Литература средних веков и возрождения. Поиск по текстам материалов сайта. Cлово "LOCI".

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 5. Размер: 55кб.

Часть текста: выпуск 31. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2003. С. 11-30 http://anthropology.ru/ru/texts/bondarko/paradise_01.html Изучение мотивов сада и рая в немецких мистико-дидактических трактатах зрелого и позднего Средневековья (XIII-XIV вв.) связано с вопросом не только об их символических значениях, но также об их роли в структуре текста и взаимодействии с его коммуникативной интенцией. Статья посвящена рассмотрению этой проблемы на материале первого крупного памятника на средневерхненемецком языке, имеющем в своем названии слово «сад». Речь идет о трактате “Geistlicher Herzen Bavngart” [2] («Сад духовных сердец» [3] — далее СДС) — сборнике духовных назиданий, написанном в Аугсбурге в конце XIII в. учениками немецкого францисканского мистика Давида Аугсбургского (ок. 1200-1272) (их имена неизвестны). Произведение состоит из 213 глав, преимущественно прозаических. В первых двух стихотворных главах обосновывается аллегорический смысл названия произведения. За пределами введения мотив сада в СДС встречается редко: в главах 110 «Одно хорошее желание» (“Ein gvt wunsch”) и 176 «Нежная речь об Иисусе Христе, и [о том], как мы должны сохранить для него сердце» (“Ein zart rede von Ihesu Cristo, vnd wie wir im daz herze schon behalten”), а также в кратком стихотворном заключении. Вначале несколько замечаний о значениях сада и рая в западноевропейском средневековом богословии. Как известно, средневековая христианская традиция заимствовала образ сада из ветхозаветных текстов: из книги Бытия «И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке; и поместил там человека, которого создал» (plantaverat autem Dominus...

Входимость: 3. Размер: 98кб.

Часть текста: communes) "Общие места" в эддической поэзии весьма разнообразны и с трудом поддаются систематизации. Их можно, однако, разделить на две большие группы - формульные выражения, специфические для прямой речи действующих лиц, и общие места чисто повествовательного характера (хотя бы повествование велось не от "автора", а от одного из действующих лиц). Первая группа широко представлена в гномико-дидактических песнях (в которых прямая речь занимает исключительное место), но также и в собственно эпических. Большинство формульных выражений этой первой группы непосредственно отражает традиционные формы речи, соответствующие различным моментам "ритуализованного" поведения - вопрос об имени-отчестве при первой встрече, вопрос о новостях, приказ сыну или слуге обслужить гостей или выполнить поручение, приветствия, клятвы и перебранки (последние составляют специфический жанровый элемент, занимающий в "Эдде" большое место) и т. п. 1) Вопросы об имени и ответы (Hver er, hvat er - см. Приложение). В ряде песен вопрос об имени-отчестве является зачином. В эддической поэзии эти формулы встречаются и в гномико-дидактических, и в протодраматических, и в эпических песнях. Аналогичные вопросы и соответствующие ответы у других народов часто встречаются именно в собственно эпическом творчестве. Не говоря уже о "Песне о Хильдебранде", они широко представлены в русских былинах, в эпосе тюркских народов и др. 2) Приказ сыну или слуге: Ristu nú, Scirnir (Skm 1) upp, ristu þacrádr þroell minn inn bezti (Vkv 39). Встань, Такрад, слуга мой лучший! Ristu,...

Входимость: 2. Размер: 45кб.

