с ним сидел небогатый аристократ Джанно делла Белла, старый Берто разговаривал с ним, явно пытаясь склонить к чему-то. Делла Белла отрицательно качал головой, а старик буквально навис над ним, яростно жестикулируя.
— Нет и еще раз нет, — ответил тот, повышая голос. В этот момент прозвонил колокольчик, возвещавший начало мессы, но Фрескобальди в приступе гнева его не услышал. Выхватив кинжал, он схватил Джанно за нос и завопил:
— Только посмей мне перечить, сейчас отрежу к дьяволу!
Завизжали дамы, загомонили синьоры. Священники, торжественно следовавшие к алтарю, замедлили шаг и недоуменно переглянулись.
«Какой глупец!» — подумал Моцци. Он знал, что делла Белла имеет колоссальное влияние в пополанских кругах и к тому же не умеет прощать обиды. Пройдет неделька-другая — этого Фрескобальди вместе с верными охранниками вытащат из какой-нибудь канавы мертвыми. И наказывать будет некого. Мало ли безвестного сброда ютится в лачужках за городскими стенами?
Дюжий монах, появившийся будто из-под земли, молча встал перед Берто.
— Зачем ты лезешь? — сказал ему старик. — Это мои земные дела, с Богом они никак не связаны.
скамьям.
... После мессы во дворце Моцци снова собрались знатные персоны. За обедом спорили: к чему же пытался принудить Джанно старый Фрескобальди? Кто-то вспомнил: кажется, делла Белла построил дом на спорной земле, которой когда-то якобы владели Фрескобальди.
— Да не в стройке дело, — перебил хозяин, — они оба торгуют сукном, и Джанно оказался расторопнее. Когда изгнали гибеллинов, он первым наладил связь с неаполитанскими Анжу. Тогда это не казалось таким перспективным, и Берто упустил время. Теперь он требует поделиться покупателями, грозя отнять спорные земли.
— Гибеллины... — мрачно произнес Риччи, — после приезда этого папского легата от них спасу не стало. Коалиционное правительство им подавай!
— А они и рады, — вздохнул Кавальканти. — Вернулись, связи прежние ищут. Помяните мое слово, если так пойдет дальше — рассорят они нас с папой и закончится наше торговое благоденствие.
— Недолго им уж осталось.
— Да... — Моцци вышел из задумчивого состояния, — ты прав. Я пригласил вас сегодня как раз поэтому. Наши местные гибеллины сами по себе не представляют опасности. Италия постепенно очищается от имперской заразы, но есть один очаг, все вы знаете, я говорю об Ареццо. Этот город упорно поддерживает императора, несмотря на многочисленные беседы наших друзей. К счастью, этот факт беспокоит не только нас. Папа и Карл Анжуйский готовы помочь флорентийской армии.
Риччи встрепенулся:
— Насколько? Как много наемников они оплачивают?
Покрутил в пальцах изящный серебряный кубок.
— Наемники, да. Разумеется, они будут. Но видите ли, в чем дело, друзья мои. Я думаю, мы никогда не победим окончательно чужими силами. Нужно формировать армию, и в ней обязательно должны воевать и флорентийцы.
Риччи хмыкнул:
— Многие предпочтут откупиться, а не посылать своих сыновей.
— Вот и хорошо, — отозвался Корсо Донати, — купеческие сынки все равно воевать не умеют.
— Насколько я понимаю, — тонко улыбнулся Моцци, — ты предпочтешь воевать лично.
— Мог и не спрашивать, — гоготнул Корсо, — представь меня прячущимся под прилавком.
— Или под чьей-нибудь юбкой, — закончил хозяин дома и подытожил: — Друзья, кто не собирается махать мечом или посылать на войну сыновей — нужно поучаствовать средствами.
— Только не берите у Фолько Портинари, — попросил Риччи, — он и так много сделал для родного города. Его больницу Санта-Мария-Нуова знают даже в Англии, и его дочь немало помогала ему. К тому же он крепко нездоров нынче.
— Согласен с тобой. — Моцци вытащил огромную конторскую книгу и начал делать пометки.
Старый Манетто Донати положил на стол два золотых флорина.
— Вот. Несмотря на воинственный настрой моего родственника. За сим прошу позволения откланяться. Душно что-то нынче, еле дышу.
— С Богом, почтеннейший. — Хозяин дома кликнул слугу и приказал проводить гостя.
Мессир Манетто хотел поскорее вернуться домой, дабы лишний раз проследить за незамужней дочерью. В последнее время она отлынивала от домашних дел ради прогулок с подругой — некоей Лаисой из пополанской семьи. Этот факт раздражал старого Донати. Хотя девушку тоже можно было понять: ей исполнилось 19 лет, давно пора начать семейную жизнь, да вот жених не торопился идти под венец. Бедная Джемма умирала от скуки.
— Нет, все же тебе не повезло с женихом. — Судя по всему, Лаиса поднимала эту тему не первый раз. — Мало того что небогат, так ты ему еще и неинтересна. Вспомни, три дня назад мы шли из церкви и встретили его с твоим Форезе. Так он тебя даже не узнал.
— Потому, что смотрел в другую сторону, — невозмутимо ответила Джемма.
Подруга пристально посмотрела на нее:
— Это называется: выдавать желаемое за действительное, дорогая. Ты же видела, как они нас поприветствовали.
— В таком случае, чем ты недовольна? — пожала плечами дочь Донати. — Поприветствовал — значит узнал. И вообще, позаботься лучше о себе. Вся Флоренция судачит о твоих тайных ночных свиданиях.
Лаиса, вспыхнув, быстро проговорила:
— Это жених мой, мы обручены, просто никто не знает.
— Вот и плохо, что знают о тебе не то, что нужно. — Решительным движением Джемма взяла с блюда последнюю виноградину и с аппетитом съела. — А он еще и не здешний. Сделает тебе ребенка и поминай, как звали!
— Ты... ты злая! — Лаиса схватила пустое блюдо, неубедительно замахнулась, но решила перевести дело в шутку. Ссориться не хотелось — тогда пришлось бы лишиться подарков, которые дочка мессира Донати нет-нет да и посылала подруге. Сославшись на недотканный гобелен, Лаиса ушла.
— Кариссима, пойдем домой, не застудилась бы ты, земля сегодня сырая. Да и патер скоро вернется.
— Мне нужно с ним поговорить, — отозвалась девушка, проворно вставая.
Услышав приближающийся стук копыт, Джемма спряталась в простенке у входной двери. Она умела определять настроение отца по походке, это очень помогало не попадать под горячую руку.
Сегодня шаги звучали четко, но не топали. Это значило: старший Донати доволен жизнью, не утомлен и не разгневан. Подождав, пока он умоется с дороги и пройдет в комнату, дочь сбегала к себе за рукоделием. Она уже вторую неделю вышивала букет роз.
— Отец, могу я показать вам? — Девушка протянула ему рамку с вышитой картиной. Манетто долго смотрел. Ему очень понравилось. Правда, не красота роз, а количество стежков, которые пришлось сделать дочери. Трудолюбива и упорна, это хорошо.
— Ты достойна похвалы. — Он погладил ее по голове. — Иди к себе.
Джемма не уходила.
— Ну что там у тебя? Говори.
— Отец... Мне уже девятнадцать и я обручена. Когда вы считаете, будет свадьба?
— Торопишься замуж?
— Не тороплюсь, просто хочется знать.
— Живи спокойно, пока Бог позволяет. Чует мое сердце, наплачемся мы с этим твоим женихом.
28. Нобили (от ит. nobilt& — дворянство) — так в Северной и Центральной Италии называли аристократов.