Поиск по материалам сайта
Cлово "GENESIS"
Входимость: 1. Размер: 28кб.
Входимость: 1. Размер: 65кб.
Входимость: 1. Размер: 38кб.
Входимость: 1. Размер: 29кб.
Входимость: 1. Размер: 27кб.
Входимость: 1. Размер: 66кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 28кб.
Часть текста: скандинавских народов, свидетельствующий о концепции судьбы, достаточно разработан, богат и детализирован и представляет исключительный интерес, но его понимание сопряжено с огромной трудностью. Состоит она в том, что эти сведения сохранились в исторических источниках христианского периода, когда первоначальное понятие судьбы в той или иной мере уже претерпело изменения, отчасти сближаясь с понятием божественного Провидения. Сказанное относится как к англосаксонским памятникам, записанным начиная с VII и VIII вв. («Beowulf»), так и к ранним немецким (см., например: «Heliand» и «Genesis»). Что касается скандинавских поэтических и прозаических текстов, наиболее интересных и информативных в этом отношении, то, отвлекаясь от рунических надписей, нужно констатировать, что они были записаны начиная с XIII столетия. Было бы наивным полагать, что восприятие судьбы осталось прежним в христианскую эпоху. По-видимому, можно предположить наличие в культурном фонде скандинавов разных смысловых пластов. В результате изучения понятия судьбы, как она переживалась в этой культуре, я хотел бы выдвинуть следующий тезис: судьба у германцев и скандинавов характеризуется существенной, неустранимой двойственностью и противоречивостью. В своем сообщении я попытаюсь, по необходимости кратко и тезисно, рассмотреть именно указанную диалектику, на которую современные исследователи, как правило, не обращают того внимания, какого она, вне сомнения, заслуживает. Заслуживает прежде всего потому, что многоплановость эта, как я полагаю, отличает представления о судьбе в Северной Европе от веры в судьбу у народов древности или у народов других культурных регионов в Средние века. 1. Схема мироустройства, рисовавшаяся сознанию германцев, представляет собой контраст обжитого и культурно...
Входимость: 1. Размер: 65кб.
Часть текста: должен быть, как постулат духа, - тем хуже для мира, да и нет вовсе такого мира, Дон Кихот не принимает мира, подобно Ивану Карамазову... Вячеслав Иванов. «Кризис индивидуализма» ПЛАН 1. Литературные источники «Дон Кихота». 2. Испания времен создания «Дон Кихота» - ситуация национального отрезвления. Жизнь Сервантеса - отражение переломной эпохи. 3. Первоначальный замысел «Дон Кихота» и причины его трансформации. 4. Построение характера в романе Сервантеса: a) типическое и исключительное, b) саморазвитие образов главных героев; c) формы воплощения народности; d) принцип пародии. 4. Сюжет-фабула и сюжет-ситуация. КОНСПЕКТ 1. Среди так называемых «вечных» образов: Фауста, Дон Жуана, Дон Кихота, последний занимает совершенно особое место – Сервантесу целиком принадлежит честь создания и фабулы его романа и образа главного героя. Поэтому Сервантес от лица вымышленного автора араба Сида Ахмета Бен-Инхали, утверждал в конце романа: «Для меня одного родился Дон Кихот, а я родился для него; ему суждено было действовать, мне – описывать; мы с ним составляем чрезвычайно дружную пару» (1976, т. 2, гл. LXXIY, с. 433). После многолетних поисков удалось найти лишь два незначительных произведения, фабула которых внешне напоминает фабулу романа Сервантеса: анонимную интермедию о крестьянине Бартоло, который помешался от чтения романсов, и новеллу Саккетти, в которой повествуется о старом флорентийском ткаче Аньоло, захотевшем вдруг поразить всех своим искусством на рыцарском турнире. Оба произведения имеют неясную датировку, и неизвестно, были ли они знакомы Сервантесу, хотя историк испанской литературы Рамон Менендес Пидалъ утверждает, что...
Входимость: 1. Размер: 38кб.
Часть текста: восходит, как известно, к «героическому преданию героической старины Северной Европы» [Ор. cit., 9]. Это сказание об Амлете. Шекспировской предшествовала другая пьеса о «Гамлете» («Ur-Hamlet»). До нас дошли лишь три упоминания о ней (1589, 1594, 1596). Но не сохранилось никаких документальных свидетельств, кто был ее автор (см., например, [Аникст 1966, 575]). Некоторые ученые полагают, что об ее содержании можно судить по дошедшему до нас тексту анонимной немецкой пьесы XVII в. «Наказанное братоубийство» (Der bestrafte Brudermord), опубликованной в 1781 г. (см., например, «Шекспировскую энциклопедию» О. Кэмпбелла [Campbell 1974], 286). Наиболее вероятным источником обеих пьес, равно как и, по всей видимости, «Испанской трагедии» Томаса Кида, принято считать повествование о мести Амлета, содержащееся в пятой книге «Трагических историй» (Histoires tragiques) французского писателя Франсуа Бельфоре (Francois de Belleforest, 1530–1583) [Bowers 1940, 85–89]. На рубеже XVI и XVII вв. книга Бельфоре (начиная с 1570 г.) выдержала «по крайней мере, десять изданий» [Bullough, {445} 1773, 11], а в 1608 г. рассказ Бельфоре об Амлете был переведен на английский язык и вышел в виде отдельной публикации в Лондоне под названием «История Гамблета» («Historie of Hamblet»). В плане передачи содержания «героического предания героической старины Северной Европы», т. е. собственно сказания об Амлете, повествование Бельфоре явилось всего-навсего посредствующим звеном: в основных фабульных моментах версия французского писателя совпадает с тем, что можно прочесть об Амлете в произведении датского хрониста Саксона Грамматика «Деяния данов» — Gesta Danoram (с. 1185 — ок. 1223; о дате создания «Деяний данов» см. [Friis-Jensen 1987, 11]. По сравнению с хроникой Саксона Грамматика Бельфоре лишь слегка изменил некоторые фабульные эпизоды, «главным образом наложив на них собственную...