Часть текста: di Storia Napoletana, Napoli, 1908 и содержащую подробную историю государей Анжуйского дома, а также R. Caggese, Roberto d'Angio e i suoi tempi, 2 vol., Firenze, 1922—1930 и громадное исследование Е. G. Leonard, Histoire de Jeanne I, reine de Naples, comtesse de Proveuce, из которого пока вышло 3 тома, Paris, 1934—38. Из русских работ, кроме уже устаревшей работы Н. Осокина, Неаполитанские государи в XIV в., Ученые записки Казанского университета, 1873, № 1 — 2,—необходимо упомянуть статью А. Н. Веселовского, Король— книгочий, Журн. Мин. Нар. Проев., 1890, № 10. 2. Цитирую по названной выше работе G. de Blasiis, Racconti, стр. 224. 3. Там же, стр. 282. 4. Для Рима XIV в. основная литература та же, которая названа в примечании 3 к главе II. Кроме того нужно указать ряд статей М. Antonelli: I) La dominazione pontificia nel Patrimo nio negli ultimi venti anni del periodo avignonese, Archivio d. R. Soc. Romana di Storia, Patria, Vol. XXX, fasc. Ill—IV, 1907; 2) Viccende della dominazione pontificia nel patrimonio di S. Pietro in Tuscia della traslazione deila sede alia Restaurazione dell'Albornoz, тот же журнал, vol, XXV, XXVI, XXVII, 1902-4; 3) Nuove ricerche per la storia del patrimonio del 1321 al 1341, тот же журнал N. S., vol. 1, 1935, а также работы, Е. Dupre Theseider, I Papi d'Avignone e la questione romana, Firenze, 1939; G. Tellenbach, Beitrage zur kurialen Verwaltungsgeschichte im 14 Jahrh., Quellen .jnd Forschungen., 24, 1933; G. Ermini, 1 Parlamenti dello Stato della Chiesa delle origini al Periodo Albornoziano, Roma, 1931; G. Mollat, Contribution a l'Histoire de l'administration judiciaire de l'Eglise romaine au ...

Входимость: 2. Размер: 64кб.

Часть текста: значении этого позднейшего термина — собственно, первой автобиографией как таковой в истории культуры 4 . Вместе с тем, смысловой состав личного Я здесь выглядит до крайности непростым и озадачивающим. В зачине Петрарка обещает удовлетворить любознательность будущего читателя: «И вот, может быть, ты пожелаешь знать, что за человек я был* (quid hominis fuerit)...» 5 . В самую точку. Спустя 600 лет мы впрямь этого очень желаем. Знать, что за человек был, допустим, Шекспир, было бы невероятно любопытно, но ведь не обязательно. Знать же о Петрарке — «человеке» необходимо потому, что это относится к предмету и существу самих его (по крайней мере, наиболее значительных) сочинений. Здесь кроется некая проблема исторической поэтики. Но... Кто рассчитывал бы найти в письме потомкам вослед объявленному Петраркой намерению какие-либо непосредственные и живые подробности, что-нибудь индивидуально окрашенное, — того, как известно, ждет, в общем, полное разочарование. По первому впечатлению трудно вообразить изложение, более сознательно сглаженное, сведенное на общие места в античном ли, в христианско-средневековом ли роде. Да, разумеется, это разочаровывает лишь сегодня, по гораздо более поздним меркам и на наш вкус... Однако ведь находим же вроде бы то самое, что ищем, столь любезную нам неповторимую пластику личной судьбы, яркую казусность, психологическую точность — у Аврелия Августина или у Абеляра? Хотя они-то писали ввиду надличных целей и соображений, сочиняли, по сути — не автобиографии. А вот у певца Лауры... Между прочим. Не только имя Лауры не названо, это-то не удивительно, ведь Петрарка вообще назвал его впрямую в...

Входимость: 2. Размер: 31кб.

Часть текста: анализ, описаний хулительных стихов (1). И все же они продолжают оставаться наименее изученным жанром скальдической поэзии. До сих пор хулительные стихи рассматривались преимущественно как объекты герменевтики и комментирования вне того культурного, а часто и текстуального окружения, в котором они функционируют. Исходя из предположения, что скальдические висы значительно древнее, чем саги, цитирующие их, исследователи изучали поэтические фрагменты в изоляции от непосредственного контекста как независимый корпус стихов, представляющих собой реликты хулительной поэзии. Анализ контекстов саг затрудняется и тем обстоятельством, что их авторы проявляют крайнюю осторожность во всем, что связано с нидом, часто заменяя цитирование прозаическим пересказом. Напротив, те хулительные стихи, которые все же приводятся в сагах, обычно не называются "нидом" (используются слова: kviðlingar – "стишки", visa – "виса", lausavísa – "отдельная виса", flím, flimtan – "насмешка"). Это обстоятельство на первый взгляд свидетельствует о нечеткой жанровой отграниченности хулительных стихов в представлении самих древних скандинавов. Для современных исследователей дополнительные трудности в определении жанровых границ создаются и непонятностью многих содержащихся в стихах намеков, и сложностью отделения шутки от...

Входимость: 2. Размер: 33кб.

