Глава шестая
ВТОРОЙ КРУГ
В аниме «Ад Данте» Данте неоднократно совершает предательские поступки. Он не только изменяет беременной от него Беатриче, но и допускает гибель ее брата Франческо, которому обещал защиту и покровительство. Зачем создатели мультфильма придали главному персонажу столько негативных качеств? Может быть, затем, чтобы приблизить его к главному предателю на свете — Люциферу? У них ведь должно быть что-то общее. Не случайно в финале аниме дьявол предлагает Данте сотрудничать чуть ли не на равных, но герой не соглашается. Все-таки наше общество еще в достаточной мере чтит христианские ценности, пока еще невозможно менять местами добро и зло. А насчет предательства… Апостол Петр трижды отрекался от своего Учителя, но это не помешало Христу принять его глубокое раскаяние, простить и сделать одним из первоверховных апостолов.
Вернемся к юноше по имени Франческо. Таковой действительно имелся, но не в семье Беатриче. Он был братом Данте и спасать его поэту приходилось неоднократно, правда, не от смертельных опасностей, а от собственного разгильдяйства. Братец вырос транжирой и любителем азартных игр. Нашему герою приходилось проявлять большую твердость в воспитании юного шалопая, одновременно оплачивая его обучение.
* * *
сильно влиял отец на его мироощущение. Как часто он совершал поступки ради того, чтобы чувствовать себя непохожим на старого Алигьеро. Даже не пил вина его любимого сорта, стараясь убедить себя, что оно невкусное. И до отъезда в Болонью Данте старался как можно реже бывать дома, избегая разговоров с патером, который под старость стал крайне словоохотлив. Более того, он, наконец, будто заметил первенца и постоянно лез с нравоучениями, ставя в пример личные достижения. По правде сказать, — крайне сомнительные. Пол-Флоренции хихикало над неудачными обменными операциями Алигьеро Алигьери. К тому же он раньше срока продавал залоги своих должников. Однажды ему пришлось две недели прятаться в пригороде от разъяренного рыцаря, пришедшего выкупать свою особо ценную реликвию. Только неожиданная смерть клиента спасла положение.
Старый Алигьеро угнетал сына каждым своим словом, каждым жестом, постоянно пытаясь навязать ему свою порочную систему ценностей. Юноша задыхался от его назойливости, оттого и возникали время от времени преступные фантазии о смерти родителя.
И то же время отец был для Данте своего рода моральной опорой, так как он самоутверждался, отрицая то, что ценил Алигьеро. Теперь, когда старика не стало, он чувствовал себя потерянным.
Он медленно шел по знакомым улочкам, стараясь оттянуть момент возвращения домой. За крышами уже мелькала гордо поднятая рука башни дворца Тосиньи. А вот и Меркато-Веккьо. Сегодня не базарный день, площадь пустынна, только воробьи скачут, внимательно осматривая мостовую в поисках просыпавшегося зерна. Данте вспомнил детство, свою глупую игру в мироздание и Луция с его птицами. Каким же значительным тогда казался обычный городской сумасшедший!
— Данте, это ты?!
эти полтора года!
— Наша мама так ждет тебя, ты же теперь глава семьи, — сказал он, поравнявшись со старшим братом и во все глаза его разглядывая. — Расскажи: а правда в университете студенты главнее профессоров?
— Неправда. Студенты могут лишь выбирать, у кого учиться.
— А вы кричали звериным криком перед началом учебного года? Мне об этом говорили.
Данте усмехнулся:
— Наверное, тебе рассказывали о каком-то другом университете. В Болонье подобной дикости не водится.
Братья уже вошли в дом и поднимались по лестнице, под которой оба когда-то прятались от отцовского гнева. На шум выглянула мадонна Лаппа в траурном одеянии.
— Ты приехал! — Она с надеждой посмотрела в глаза пасынку. Впервые в жизни. Раньше ему не удавалось поймать мачехиного взгляда — она всегда устремляла его на мужа. — Отец оставил много неразрешенных дел. Тебе нужно их закончить… ну и разобраться, как вообще вести подобные дела.
— Это еще зачем?
— Разве ты не собираешься продолжать? Осталось столько полезных связей…
— Нам ведь деньги понадобятся. Ты еще университета не окончил, Франческо надо учить, Гаэтану придется замуж выдавать. Кстати, ты не подумал, за кого ее просватаешь?
— Я?
— Отец не успел, — вздохнула мадонна Лаппа, — ты знаешь, он болел в последнее время. Кстати, тебе нужно нанести визит семье Донати. Ты не забыл о своей невесте?