Входимость: 1. Размер: 29кб.
Часть текста: однако, что основное внимание исследователей привлекает вторая половина и особенно последняя треть XVIII в. И это в определенной степени объяснимо. "В течение целого столетия со времени Реставрации творчество Шекспира расценивалось английскими критиками как художественно неполноценное" {Аникст А. Эдуард Юнг и его значение в истории шекспировской критики. - В кн.: Шекспировские чтения. 1976. М.: Наука, 1977, с. 140.}, и лишь в последнюю треть XVIII в. стал явственным перелом в отношении к Шекспиру. Такая эволюция в восприятии шекспировского наследия просматривается прежде всего в трудах критиков-эссеистов, редакторов и комментаторов сочинений великого поэта и драматурга. Между тем не меньший интерес представляет художественная практика виднейших писателей английского Просвещения, выразивших в романах и драмах, публицистике и письмах свое понимание творчества Шекспира и его значения для английской литературы. При всей необозримости мировой шекспирианы вопрос о рецепции Шекспира многими знаменитыми писателями эпохи Просвещения исследовался весьма неполно. Так, проблема, вынесенная в название предлагаемой статьи, ни разу не ставилась специально в шекспироведении; не рассматривалась она по-настоящему и в трудах о Генри Филдинге. Имени создателя "Истории Тома Джонса" не встретим мы и в крупнейшей антологии шекспироведческой мысли {Ralli Augustus. A history of Shakespearian criticism. London, 1932. V. 1, 2.}. Между тем в романах и комедиях, журналах и дневнике Филдинга можно прочитать очень четкое (хоть и по-разному выраженное) отношение к наследию Шекспира, столь важное для творческой эволюции самого романиста. Более того, в понимании и оценке Шекспира Г. Филдинг резко выделяется среди своих современников-литераторов 1730-1750-х годов. Начиная с Джона Драйдена и вплоть до середины XVIII в. критическое осмысление шекспировского...
Входимость: 1. Размер: 27кб.
Часть текста: где-то на периферии. Изгнанники, т. е., как правило, люди, объявленные вне закона, остаются за чертой устроенного и изображенного мира, оттого их удел так и страшен. Когда американский филолог и беллетрист Джон Гарднер написал роман на сюжет «Беовульфа», изобразив все происходящее с точки зрения чудовища Гренделя — а Грендель тоже своего рода изгнанник! — он не только перевернул ситуацию, но и сочинил, руководствуясь теми или иными соображениями, своего рода «антиэпос». Героиня древнескандинавских песней всюду остается образцовой эпической героиней; обреченный же на изгнание герой, заменивший действие песней, непременно должен быть поэтом. Скандинавские героические элегии не нарушают цельности эпического мира, напротив, они завершают этот мир, дополняя собой повествовательные песни о героях. Для всех эддических песней о героях остается в силе «опора на безличное непререкаемое предание, общезначимость оценки и точки зрения, исключающая всякую возможность иного подхода» [50]. Но поэт, ...
Входимость: 1. Размер: 66кб.
Часть текста: сугубо комическую сторону похождений и бесед Дон Кихота и Санчо Пансы, другой основан на представлении о том, что за внешним комизмом разнообразных ситуаций, в которых оказывается знаменитая пара сервантесовских героев, за авторской иронией и пародией на рыцарские романы скрывается серьезное, если не трагическое содержание, побуждающее читателя не столько смеяться над Рыцарем Печального Образа, сколько сострадать ему. Примером смеховой рецепции романа является реакция на него первых читателей - современников Сервантеса [1], а также всех последующих поколений - вплоть до конца XVIII века [2]. Примером второго (назовем его "осерьезнивающим") типа восприятия "Дон Кихота" могут служить чувства, вызванные чтением романа в юном Генрихе Гейне: "Я был ребенок, и мне неведома была ирония, которую Бог вдохнул в мир, а великий поэт отразил в своем печатном мирке. Я проливал горькие слезы, когда благородному рыцарю за все его благородство платили только неблагодарностью и побоями; и так как я, неискушенный в чтении, произносил каждое слово вслух, то птицы и деревья, ручей и цветы слышали все, и так как эти невинные создания природы, подобно детям, ничего не знают о мировой иронии, то и они также принимали все за чистую монету и проливали вместе со мной слезы над страданиями несчастного рыцаря... Рыцарь Дульсинеи поднимался все выше в моих глазах и все больше завоевывал мою любовь по мере того, как я читал удивительную книгу..." [3]. Чувства Гейне, тешащего "свое юное сердце доблестными приключениями отважного рыцаря", непосредственно вписываются в контекст романтического мировидения. И впрямь: именно романтики, прежде всего йенские, в корне...