Часть текста: Едва ли не для каждого медиевиста или историка средневековой литературы знакомство со Средними веками начинается с «Песни о Роланде». Казалось бы, и сама «Песнь…», и все, что ее окружает, достаточно изучены и ничего нового в этой области открыть уже невозможно. Однако до нашего времени сохранились отнюдь не все существовавшие варианты ее текста. Как известно, «Песнь о Роланде» представляет собой классический образец старофранцузской chanson de geste - «песни о деяниях». Обычно chansons de geste имеют весьма различный объем и состоят из строф или тирад неравной длины (от 5 до 40 десятисложных стихов, связанных ассонансами). В более поздних редакциях песен, начиная с конца XII в., ассонансированные стихи сменяются строгими рифмами.[1] Обычно выделяют три основных «жесты»: «жеста короля», «жеста Гарена де Монглан» и «жеста Доона Майнцского». «Песнь о Роланде» входит в «жесту короля», объединенную фигурой Карла Великого, в образе которого, по мнению советских литературоведов, объединились он сам, его дед Карл Мартелл и его внук Карл Лысый.[2] В эту «жесту» также входят сказания о юности Карла («Майнет») и описания многочисленных и, зачастую, невероятных подвигов его и его верных паладинов, знакомых нам по «Песни…»: Роланда, Оливье, Ожье Датчанина и других (в частности - эпическое сказание «Паломничество Карла», повествующее о путешествии Карла в Константинополь и его приключениях там). В вопросе о датировке...

Входимость: 1. Размер: 35кб.

Часть текста: и переходит, не теряя телесного выражения, в тему исторической смерти и обновления: сожжение рыцарей, превращение смерти и войны в пир, развенчание короля Анарха и т.п. Строго говоря, как эта ни парадоксально звучит, перед нами – развернутое ругательство: весь мир показан как чреватая и рождающая смерть. В народно-праздничной карнавальной атмосфере, в которой строились образы Рабле, бранные выражения были искрами, разлетающимися в разные стороны от того великого пожара, который обновлял мир. Недаром на празднике огня – «moccoli» – и звучало у каждой потушенной свечки «Смерть тебе!» с радостной интонацией. Нужно сказать, что форма веселой брани, веселых проклятий, веселого срамословия космических сил, имевшая первоначально культовый характер, в последующие эпохи играла существенную роль в системе образов, отражавших борьбу с космическим и всяким страхом перед высшим. Ведь древнейшая обрядовая брань и осмеяние были именно бранью и осмеянием высшей силы – солнца, земли, царя, полководца. Это осмеяние сохранялось еще в площадной праздничной брани эпохи Рабле. Одним из очень важных источников гротескного образа тела были формы площадной народной комики. Это – большой и разнообразный мир; мы можем коснуться его здесь лишь бегло. Все эти bateleurs, trajectaires, theriacleurs и т.п. были гимнастами, фокусниками, шутами, вожаками обезьян (животные, гротескно травестирующие человека), продавцами универсальных медицинских средств. Мир культивируемых ими комических форм был ярко выраженным телесно-гротескным миром. Ведь и сегодня еще гротескное тело полнее всего сохранилось в балаганах и отчасти в цирке. К сожалению, формы французской народной комики нам лучше знакомы по более поздним явлениям (начиная с XVII века), когда...

Входимость: 1. Размер: 122кб.

Часть текста: в них разобраться, опять-таки необходимо возвратиться к варварской эпохе и посмотреть, каково было тогда восприятие времени. В аграрном обществе время определялось прежде всего природными ритмами. Календарь крестьянина отражал смену времен года и последовательность сельскохозяйственных сезонов. Месяцы у германцев носили названия, указывавшие на земледельческие и иные работы, которые производились в различные сроки: "месяц пара" (июнь), "месяц косьбы" (июль), "месяц посева" (сентябрь), "месяц вина" (октябрь), "месяц молотьбы" (январь), "месяц валежника" (февраль), "месяц трав" (апрель). При Карле Великом была даже предпринята попытка ввести эти названия в официальный календарь. Однако замысел оказался неудачным, так как в разных районах Германии эти названия прилагались к разным месяцам; так, "месяцем пахоты" называли где август, а где март и апрель [1]. У скандинавов май именовали "временем сбора яиц", а также "временем, когда овец и телят запирают в загоне"; июнь - "солнечным месяцем", "временем перехода в летние хижины" (то есть выгона скота на луга), октябрь - "месяцем убоя скота" (это название в шведском языке сохранилось до сих пор), декабрь - "месяцем баранов" или "месяцем случки скота" [2]. Лето называли временем "между плугом и скирдованием" [3]. У германских народов слова tid, timi не были связаны с представлением о точности и обозначали, скорее, времена года, периоды неопределенной, более или менее значительной длительности, и лишь изредка - более краткие отрезки времени - часы. Вместе с тем слово ar имело два основных смысла: "год"; "урожай", "изобилие". Год, вообще время - не пустая длительность, но заполненность некоторым конкретным содержанием, всякий раз специфическим, определенным. Показательно, что эти понятия выражали не линейное направление времени (из прошлого через настоящее в будущее), а, скорее, круговращение его: tid (ср....