Разумеется, он помнил о факте существования Джеммы, но не саму девушку. Он даже не узнал бы ее на улице. Когда Алигьеро ходил договариваться с ее отцом, Данте ждал его во внутреннем дворике. Он видел каких-то маленьких девочек, кажется, ему даже показывали, кто из них его невеста, но он не запомнил.
— Не много ли для начала? — поинтересовался он у мачехи. — Не будет ли более благоразумным вначале заняться приведением в порядок дел?
— А женитьба разве не дело? — удивилась мадонна Лаппа. — Дело, да еще какое! Донати просто спасение для нас — они очень зажиточные, чем скорее наши семьи соединятся, тем лучше. Но я совсем заболтала тебя, проходи скорее к столу.
Пасынок, пробормотав что-то нечленораздельное, начал подниматься на верхний этаж, где находилась его бывшая детская.
После долгой отлучки комната показалась ему странно маленькой. На столе лежали нераспечатанные письма. На верхнем виднелась подпись «Донати». Что еще за новости? Разве он обязался жениться в какой-то определенный срок?
Чувствуя, как внутри вскипает гнев, Алигьери вскрыл письмо и увидел сонет. Троюродный брат его невесты по имени Форезе предлагал свою дружбу. Он узнал от общих знакомых об удачных поэтических опытах Данте и решил познакомиться с будущим родственником поближе. Стиль послания напоминал веселую студенческую пикировку. Форезе в стихах предлагал Данте пройтись вместе по злачным местам Флоренции, но опасался, что будущий нотариус испортит обувь, ибо боится жира, который может испортить важные документы, и не намажет свои сапоги, как это делают все нормальные люди. Алигьери, развеселившись, присел за стол и накатал ответный сонет — еще более заковыристый и безумный — на тему полноты Форезе, о которой узнал из послания.
«Душа моя преисполнена беспокойством о тебе, о будущий друг, — написал он под стихами, — ведь злачные места бывают порой невероятно узки. Немало смелых искателей приключений застревают, пытаясь проникнуть в долины земных наслаждений. Им приходится пребывать в этом жалком состоянии многие дни, ожидая, пока какой-нибудь добрый горожанин не вытащит их, будто затычку из кувшина, или пока они не исхудают вследствие вынужденного воздержания от пищи».
Посмеиваясь, он сложил листок и позвал слугу, приказав ему немедленно отнести послание в дом Донати. Тут же откуда-то появилась повзрослевшая Гаэтана.
— Братец приехал!
Походила вокруг, поспрашивала о болонской моде — как будто брат ездил учиться не на факультет правоведения, а в портновский цех.
— Мода как мода. Уж не как во Флоренции — с сосцами напоказ.
— А сам? Не успел приехать — уже записочки посылаешь!
Данте не удостоил сестру ответом.
Слуга скоро вернулся со встречным посланием. Форезе приглашал будущего родственника в гости — помянуть старого Алигьеро за стаканом доброго вина. Повод — достойнее не придумаешь. К тому же заодно можно было исполнить долг чести, навестив невесту и ее родителей. Наскоро перекусив мачехиной стряпней, он отправился знакомиться.
Форезе оказался толще самых карикатурных предположений. Его жирное тело так и норовило выползти из весьма обширного кафтана. Впрочем, чему удивляться? Ел он, можно сказать, без перерыва. Знакомясь с Данте, успел умять полтарелки засахаренных фруктов. При этом он носил прозвище Биччи, что значит «Башенка».
души. Чаша следовала за чашей. Наконец Данте вспомнил о своей невесте.
— А разве вы еще не обручены? — удивился Форезе.
— Мне только восемнадцать, — возмутился Данте, — уж не хотите ли вы сказать, любезный друг, что уже пресытились нашей едва родившейся дружбой и хотите избавиться от меня, пихнув в объятия вечно ворчащей жены?
Форезе захохотал так, что складки жира пустились в пляс.
— О нет, почтеннейший! Противопоставляя нашу дружбу всему иному как драгоценнейшее сокровище, я желаю сохранить ее исключительно бережным и заботливым к ней отношением. Горячее чувство к вам все же не позволяет мне обойти молчанием следующий факт: обручение — не цепь, а скорее кость, которую можно кинуть кровожадному Гименею, дабы он оставил тебя в покое на некоторое время.
— Да ну?! За это следует выпить еще одну, особую чашу.