Входимость: 1. Размер: 27кб.

Часть текста: 17-го века в Дон Кихоте из рыцарских романов сложили костер, они вышли из моды и их не читали, прежде, однако, в веке 16-ом, это действительно была процветающая, заполонившая книжный рынок проза. Так что даже если бы Сервантес на счет рыцарских романов не обмолвился ни словом, для специалистов громкая популярность такого рода чтения все равно не составила бы тайны. У этой непонятной популярности были свои веские причины. Но для того чтобы попытаться в них разобраться, нужно немного отступить назад от той поры, о которой пойдет речь. Всякое время на свой лад управляется с жизнью. Этот организующий лад, т.е. представления о важном и незначительном, хорошем и плохом, должном и непозволительном, возможном и несбыточном, что-то вроде идеальных умственных координат, с помощью которых человек ориентируется в пространстве жизни, у каждого времени свой. Был такой лад, такие координаты и у длительного временного периода, называемого средневековьем. Об этом написано множество книг. Но поскольку применительно к нашей теме нам интересны только некоторые особенности средневековья, мы ограничимся очень коротким рассуждением: первостепенным в средние века считалось то, что причащало человека вечному и общему, небесам и коллективу[1]. Средневековый человек всегда был во что-то включен, он входил во всевозможные объединения и корпорации и, даже будучи пустынножителем,- как замечает исследователь - никогда не пребывал в духовном одиночестве, представляя не себя, а племя пустынножителей[2]. Человеку средневековья, сколь угодно выразительному и своеобразному по характеру, не приходило в голову судить о вещах «со своей колокольни»,...

Входимость: 1. Размер: 68кб.

Часть текста: Биллановича, Дж. Мартеллотти, Э. Уилкинса и др., — можно попытаться поставить новые вопросы или иначе подойти к некоторым проблемам, традиционным для петрарковедения. Обзоры новейшей литературы и библиографию относительно Петрарки и его эпистолярия см. у Р. Феди (р. 132—167) и в книге: Guarneri S. Francesco Petrarca e l'epistolario. Poggibonsi, 1979. P. 92-116. 2 Bosco U. Francesco Petrarca... P. 111-112, 116. 3 «Rerum senilium liber explicit. Amen. In originali sequitur: Incipit XVIII. Posteritati. De successibus studioram suorum.» См.: Dotti U. Vita di Petrarca. Bari, 1987. P. 431. 4 Принятый в России перевод названия диалогов («Тайна» или «Моя тайна») неудачен, отдает чем-то внешне-фабульным. Лучше переводить «Secretum» как «Потаенное» или «Сокровенное» («De secreto conflicto curarum meum», т. е. «О сокровенном борении моих забот», см. ниже по изданию: Francesco Petrarca. Secretum / А сига di E. Carrara. Torino, 1977). Петрарка захотел создать по примеру бл. Августина — «который средь тысяч и тысяч всех мне дороже» — на собственный лад «pietatis opus», открыв отеческому вразумлению и ободрению воображаемого исповедника то, что обретается «in secretiorem loci partem». Понятно, что смысл исповеди состоит как раз в том, чтобы раскрыть сокровенное, вывести наружу потаенное. Поэтому название сочинения Петрарки указывает не на «тайну», а, напротив, на то, что, хотя и кроется под спудом души и жизни, но непременно должно быть добыто, осознано, открыто. Какая же может быть «тайна» в присутствии Истины?! «Сладость» записанной очистительной беседы (ex collocutione) о сокровенном с бл. Августином — «в резком, неподкупном свете...

Поиск по материалам сайтаCлово "LOCI"

Поиск по материалам сайта
Cлово "LOCI"