... Ближе к вечеру, когда Данте ощутил полную гармонию с миром и возлюбил нежной братской любовью свою малознакомую невесту, приятели пошли наносить визит. Их встретил старый Манетто Донати. Познакомившись с будущим зятем заново, он настоятельно посоветовал тому оставить дурную компанию, то есть — Форезе. Толстяк скроил обиженное лицо, но спорить не стал. Позвали Джемму. Данте изо всех сил пытался запомнить ее лицо, а то, не дай бог, встретит на улице и не поздоровается. Тут и до вендетты недалеко.
Невеста была еще подростком, но обещала стать симпатичной. Жених вытащил кольцо, купленное для этой цели еще старым Алигьеро, вручил, сказав цветистую фразу. Джемма заученно улыбнулась, потом напустила на себя страшно надменный вид, и Данте потерял к ней интерес. Некоторое время он провел, беседуя с ее отцом, после чего Форезе потащил своего будущего родственника гулять по городу.
Выпитое вино придавало знакомым улицам неземной оттенок, оранжевые лучи заката, преломляясь в тихих водах Арно, усиливали нереальность пейзажа. Молодые люди шли, перебрасываясь стихами. Пытались ерничать, но красота, разлитая вокруг, подчиняла себе их мысли. Наконец, устав, они замолчали. Каждый думал о своем. Данте представлял себе, как он будет вести дела семьи, писать стихи, а через несколько лет женится на этой симпатичной... как ее там... Как раз она подрастет.
— О, это же молодой Алигьери! — послышался чей-то смутно знакомый голос. — Ну, здравствуй!
Данте, еще пребывая в своих мыслях, машинально поклонился. И вдруг задрожал, словно пронзенный молнией. На него смотрели глаза, которые он так часто видел во сне и не хотел в этом признаваться. Глаза девочки из далекого майского праздника 1274 года. Она сильно изменилась за девять лет, но не узнать ее было невозможно.
Кровь загудела в голове, точно колокола собора Санта-Репарата. Он изо всех сил схватил себя за локти — чтобы не дать себе броситься к ней и заключить в объятия, но, видимо, тяжелое дыхание выдало его. Беатриче смутилась, растерянно оглянулась на сопровождавших ее дам. Положение спас Форезе, который начал нести веселую, ни к чему не обязывающую чепуху. Дамы заулыбались. Она тоже успокоилась, даже смеялась над шутками. На прощание одарила Алигьери благосклонной улыбкой.
Когда женщины скрылись в переулке, Данте разрыдался, как ребенок.
— Бедная, бедная Франческа! — повторял он, яростно размазывая слезы по щекам.
— Какая еще Франческа? — удивился Форезе. — Насколько мне известно, ее зовут Биче. Биче Портинари. А, нет, уже не Портинари. Она недавно вышла замуж, не помню за кого.
— Я и говорю. Ужасная история. Франческа, дочь синьора Римини, она влюбилась в младшего брата своего мужа. Это ад, даже хуже ада, когда любимый постоянно рядом с тобой, а ты не можешь, ты должна быть с этим стариком — жестоким, непонимающим, чужим...
Исчерпав все слова, Алигьери бросился к замшелой стене и несколько раз ударился головой о камень. Форезе схватил его за плечи, сильно встряхнул:
— Ну-ка прекращай, дружище! Что-то вино пошло тебе не на пользу. Какие старики? Муж Биче Портинари в самом расцвете сил, насколько мне известно.
— А при чем тут Биче? Я вообще... ее почти не знаю и знать не собираюсь. Я имел в виду ужасную историю, которую слышал в Болонье. Только историю, ничего больше.
Форезе покачал головой, ничего не сказав в ответ.
***
Судя по всему, Форезе Донати, флорентийский поэт, принадлежащий к школе Рустико Филиппи, стал очень близким человеком для Данте. Хотя бы только поэтому трудно представить поэта совершенным изгоем в семье
Донати, а его брак с Джеммой полностью лишенным каких-либо чувств. Данте и Форезе часто встречались, проводя время в пивнушках, и к тому же постояно переписывались,обмениваясь стихами и каламбурами. Со временем шутки становились все более едкими и все менее пристойными. Возможно, это и послужило причиной взаимного охлаждения.
«Божественной комедии» Данте встречает своего рано умершего приятеля и собутыльника не в аду, а в чистилище. И очень сочувствует бывшему толстяку — за чревоугодие тот осужден на муки голода и выглядит изможденным. Общаются они при этом так же, как и на земле: ругают Флоренцию и ее распутных дам. Ругает в основном Форезе, а наш герой продолжает надеяться на встречу с Беатриче.